Патриарх прозы, патриарх просто

Вспомним Перестройку – заключительный этап ползучей контрреволюции, начатой сразу после смерти Сталина.

Наша новая буржуазия, которая налилась соком и пошла в гору благодаря оппортунизму Хрущева и Брежнева, с восторгом смотрела, как шикарно живет ее старшая сестра – западная буржуазия. Смотрела и слюнки пускала от зависти. Нашу буржуазию, как ни крути, все-таки стесняли и ограничивали остатки Советской власти (хотя и изрядно разрушенной хрущевцами и брежневцами). Все-таки ей, когда она проворачивала свои подлые дела, паразитировала на социалистической экономике и грабила советское государство, приходилось оглядываться, изворачиваться, опасаться разоблачения. И нередко бывало так, что ее разоблачали, и власть рабочего класса ее по головке не гладила. Хотя, правду сказать, бывало и так, что спевшиеся, сросшиеся с нею и кормившиеся от нее государственные и партийные чиновники ее заботливо оберегали и не давали рабочему классу воздать ей по заслугам. (В чем и проявлялось все большее разрушение пролетарской диктатуры).

Однако на капиталистическом Западе дела буржуазии обстояли вообще блестяще. Там за паразитирование не наказывают, а превозносят. Там паразитирование считается самым почетным делом, а паразиты – самые уважаемые люди. Наша буржуазия захотела и для себя того же – захотела выйти из подполья и грабить уже в открытую, ничего не боясь и ни от кого не таясь. Ей хотелось, чтобы паразитирование превратилось в закон, в ее «священное право собственности». Чтобы она паразитировала – и ее за это не наказывали, а на руках носили, не мразью считали – а элитой нации.

И вот она принялась за работу – за подрыв и уничтожение Советской власти. А кто ей в этом активно помогал? Кто же еще, как не наша интеллигенция. Точнее, самая паршивая ее часть. Эта интеллигенция была пропитана высокомерием и презрением к трудовому народу. Она злобно зубоскалила о кухарках, которые, мол, смеют управлять государством, подразумевая под этим Советскую власть. Она воспевала контрреволюцию, которая должна положить конец «власти кухарок», то есть, рабочего класса, и привести к власти «культурных людей», то есть, новую буржуазию. И все смелее клеветала на ненавистную ей революцию, которая и дала возможность «кухаркам управлять государством».

И тут ей очень пригодилась знаменитая «слезинка ребенка», о которой писал Достоевский. Как она за эту слезинку ухватилась, как носилась с ней, как размахивала ею!

Это был такой подлый спектакль! Ворье и жулье, мечтающее усесться на шею народу и жить в свое удовольствие, закатывало истерику – как это, мол, российский пролетариат в семнадцатом году посмел так решительно разделаться со своими кровопийцами! Как это он посмел строить царство справедливости на слезе ребеночка!

А что мы видим теперь? Мы видим, что вся эта свора, которая тогда вопила про слезинку ребеночка – ныне обнаглевшая и обожравшаяся сидит на шее народа и разбухает от его крови. И не то, что слезиночки она не боится – а готова миллионы наших жизней положить, лишь бы сохранить это приятное и сытное для нее положение.

Писатель Достоевский своей «слезинкой» удружил богатым, грабителям, народным злодеям.

А «бедных людей», которым он вроде бы сочувствовал – Достоевский предал. Униженным и оскорбленным, о которых он столько сокрушался – Достоевский сделал зло, воткнул нож в спину.

Конечно, спору нет, Достоевский – великий писатель. У него есть произведения, пропитанные гуманистическим пафосом, правдиво раскрывающие всю бездну народного страдания и все ужасы унижения человеческой личности в классовом, несправедливом обществе. И его душераздирающие строки стали для многих сердец фитилем протеста, гнева и возмущения – значит, сыграли прогрессивную, революционную роль. И сам Ленин, марксист-диалектик, который ненавидел, возмущался реакционными, обскурантскими чертами Достоевского – при этом всегда признавал прогрессивный, гуманистический аспект его творчества.

Да – Достоевский действительно любил униженных и оскорбленных и сострадал им. Но он не имел четкой классовой позиции, и поэтому не был последователен в своей любви и сострадании. Он не пошел до конца, остановился на середине пути. Он хотел, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Или, говоря словами английской поговорки, которую любил Ленин – Достоевский был из тех, кто хочет сделать яичницу, не разбив яиц – он хотел счастья униженным и оскорбленным, но без борьбы против угнетателей.

