Юрий Мухин о дебильности приговора как доказательстве невиновности

Поскольку моё последнее слово содержало много юридической информации, то я и разбил его на две части, чтобы рядовой читатель не запутался в массе юридических положений.

Но сначала напомню, что 21 декабря в 19-00 мы услышали устное краткое определение по делу ИГПР «ЗОВ» Судебной коллегии по уголовным делам, состоящей из устроившихся на должности судей Мосгорсуда Колесниковой, Манеркиной и Тюркиной. И их определением приговор Тверского суда оставлен в силе и изменён лишь в таких частях – К. Барабашу срок наказания с 4 года снижен аж на 2 месяца (до 3 лет 10 месяцев), а В. Парфёнову, в связи с прогрессирующей болезнью глаз срок наказания с 4 лет тоже снижен аж на два месяца (до 3 лет 10 месяцев). Когда получим это определение полностью, я его опубликую полностью, а сейчас я дам вторую половину своего последнего слова, чтобы вы смогли сравнить его с выступлением прокуроров, которое я специально дал ранее.

Напомню, что согласно закону для вынесения законного решения эти «судьи» должны были руководствоваться выступлением обвинителей и нашими последними словами. Вот и поставьте себя на место судей и оцените их этот «судейский» подвиг.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

(окончание)

Уважаемый суд, я уже сказал, что упустил из виду вещественные доказательства, осмотр которых проводился судом 14 и 28 марта 2017 года. Главное в том, что это не наши доказательства. Доказательства защиты суд или не приобщал к делу, или приобщал без последующего их упоминания. Фролова в прениях говорит о, якобы, доказательствах обвинения:

В суде первой инстанции установлены неопровержимые факты, а именно ни на одном из материальных носителей, осмотренных с требованием соблюдения уголовно-процессуального законодательства нет ни малейшей доли упоминания о том, что Мухин, Парфёнов, Соколов и Барабаш планировали организовать референдум с целью принятия поправок к Конституции.

Но сначала я прошу обратить внимание суда на утверждение Криворучко, что мы продолжили деятельность АВН, а в приговоре это его обвинение якобы доказывается длинным перечнем названий всяких «материальных носителей». Но их исследование занесено и в протокол. Прочитайте протоколы за эти дни: где они там – эти доказательства? Поскольку суд не одобряет зачитывание протокола, то сообщу по своим записям, что было осмотрено 14 марта.

Началась процедура в 15-00. Первой судья Криворучко вскрыл пачку газет «Слова и дела» и начал их просматривать, время от времени сообщая заголовки увиденных материалов. Это длилось 45 минут. Ни единый материал не был оглашён, ни разу не прозвучали названия организаций АВН или ИГПР «ЗОВ». По ходатайству адвоката Чернышёва, Криворучко смилостивился и сообщил, что учредителем газеты является Шумаков, а главный редактор – Ивахин. И это, кстати, в протокол не занесено, но это были единственно прозвучавшие фамилии по итогам знакомства суда с 54 экземплярами газеты «Слова и дела» за 2014-2015 годы. Какое эти газеты имеют отношение к подсудимым, и что в газетах было такого интересного – от обвинителей так и не прозвучало.

Далее был вскрыт пакет с документами, полученными в ходе двух обысков у Барабаша, и тут, единственный раз, Криворучко огласил найденную у Барабаша листовку, которую судья назвал «Бюллетень «Суда народа». Листовка была с целями ИГПР «ЗОВ» – с текстом поправок к Конституции и проектом закона, который предполагалось уточнить после официальной регистрации ИГПР в Центризбиркоме. Документ, сами понимаете, безусловно доказывал, что целью подсудимых была организация референдума. Далее Криворучко вскрыл пакеты с изъятыми при двух обысках у Парфёнова и Соколова журналистскими бейджиками и кредитными карточками, не сообщая, что именно эти предметы должны доказать в данном уголовном деле. Ещё был осмотрен большой транспарант с символом ИГПР «ЗОВ» без каких-либо комментариев о стороны обвинения. В 16-15 осмотр вещественных доказательств и заседание суда были закончены.

