Валерий Парфёнов, речь в прениях – обвиняемый обвиняет!

Валерий Парфёнов – речь в прениях,

Тверской районный суд, Москва, 19 июля

Я хочу поблагодарить всех собравшихся, которые нашли время, уделили, пришли. Также хочу поблагодарить председательствующего нашего заседания, что позволил мне вчера начать речь. Я хотел бы ещё технически – такой момент – приобщить к делу ходатайство уже рассмотренное и удовлетворённое вами… (Председательствующий отказывает; мол, в судебных прениях это не положено.)

Хорошо, хорошо… Я хотел бы начать с возражений на действия председательствующего. Вчера в судебном заседании у нас очень хорошую речь, обстоятельную, с перечислением фактологии преступлений «правоохранителей» против граждан России подсудимых сказал – четыре с половиной часа, с двенадцати до четырёх – Соколов, а гособвинитель Тарасова у нас отсутствовала всю эту речь в зале суда, чем нарушила… (Председательствующий: возражение относится к другой стадии процесса.) И также по основанию 246-й статьи… (Председательствующий повторяет насчёт другой стадии процесса.) Хорошо, хорошо, я просто вижу нарушения. Заслушав аргументы Соколова, Тарасова могла бы отозвать свои… (Председательствующий снова поминает о другой стадии процесса, которую, мол, не может изменить даже он сам.) Я о тех нарушениях, которые заметил и которые могли повлиять на справедливость, обязан сказать.

Я, соответственно, разделяю те аргументы, которые были высказаны в прениях Мухиным, очень обстоятельная речь была у Соколова – Соколов представил четыреста шестьдесят доказательства нашей невиновности, и каждого из этих доказательств достаточно для того, чтобы снять с нас обвинения и освободить из-под стражи. Но, поскольку этого не происходит, большой необходимости находить новые доказательства нашей невиновности большой необходимости нет.

Но есть смысл находить доказательства виновности вот этой банды, окопавшейся в органах правоохранения, которая за деньги налогоплательщиков фабрикует дела против заведомо невиновных, умаляет права граждан всей России. Говорить стоит, доносить до граждан всей страны так же стоит, чтобы их преступления, мерзости их были всем видны. А то, где, в каком суде это найдёт должную, нужную оценку – это просто дело времени. Аргументы, что там «начальство велело», «не понимали, что творили» – это большого значения не имеет.

Мы ходатайствовали, чтобы нам были предоставлены протоколы судебного заседания. Мы ходатайствовали об этом здесь очно, а также письменно ходатайствали через спецчасть СИЗО, после каждого из тридцати прошедших судебных заседаний по существу. Наши ходатайства даже формально, на словах удовлетворили. Но с оговоркой, что по мере готовности протоколов они нам будут предоставлены.

Ранее председательствующий обещал нам предоставить протоколы перед прениями, чтобы мы могли их использовать в своих речах в стадии прений. Обманул, не предоставил – до сих пор нет этих протоколов. А ведь по 74-й статье Уголовно-процессуального кодекса протоколы судебных и следственных действий – это неотъемлемая часть доказательств. То есть, нас лишают возможности использовать доказательства! Благо, Соколову сумели расшифровать протокол допроса Нечитайло, и Соколов приводил цитаты оттуда. А я откуда их возьму, если мне суд этот не предоставил такой возможности – не дал протоколы судебного заседания?

Потому по процессуальному кодексу буду защищаться всеми возможными способами. Что у меня на руках есть: текст обвинительного заключения – фолиант приблизительно на триста страниц. Четверым нам, подсудимым, дан приблизительно одинаковый текст с небольшими вариациями.

Опять же повторюсь, что цель моего исследования направлена не на изыскание нашей невиновности, но на доказательство вины этой банды, окопавшейся в органах МВД, Следственного комитета, прокуратуры, Генеральной прокуратуры, ЦАО Москвы и судов. Более ста тридцати человек – члены этой организованной банды – отметились в нашем деле. Они счастливо, весело жили, сладко спали… (Председательствующий прерывает Парфёнова, указывая, что приводимые доводы «о неизвестной суду организованной преступной группе» не соответствуют статье 292 УПК.) У нас есть список лиц, можем его приобщить. (Председательствующий снова о том, что рассматривается другое дело.) С учётом ваших разъяснений, сообщаю суду, что суд вправе вернуться на стадию предоставления доказательств. Мы можем исследовать доказательства вины этой банды, о которой мы не единожды и почти на каждом заседании упоминаем. Я вас услышал.