Поэтому его сострадание помимо его воли очень часто превращалось в лицемерие. А знаменитая «слезинка ребенка» превратилась просто в крокодилову слезу фарисея, в обман и ложь.

Действительно, эта «слезинка» по своему лицемерию – что-то омерзительное. Представьте себе – приходит человек к «бедным людям», к «униженным и оскорбленным». И начинает распинаться – ах, вы мои бедные люди, ах вы, униженные и оскорбленные! Как же мне вас жалко! Какие же вы страдальцы!

Но вот униженные и оскорбленные вдоволь настрадались, нахлебались издевательств, наумывались кровавыми слезами. И больше уже не хотят. Они больше не хотят быть униженными и оскорбленными. Они решают восстать против тех, кто их оскорбляет и унижает. Они хотят добиться справедливости, покончить с гнетом и вернуть себе человеческое достоинство. И вот наш защитник униженных и оскорбленных хватается за волосы, начинает с ужасом восклицать: «Что вы! Что вы! Неужели вы захотите прибегнуть к насилию!? Неужели вы готовы построить ваше справедливое общество на слезинке невинного ребеночка!? … Опомнитесь!!! Остановитесь!!!»

Словом – наш сердобольный писатель сперва распинался над униженными и оскорбленными, оплакал их горючими слезами. А кончил тем, что призвал их покориться угнетателям – то есть, навеки остаться униженными и оскорбленными. Мол – терпите, раз уж такая вам выпала доля, страдайте - а я о вас посокрушаюсь, трогательно опишу ваши страдания. Тем и будьте довольны.

Но среди униженных и угнетенных нашлись такие, которых роль безропотной жертвы не устроила. Им не надо было, чтобы их оплакивали сердобольные писатели. Им нужны были – свобода, равенство, справедливость, счастье народа. И они послали ко всем чертям слезы плакальщиков – и решили идти до конца. Они стали революционерами.

И вот тогда наш сострадательный писатель их возненавидел! Он стал клеветать на них, чернить их и мазать грязью. Достоевский даже стал, как заправский кликуша-обскурант, называть их «бесами». И даже написал целый роман-пасквиль под таким же названием, в котором поставил себе цель – изобразить как можно более отталкивающе революционеров. (То есть, именно тех, кто на деле боролся за «униженных и оскорбленных»).

И еще - примечательно, что Достоевский вопрос о слезинке ребенка задавал только тем, кто дает отпор угнетателям, кто стремится построить общество справедливости. А вот тем, кто готов был лить как воду кровь угнетенных, чтобы сохранить общество несправедливости – им подобного вопроса Достоевский никогда не задавал. Он не спрашивал царей, Николая Первого и Александра Второго – почему они казнят революционеров? А как же, мол, слезинка ребенка? Видно, о слезинке ребенка полагается думать только тем, кто восстает против угнетения, кто хочет уничтожить крепостное право, самодержавие и частную собственность. А тем, кто, наоборот, давит восстание угнетенных, хочет сохранить самодержавие, крепостничество и частную собственность – им об этом думать не надо. Им можно по колено шагать в крови.

Еще одна деталь. Достоевский был одним из восторженных сторонников завоевания Константинополя. В своем «Дневнике писателя» он с упорством маньяка повторял, что «Константинополь должен быть наш». И даже дело до того дошло, что в воинственном воодушевлении наш «пацифист» стал делить шкуру неубитого медведя – мол, неправы те, кто говорит, что мы должны владеть Константинополем совместно с другими славянскими народами! Константинополь – наш и только наш, и никакие там другие славянские народы на него права не имеют!

Значит, что выходит? Пугает слезинкой ребенка революционеров, которые добиваются социальной справедливости. И сам призывает к массовому убийству, к рекам крови, к миллионам трупов. И для чего? – для того, чтобы взять Константинополь! То есть - чтобы помочь русскому самодержавию и русским помещикам поработить и ограбить новые народы. Вот за это можно положить без счету и русских и турецких солдат, осиротить без счету и русских и турецких детей. Когда надо помочь царю, помещикам и попам, заставить русских людей безропотно воевать за их интересы – тут уже и речи нет про «слезинку» ребеночка. А чуть только униженные и оскорбленные восстают против зверской несправедливости – вот тогда начинаются возгласы про слезинку, проповедь смирения и всепрощения, требования, чтобы жертвы по-христиански возлюбили своих палачей.