В протоколе 28 марта значащая часть осмотра вещественных доказательств настолько мала, что я позволю себе предложить вам её самим просмотреть, чтобы ответить на вопрос, есть ли в этом протоколе хоть какое-то упоминание об АВН?

Так, что из этих предметов доказывает, вывод приговора:

Мухину Ю.И., Соколову А.А., Парфёнову В.Н. и Барабашу К.В. инкриминируется совершение действий организационного характера, направленных на продолжение противоправной деятельности запрещенной судом организации – «Межрегиональное общественное движение «Армия воли народа».

Что на этих материальных носителях можно считать доказательством покушения на конституцию?

Что касается «информационных носителей на компакт-дисках», то из протокола следует, что они вообще не исследовались, поскольку в протоколах, как вы легко можете убедиться, нет ни слова о содержании этих компакт-дисков.

Это первое, на что я хотел обратить внимание коллегии.

Но помощник прокурора Фролова, указывая на изучение вещественных доказательств обвинения, утверждает, что из этих доказательств вообще не видно, что мы занимались референдумом, зато хорошо видно, что мы хотели насильственно изменить основы конституционного строя. Повторю, прошла ещё одна трансформация обвинения, причём, в одних и тех же мозгах, вернее, головах. До лета 2016 года прокуратура утверждала, что мы виновны в организации инициативных групп по проведению референдума, с лета утверждала, что мы виновны в намерении распространять экстремистские материалы, а после приговора утверждает, что мы виновны в насильственном свержении конституционного строя.

Для Фроловой понять, что устанавливается Конституцией РФ, – непосильная задача, ей и в суде первой инстанции пытались это объяснить, но бесполезно. Поэтому я прошу суд самим осмотреть протоколы и оценить, что из описанного в них можно считать хоть каким-то покушением на положения Конституции.

И что касается того, что Фролова не увидела в вещественных доказательствах никаких доказательств, что ИГПР «ЗОВ» готовила референдум. Ну не увидела она то, что на всех флагах, баннерах и растяжках указано, что они принадлежать инициативной группе по проведению референдума, не увидела то, что везде дан адрес сайта ИГПР «ЗОВ», – для неё это ни в коем случае не агитация за референдум. Фролова в прениях сказала:

Выступая на митингах, ни Мухин, ни Барабаш не пропагандируют проведение референдума о принятии закона и поправок к Конституции, а лишь призывают, что установлено экспертизами, соответствующими и имеющимися в материалах уголовного дела, к насильственному свержению конституционного строя и возбуждают социальную рознь.

Как видите, Фролова ни словом не обмолвилась, что это за экспертиза такая, и на каких листах дела с этой экспертизой можно ознакомиться? Такой экспертизы нет – это привычная бессовестная ложь Фроловой. Зато в деле все экспертизы доказывают, что мы готовили референдум, ведь эти экспертиза заказывались следователем ещё до того, как он поменял ориентацию с референдума на экстремистские материалы.

Вот, к примеру, том 5, листы дела 47-48, заключения эксперта №643 э/2, вывод эксперта:

…ИГПР «ЗОВ» и «АВН» преследуют цель внести решением референдума изменения российское законодательство, а именно принять поправку/поправки к Конституции России и Федеральный закон, которые бы наделяли россиян правом определять дальнейшую судьбу президента и депутатов Государственной Думы Федерального Собрания после истечения срока их полномочий (см. выделения цветом фона в Таблице 3). Эти изменения, согласно текстам, позволят гражданам России обеспечить соблюдение своих прав и поддержание достойного уровня жизни.