Давайте пройдёмся по тексту обвинительного заключения. С 62-й страницы где-то по 130-ю, которая имеет отношение ко мне, Парфёнову Валерию Николаевичу.

Важный, считаю, момент: указано гражданство Российской Федерации. Но что это значит? У меня есть паспорт Российской Федерации, но я себя гражданином не признаю и заявлял себя гражданином Советского Союза. Я рождён гражданином Советского Союза, я наследник и хозяин того, что создали предки, того, что оставили в 1974 году. (Председательствующий указывает на не относящиеся к теме доводы – характеристики личности.) Благодарю, благодарю... Я, резюмируя, скажу, что просил бы меня указывать как гражданина Советского Союза. (Председательствующий повторяет про доводы, не имеющие отношения к данному делу.) Это имеет отношение к моему статусу! Считая меня гражданином Советского Союза, можно меня также считать военнопленным. Вот этой организованной банды более ста тридцати человек, и другие лица к ней имеют отношение.

Далее – по тексту обвинительного заключения. Я буду читать, что здесь написано, и свою, соответственно, видение, оценку доказательств – а это является доказательствами обвинения – представлять.

«Мухин, Соколов, Парфёнов, Барабаш, позиционируя себя в качестве оппозиционно настроенных лиц к органам государственной власти Российской Федерации…» Оппозиционная настроенность не является составом преступления, не является какой-то даже отягчающей частью. То есть мы видим создание некоторого настроения со стороны следствия, для читающих это прокуроров-гособвинителей и судей.

Поясню, как работает наша правоохранительная система. Они очень просто делят людей на преступников и непреступников. Некоторые считают: на выявленных преступников и недовыявленных преступников (всех жителей, граждан страны делят). А дальше вопрос: какой статьёй их наказать, как им запретить. Это дело случая, дело удачи: получилось – не получилось.

Потому существенная часть обвинительной стороны правоохранителей – создать видимость, что человек является преступником, то есть, является лицом асоциальным либо враждебным для них. И вот они друг для друга такие вот мантры пишут, которые процессуального статуса не имеют, как вот процитированное мной «позиционируя себя в качестве оппозиционно настроенных лиц к органам государственной власти». То есть, это: якобы подсудимые оппозиционно настроены – к кому бы вы могли подумать! – к начальству! Это ужас какой-то! Они вот друг другу сообщают на таком языке суть – по их понятиям – обвинения, нам предъявляемого.

Это всё никак не вяжется с предъявляемой нам статьёй 282.2, но для себя они так говорят. И вот такая линия прослеживается по всем материалам дела. Буквально какой мы ни возьмём. Вот такой вот я экскурс делаю для того, чтобы вы понимали, для чего этот кажущийся мусором материал напихан в дело: они на своём на своём правоохренительном языке разговаривают.

Далее. «Под благовидным предлогом организации и проведения референдума…» Спустя год и месяц – или когда это, год и три месяца? – до следствия дошло, что, оказывается, организация референдума – это «благовидный предлог». А всю дорогу, в течение года, нас обвиняли именно в организации инициативной группы по проведению референдума.

Эти малограмотные люди были уверены, что подготовка референдума – это преступление. Но, видимо, более грамотные сотрудники им объяснили, чтобы они не позорились.

Ну, обвинительное заключение – какое есть. Читаю далее, что нам вменяют: «Для принятия поправки к российской Конституции – статьи 138, и Закона о суде народа над президентом и членами Федерального собрания…»

В ходе судебного следствия было установлено и на допросе каждого свидетеля – как пяти свидетелей обвинения, так и свидетелей защиты, наших тридцати пяти человек – никто не говорил, что мы собирались принять 138-ю статью Конституции. Ну, никто не говорил: ни ментовские, ни запуганные, ни обманутые свидетели обвинения.