Словом, перед нами предстает поучительная картина. Талантливейший писатель, гуманист, обличитель несправедливости, защитник униженных и оскорбленных. И вот - из-за отсутствия четкой классовой позиции, из-за непоследовательности и неумения идти до конца он становится лицемером, обскурантом, мракобесом, рупором реакции, орудием эксплуататоров в их идейной борьбе против угнетенных. Превращается в слугу тех, кто грабит, душит и истязает народ, а униженных и оскорбленных, о которых столько сокрушался – предает.

Его пример – другим наука. И каждый из нас должен твердо запомнить. Пускай ты считаешь, что ты на стороне угнетенных, пускай ты им сострадаешь и желаешь им добра. Но если у тебя нет твердой и последовательной классовой позиции, если ты не можешь встать на сторону угнетенных полностью, окончательно (а это значит – безоговорочно признать их право на борьбу против угнетателей) - то ты рано или поздно предашь угнетенных и станешь клевретом угнетателей.

Идеологи господствующего класса самодержавной, помещичьей, дворянской России хорошо понимали, какую пользу приносит им Достоевский и не забывали его благодарить за верную службу. Вот что говорил Достоевскому Победоносцев, главный идейный столп тогдашней реакции:

Вы – один из тех, кто помогает нам сдерживать революцию в России.

Как Достоевский тогда помогал царскому самодержавию сдерживать революцию – так он в Перестройку помог новой буржуазии совершить контрреволюцию. Его «слезинка» была взята на вооружение нашими перестройщиками и сослужила им хорошую службу. Однако теперь эта ложь окончательно протухла. «Слезинка ребенка» превратилась в такую воняющую лицемерием мерзость, что от нее просто тошнит. Мы уже поняли, кому она нужна – тем, кому надо поудобнее держать трудовой народ за глотку, чтобы ехать на нем и погонять.

Знаем мы теперь и то, кто настоящий друг «униженных и оскорбленных», кому надо верить и за кем идти. Настоящий друг униженных и оскорбленных не тот, кто сперва рыдает над ними – а потом зовет покориться злодеям. Настоящий друг униженных и оскорбленных – тот, кто пробуждает в них гнев и ненависть к угнетателям, кто поднимает их на борьбу за свободу и человеческое достоинство.

Оксана Снегирь

ИМЕЮ СВЕДЕНИЯ О НЕМ КАК О ЧЕЛОВЕКЕ ДОБРЕЙШЕЙ И ПОИСТИНЕ ХРИСТИАНСКОЙ ДУШИ

(ПАТРИАРХ ТИХОН О В.И. ЛЕНИНЕ)

В позднесоветские времена в патриарших посланиях звучали положительные оценки итогов Великой Октябрьской социалистической революции, а портрет Ленина можно было увидеть даже в кабинетах архиереев. Но вот грянула перестройка, и вместе с реставрацией в России капитализма и появлением новой буржуазии даже достойные священнослужители не просто стали настаивать на необходимости вынесения тела Ленина из Мавзолея и захоронения в землю, но еще и сочли своим долгом нещадно злословить его, злословить символ Советской эпохи. В этой связи представляют особый интерес два исторических документа, позволяющих усомниться в том, что современные высказывания о Ленине действительно выражают собой непреходящую позицию Русской Православной Церкви. Речь идет о заявлении Патриарха Тихона и обращении Священного Синода по поводу кончины В.И. Ленина.

Известно, что, когда умер Ленин, были многочисленные случаи, когда крестьяне, проезжая мимо зданий с вывешенными портретами Вождя, крестились, и желали ему «Царствия небесного». И даже проводились богослужения, молебны с «поминовением новопреставленного раба Божьего Владимира» при большом стечении народа. К Патриарху Тихону тогда обратилось множество приходов и мирян с вопросом: могут ли они служить панихиду по Владимиру Ильичу? Из опубликованной в газете «Вечерняя Москва» беседы корреспондента с Патриархом разъяснялась его позиция:

По канонам Православной церкви возбраняется служить панихиду и поминать в церковном служении умершего, который был при жизни отлучен от церкви... Но Владимир Ильич Ленин не отлучен от православной церкви высшей церковной властью, и потому всякий верующий имеет право и возможность поминать его. Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем как о человеке добрейшей и поистине христианской души.