Далее, в прениях Фролова сказала:

Свидетели защиты, ну и в том числе свидетель обвинения Пыжьянова, допрошенные в судебном заседании, как мантру повторяли одно, что инициативная группа по проведению референдума, планировала провести референдум, отвечая на вопрос защиты. Вместе с тем, когда стороне обвинения было предоставлено право задавать соответствующие вопросы…конкретизировав, в чём заключалось проведение референдума, …кем из участников были выдвинуты предложения для соответствующего голосования, никакого ответа не последовало. В том числе, свидетель Пыжьянова говорила лишь о том, что собирали подписи для обращения в генеральную прокуратуру, раздавали листовки, Парфёнов ходил с какими-то коробками, то есть, даже свидетели защиты не могли знать, чем занимаются подсудимые, будучи идейными вдохновителями проведения референдума.

А теперь посмотрим в протоколе, что гособвинителю Тарасовой (коллеге Фроловой) сказала свидетель Пыжьянова:

Государственный обвинитель Тарасова С.С: На митингах, в которых Вы принимали участие, раздавали какие-либо листовки?

Свидетель Пыжьянова И.В.: На митингах были печатные опросы на листах формата «А4», на которых были подготовленные тексты. Первый текст заявления был о референдуме, с какой целью и для чего проводится референдум, однако дословное его содержание в настоящий момент не помню.

В ходе митинга участники ИГПР «ЗОВ» подходили к гражданам с вопросом, считают ли они, что нужно провести референдум, что они думают о жизни, в каком государстве хотят жить, в правовом поле либо в беспределе. Предположим, если людям нравилась идея о проведении референдума, участники ИГПР «ЗОВ» брали их контакты. Форма данного заявления уже была предусмотрена, потому что целью было собрать 2 000 000 голосов для проведения референдума. Соответственно мы собирали контактные данные граждан, адрес проживания, адрес электронной почты, номера телефонов, после чего письменные заявления граждан оставляли у себя. Также не все граждане сразу подписывали заявления, некоторое говорили, что им надо подумать, посоветоваться с родными, поэтому мы отдавали им заявления, после они могли их подписать и каким-либо образом передать по почте в адрес ИГПР «ЗОВ». В бланке заявления были определенные графы, которые гражданин заполнял самостоятельно, после чего передавал нам.

Государственный обвинитель Тарасова С.С: Известно ли Вам, кто-либо из подсудимых обращался к гражданам с данными бланками заявлений?

Свидетель Пыжьянова И.В.: Я не обращала на это внимание, потому что мне было важно самой собрать как можно больше голосов.

Государственный обвинитель Тарасова С.С: Фиксировалось ли где-либо, кто и сколько собрал заявлений из участников ИГПР «ЗОВ»?

Свидетель Пыжьянова И.В.: Да. Мы обсуждали между собой, кто и сколько собрал заявлений. Например, я собрала более полутора тысяч заявлений, чем очень гордилась, а кто-то и трёх не собрал.

В момент, когда обвинитель Тарасова задавала эти вопросы и получала ответы, что делала помощник прокурора Фролова – была без сознания? Мы видим, что Фролова лжёт и лжёт! А ведь ложь это доказательство преступности деяний.

Фролова уверяет суд, что ей в суде никто так и не объяснил, что подсудимые делали для организации референдума. А вот Криворучко в приговоре установил, что

«Десятник» направлял гражданина к Парфёнову В.Н., которым организовывался дальнейший процесс вовлечения гражданина в деятельность ИГПР «ЗОВ», в том числе, принятие у гражданина экзамена по знанию законодательства РФ.

А Фролова смотрит на этот факт и молча вопрошает, а зачем для организации референдума нужно знать законодательство РФ? Нет, законодательство нужно знать для насильственного свержения конституционного строя. Вот на всех юридических факультетах изучают законодательство именно для свержения конституционного строя. И её учили для этого.

В прениях в суде первой инстанции Фролова нашла, что нужно делать для организации референдума и не скрыла это от Криворучко:

…совершенно очевидно, что ничто не мешало последним организовать хоть одну региональную подгруппу, которая включала бы в себя не менее 100 участников, в связи с чем, деятельность подсудимых имела исключительно формальный характер.

