Сто пятьдесят - Ленинской Теме

Владимир Костров

Т Е М А

Как солнца яростное тело
в ночном окне,
явилась Ленинская Тема
опять ко мне.
От потребительской кошелки
и круглых фраз
вновь потянуло к мудрой щелке
усталых глаз.
Не к мавзолейному надгробью
в конце судьбы,
а к планетарному надбровью
его борьбы.
Клевещет творческая малость,
вещает злость:
«Не удалось! Не состоялось!
И не сбылось».
Не все, конечно, устоялось,
не все сбылось.
Но, говорю я, СОСТОЯЛОСЬ
и удалось!
На трассах, в городах, в селеньях,
на авеню
вы говорите сами «Ленин»
сто раз на дню.
И сколько б накипь ни полчилась,
не справит пир.
Иным уж, что бы ни случилось,
пребудет мир.
В глухом, утробном притязанье
пустых невежд,
в металогическом сознанье
пробита брешь.
В системе, вечною считавшей
себя вчера,
в той денежной системе страшной
сквозит дыра.
В морали подлой и стервозной
который год
его ученье грозный воздух
со свистом рвет.
И перевернута страница
былой главы.
Нам в «ДО» уже не возвратиться:
мы будем «В».
В нем, в нем. В подвижном постоянстве
Его судьбы.
И несжимаемом пространстве
Его борьбы.

(Не позже 1983)

Егор Самченко

Л Е Н И Н

А вы-то что Ленина любите?
Не с вами, не с вами стоит
Духовный хрусталь-монолит.
Он будет, а вы не будете,
Хотя и на вас глядит.

Со мной согласится сосед.
А дверь не откроет, нет.

Так сколько там из расчёта
На знаменатель народа,
Сколько там революций
На русскую дробь мужика?

Единственный этот случай
Не упустила рука.

Я знаю, что ложь от рабства,
Свободен! И потому,
Если слегка разобраться,
Не вам было сказано «здравствуй»,
А времени моему.

Всё тот же знамения стяг,
И свыше впечатался шаг!

Не ради вас он действительно
Там, где лежит, стоял.
Не ради вас он мучительно
В последний раз умирал.

Жалею! Жалею слезой
И грозовой водой.

За что Шагинян восславили?
За то, что жрица была,
Что вещи с ней разговаривали.
Со всею тоской угла,
Как девочка, умерла.

А вас-то любить за что?
За лайковые пальто,
За эти слегка духовные
«Берёзки» комиссионные,
За эти в мешках интересы,
Завязанные в узлы?

За то, что вы - бесы, бесы,
Те самые, заоконные,
И кровью души веселы,
Как звонкие комары?

За то, что слегка картавите
И ширмою прикрываете
Хоботы губ своих?

За то, что венки возлагали,
А всё же перекопали
Могилы героев моих?
В Воронеже. Знаю лично.
Что же, что не типично,
А больно мне это знать
И криком Кольцова дышать!

За что? За то, что зеваете
В ответ на печаль мою
И дачу перекупаете?
Червонец условно даю.

Не с вами, не с вами, простите,
Стою головой в зените.

И это вдоль транспаранта,
Вдоль на который смотрю,
Считайте, что пропаганда, -
Это я вам говорю!

.  .  .  .  .  .

Я слезу объяснять не намерен
И, как стяг, отдаю ей честь.
Всё случилось уже, есть Ленин -
Гений дела, которое есть.
Всё понятно! Всё сказано. Всеми.
Гром речей, полушёпот, вражда.
Он молчит, он задумчивый, Ленин,
Он - деревни, он - города.

Почему так случилось вскоре,
Что в Москву он переезжал
И, как будто припев истории,
Русский звук её повторял?

В Мавзолее ни разу я не был,
Лишь глядела, поддавшись, душа
На высокое - с облаком - небо,
На упругий, пружинящий шаг.
Всё мне кажется, нет уже силы
Там, в большом Мавзолее, лежать,
Но - лежит! Так угодно России -
Приходить и тайно молчать.
Словно тайно почувствует душу -
Что болело, переболит.
Я святой тишины не нарушу,
Но молчанье молчанью кричит:

И песчинка меня обидит,
Помогай удержать чело!
Всё мне кажется, слышит и видит,
И глядит на меня тепло.

.  .  .  .  .  .

Лоб Сократа, он повторяется,
Словно жизнь Пифагора, он -
Точка, всё, а глядишь - развивается,
Ибо начисто зла лишён.

И задумалось стихотворение
Всею кровью моей - о Ленине.

И ещё бы я уточнил,
Что всем телом он говорил.

Хлеба, воли! - ещё перечисли
На понятном мне языке.
Говорящее горло мысли,
Он стоит на броневике.

Я при самом неярком свете
Нарисую огнём строки
Бесконечно скромные эти
Непоходные башмаки.

А в тише кабинета он
Мной, как лампою, озарён.

Запрокинул голову рядом
И два пальца под мышки вонзил -
Стал как птица и точным взглядом
Русь и Гоголя уточнил.

Я в апреле, в апреле оканчиваю,
Слово я во рту поворачиваю
И стою по горло в снегу,
А иначе я не могу.

Был он ясный, а стал он светлый.
Он - защита моей чистоты,
Весь - от первой черты до смертной,
И до послесмертной черты.

(Не позже 1987)

(В вокально-электронной композиции использована запись речи В.И. Ленина.)

Источник: Стихи Ру 1, 2