(«Вечерняя Москва» 25 января 1924 года)

В наше время данный документ может вызвать некоторое удивление и даже сомнение: не имел ли места подлог? Однако каких-либо свидетельств о том, что Патриарх Тихон дезавуировал это свое интервью хотя бы в частных беседах, не обнаружено. В последние десятилетия, начиная с перестройки, часто пересказывалась байка «по мощам и елей», где в уста Патриарха Тихона влагается постфактум придуманный анекдот про нечистоты и смрад от пробитой при строительстве Мавзолея канализационной трубы. И теперь поверить в его реальные слова по поводу смерти Ленина, поверить, что русский святой такое говорил, многие, конечно, не в состоянии. Напомним, что Патриарх Московский и всея России Тихон причислен к лику святых. То есть русский святой, как явствует из вышеприведенного документа, говорил о Ленине как о человеке «добрейшей и поистине христианской души». Таким образом, получается, что Церковь, допуская ныне злословие в отношении Ленина, идёт вразрез с мнением своих же святых. И если с точки зрения отдельных членов Церкви личность Ленина, мягко говоря, никоим образом не достойна такой оценки, то они, эти члены Церкви, в данных словах святого должны бы находить для себя образец истинно христианского милосердия и незлобивости…

Но иные всё же предпочтут говорить про канализационную трубу, якобы залившую мавзолей зловонными нечистотами. Так, например, генеральный директор телеканала «Спас» Борис Корчевников в своем посте на столетие со дня смерти Ленина написал:

«По мощам и елей» – скажет Патриарх Тихон, когда узнает о том, что строители мавзолея пробили канализационную трубу. Смердит. И теперь.

А ведь, между прочим, байка «по мощам и елей» обязана своим происхождением А.Н. Яковлеву, видному «прорабу перестройки»…

И вот официальное обращение Синода РПЦ по поводу кончины В.И. Ленина:

Священный Синод Русской православной церкви выражает искреннее сожаление по случаю смерти великого освободителя нашего народа из царства великого насилия и гнета на пути полной свободы и самоустроения. Да живет же непрерывно в сердцах оставшихся светлый образ великого борца и страдальца за свободу угнетенных, за идеи всеобщего подлинного братства и ярко светит всем в борьбе за достижение полного счастья людей на земле. Мы знаем, что его крепко любил народ... Грядущие века да не загладят в памяти народной дорогу к его могиле, колыбели свободы всего человечества. Великие покойники часто в течение веков говорят уму и сердцу оставшихся больше живых. Да будет же и эта отныне безмолвная могила неумолкаемой трибуной из рода в род для тех, кто желает себе счастья. Вечная память и вечный покой твоей многострадальной, доброй и христианской душе.

(«Известия», № 20 от 25 января 1924 года)

У историка Георгия Хмуркина читаем:

Сейчас, когда нам навязчиво рассказывают о «массовом уничтожении священников» чуть ли не по приказу самого Ленина, эти проникновенные слова, сказанные высочайшими церковными иерархами середины 1920-х гг. для многих, видимо, прозвучат неожиданно. Кто-то из читателей, возможно, даже заподозрит подделку. Но нет, подлинность обоих высказываний никогда не подвергалась сомнению ни историками-специалистами, ни самой Церковью

– так комментирует рассматриваемые нами документы новейший исследователь.

Конечно, могут сказать, что всё это они говорили, мол, под дулом большевицкого нагана, под давлением богоборческой власти, по просьбе товарища Дзержинского, неискренне. Хотя в действительности, если исходить из того, что после революции Церковь первым делом была отделена Лениным от государства, то логично предположить, что советская власть была бы в данном случае вполне равнодушна, если бы церковные иерархи не лезли в её дела и не высказывались по этому поводу...

В заявлении Синода РПЦ поражает одна деталь. Первый временный деревянный мавзолей Ленина был сооружен 27 января 1924 года. И никакой трибуны на нем не было. Трибуна появилась на новом деревянном мавзолее лишь в августе 1924 года. Но в обращении Синода, между тем, черным по белому написано: «будет же и эта отныне безмолвная могила неумолкаемой трибуной». Могила, как трибуна – это и было воплощено в виде Мавзолея. Можно сказать, по прямому совету и указанию Синода РПЦ. Если говорить серьезно, то в каком-то смысле перед нами церковное пророчество о Мавзолее. Мавзолей Ленина – шедевр мировой архитектуры, сооруженный по проекту русского храмоздателя Алексея Викторовича Щусева.

Могут, правда, указать, что Синод РПЦ, выступивший с данным обращением, состоял из обновленцев. Это верно, но есть, как видим, и отдельная точка зрения Патриарха, легитимность которого вроде бы никто не подвергает сомнению...

Источники: forum.msk.org, ВКонтакте