Но вот Криворучко пишет в приговоре, что внедрённый в ИГПР «ЗОВ» свидетель Власов показал:

По окончанию собрания Мухиным Ю.И. дано ему поручение, организовать деятельность ИГПР «ЗОВ» в Республике Крым, в процессе которой привлечь к деятельности организации около 100 человек.

А Фролова утверждает – нет, это не для референдума, а для свержения конституционного строя.

Я не знаю, как это выглядит со стороны, но мне приговор по нашему делу сильно напоминает юмореску Жванецкого о собрании на ликёро-водочном заводе, когда пьяный директор после каждого выступления начальника транспортного цеха просыпается и мычит: «Жаль, что мы так и не услышали начальника транспортного цеха». Ведь что бы мы ни показывали суду – годовую подшивку газет с агитационным материалом в 25 номерах или показания всех свидетелей о том, что они вступали в ИГПР «ЗОВ» только и исключительно для организации референдума, у судьи одно и то же: «Жаль, что я так и не увидел организации референдума».

(В момент зачитывания этого примера, председательствующая Колесникова опять начала мешать мне говорить потому, что, якобы, ликёро-водочный завод не относится к делу. Вообще, впечатление было такое, что все слова входили у «судей» в одно ухо и выходили в другое, и за извилину цеплялось только то, что можно было отнести к не относящемуся к делу. И вот тут Колесникова глушила (по другому тут трудно сказать) последнее слово, хотя закон запрещает его прерывать. Должен сказать, что после того, как она не дала Чернышёву в своей речи привести образный пример, я заявил возражение суду, с пояснением, что образные примеры – это аналогии, это упрощённые логические ситуации. Использование аналогии – это прием логики, этот приём предназначен для определения логичности тех или иных выводов. И не давая нам пользоваться аналогиями, суд не даёт нам пользоваться логикой. На лицах судей ничего не обозначилось, и я полагал, что они, всё же, поняли, о чём идёт речь. А тут Колесникова опять полезла глушить образные примеры).

Ну и обращу внимание суда, что прокурор Фролова опять не сообщила суду, как называется организация, за организацию деятельности которой нас осудили. Ну, не придумали они это там, в прокуратурах Москвы и ЦАО.

Так может проблема не в нас, а в умственных и моральных особенностях тех, кого нанимают в прокуратуру?

Но всё сказанное мною выше предназначено исключительно для показа лживости обвинителей и Криворучко, поскольку какое имеют значение разговоры о том, что мы референдум не организовывали, если мы были арестованы за организацию референдума?

Глядя на помощников прокуроров просто не верится, что такие люди могут быть. Вот смотрите, Фролова даже не покраснев, в прениях заявила:

Что касается доводов осуждённых, что им препятствуют принимать участие в референдуме, ничто не препятствует осуждённым и иных сторонников референдума в установленном законом порядке его провести.

Это что – в этой клетке им ничто не препятствует провести референдум?

Ну и о том, что Исаченков в своём выступлении сообщил суду, что с нами поступили очень гуманно – назначили нам очень маленькие срока наказания. Особенно мне. Если считать с момента ареста, то мне ограничили свободу всего на 7 лет. Поскольку совершаемое преступление самим Исаченковым предусматривает лишение свободы до 10 лет, то я и ему желаю, чтобы при определении наказания Исаченков получил не более 7 лет.

Уважаемый суд. Я на каждом заседании суда по продлению мне срока ареста объяснял данным помощникам прокуроров, что санкции по части 1 статьи 282.2 УК РФ предусматривали наказание от штрафа в 300 тысяч рублей до лишения свободы на срок до 8 лет. Не только юристу, но и мало-мальски умному человеку такой огромный разбег наказаний говорит о том, что экстремистские организации, об организационной деятельности которой идет речь в статье 282.2, могут иметь целью противоправную, в данном случае, экстремистскую деятельность РАЗНОЙ СТЕПЕНИ ТЯЖЕСТИ. Начиная от такого вида экстремистской деятельности, как оправдание терроризма и иная террористическая деятельность, за которую по статье 205 УК РФ можно получить пожизненное лишение свободы, или воспрепятствование участию в референдуме, за которое по статье 141 УК РФ полагается до 5 лет лишения свободы. Наконец, организация может заниматься массовым распространением заведомо экстремистских материалов, что является административным правонарушением, влекущим по статье 20.29 КоАП на должностных лиц штраф в размере до 5000 рублей, либо арест до 15 суток.

Нас обвинили в намерении распространять экстремистские материалы, а по статье 20.29 КоАП правонарушением являются не намерения, а уже совершённые деяния, и не распространение экстремистских материалов, а распространение ЗАВЕДОМО экстремистских материалов. То есть, даже если бы ИГПР «ЗОВ» действительно была переименованной запрещённой АВН, и мы бы действительно продолжили её деятельность, то и в этом случае, мы бы были невиновны, поскольку не имели бы намерения организовывать даже такое правонарушение, за которое полагается всего лишь штраф для организаторов деятельности этой организации.

А мне Исаченков предлагает благодарить его и Криворучко за 7 лет лишения и ограничения свободы, а моих товарищей – за нахождение в тюрьме.

Ну, спасибо!

Закончу вот чем. Между нами и теми, кто возбуждает уголовные дела и выносит приговоры, проходит граница, и эта граница обозначена не только приставами и полицией. Эта граница уже прошла и на умственном уровне.

Нас обвиняют в том, что мы продолжили деятельность АВН, формально переименовав её в ИГПР «ЗОВ». А зачем нам было это делать? Разве нам кто-то запрещал создавать ИГПР «ЗОВ»?

Вот полностью аналогичный пример. 19 апреля 2007 года Мосгорсуд запретил деятельность Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, (тут, как автомат, Колесникова начала глушить моё выступление) и Лимонов, не добившись справедливости, 10 июля 2010 года создаёт из членов Национал-большевистской партии другую партию, под названием «Другая Россия». И эта партия существует до сих пор, а Лимонов от неё выдвигался на последних выборах в президенты. До сих пор не нашлось преступников, которые бы назвали «Другую Россию» формально переименованной «Национал-большевистской партией».

И вопрос остаётся – а АВН-то зачем было «формально переименовываться»? Понимаете, уважаемый суд, по эту сторону границы это переименование невозможно понять.

Вот образный пример идиотизму этого обвинения, пример, который обязан быть понятным любому человеку. Скажем, некоему Иванову (Колесникова начала меня глушить) осточертела его жена, Иванова, к тому же, Иванов полюбил Сидорову. И вот Иванов разводится с Ивановой и женится на Сидоровой. По эту сторону границы это понятно каждому – ведь даже если есть трудности с разводом, то нет ни малейшей трудности с новым браком.

А вот по ту строну границы, фабрикующие уголовное дело против Иванова утверждают, что Иванов на самом деле не разводился с Ивановой и не женился на Сидоровой, а просто Сидорова это формально переименованная Иванова. И никакие справки, показания свидетелей, свидетельства о рождении – ничего не помогает. Лица, получающие из взятых у нас налогов огромные деньги только зарплаты, тупо утверждают: Сидорова – это формально переименованная Иванова!

И по эту строну границы, люди в нашем деле не понимают: это что такое было? Это действительно был приговор, а не письмо из сумасшедшего дома? Это люди, получающие большие доходы из наших налогов, действительно творят такое безнаказанно?

(Колесникова глушила, однако перекричать меня не могла, тогда суд встал и ушёл, чтобы меня не слушать. Вернулся минут через 10 и я закончил.)

Вот я и заявляю суду апелляционной инстанции, что уже недостаточно ответить на вопрос, законен приговор нам или нет, судебная коллегия обязана ответить и на вопрос о степени дебильности этот приговора. Поскольку дебильность приговора является доказательством нашей невиновности – доказательством того, что преступники, воспрепятствовавшие народу России участвовать в организуемом нами референдуме, не способны были найти никаких мало-мальски разумных оснований для фальсификации этого дела и превратили приговор в изделие дебильных для дебильных.

Ю.И. МУХИН

Источник: ymuhin.ru