Никто из наших свидетелей – и которые с нами знакомы шапочно, и которые с нами работали – не говорил, что мы собирались принять Закон о суде народа. Почему? Потому, что это было целью деятельности прекратившей в 2011 году деятельность организации «Армия Воли Народа». И вот никто из свидетелей это не подтвердил, не указал, не намекнул – никак в ходе судебного следствия это не было выявлено. Однако нас обвиняют в подготовке принятия на референдуме 138-й статьи и Закона о суде.

Далее в чем нас обвиняют: «Не позднее 19 октября 2010 года организовали и руководили межрегиональным общественным движением «Армия Воли Народа», одной из целей которого являлось массовое распространение экстремистских материалов». Содержащих страшную цель – «содержащих идею, обосновывающую и призывающую к осуществлению экстремистской деятельности». И не какой-нибудь деятельности, а «направленной на насильственное изменение основ конституционного строя». Это цитата.

А в ходе судебного следствия не было установлено ни единой основы конституционного строя, которую мы призывали или хотели как-то потревожить, побеспокоить.

Более того: при общении с гособвинителем создалось стойкое впечатление, что гособвинитель не представляет, что такое основы конституционного строя. Наверное, считая, что это что-то такое возвышенное, красивое и непоколебимое. Осталось такое впечатление!

Также в ходе судебного следствия нигде не было представлено доказательств того, что подсудимые собирались распространить экстремистские материалы. Далее – цитирую: «а также возбуждение социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию». Опять ложь! Опять то, чего не было ни в коем виде представлено и найдено в ходе судебного следствия.

А в ходе судебного следствия было много чего другого исследовано и показано, но совершенно не то, в чём нас обвиняют. А это, напоминаю, бумага, которая поступает в прокуратуру из следствия. Там следователь, в частности, Щербинин, видимо, не приходя в сознание, её подписывает 14 октября, и отправляет – передаёт материалы в суд. То есть это то, с чем вы приехали в суд. Суд, наверное, тоже отсутствовал – просмотреть, и на этом основании нас держат под стражей девять месяцев и идёт судебное следствие.

Далее. Продолжаю цитировать сии перлы: «До вступления в законную силу указанного решения суда, но не позднее конца октября 2010 года, в посещении по адресу такому-то, Мухин совместно с Барабашом, Соколовым, Парфёновым, умышленно не желая исполнять решение суда, имея умысел на продолжение деятельности АВН, одной из целей которой являлось массовое распространение экстремистских материалов, обосновывающих и призывающих к осуществлению экстремистской деятельности, направленных на» (ужасное) «изменение основ конституционного строя» и так далее, «связанных с насилием и призывами к насилию, организовали собрание участников движения, где Мухин сообщил о запрете деятельности указанной организации».

Но тупость, глупость этих людей, которые сочли, что они честным трудом не смогут хлеб зарабатывать, а смогут, только устроившись с правоохранительные органы, где начнут фабриковать дела, подтверждается тем, как они представляют, что мы задумали.

Они считают, что решение Мосгорсуда вступает в силу в дату вынесения этого решения. Почему? Потому, что большинство судов первой инстанции идёт в районных судах, а в Мосгорсуде идут уже апелляции, вторая инстанция. Видимо, по этой причине решили, что 19 октября вступило решение в силу – и Мухин замыслил страшное преступление, о котором сообщил участника движения. Вот так примерно представляют недалёкие правоохранители.

«Сообщил о запрете данной организации» – это же не так! В материалах судебного следствия было установлено, что решение Мосгорсуда было утверждено Верховным судом только 22 февраля 2011 года, а после него было проведено голосование, по результату которого бывшие бойцы Армии Воли Народа подавляющим большинством голосов решили деятельность прекратить.

Хочу обратить внимание, что смысла в продолжении деятельности АВН никакого не усматривалось. Тем более если по нему вынесено решение местной государственной власти, которая нас на сей момент, Российскую Федерацию, оккупировала. Не имело никакого смысла продолжать деятельность Армии Воли Народа, поскольку более года к тому времени существовало конкурирующее движение, которое по-другому, по-своему хотело добиться того, чтобы высшие выборные органы власти зависели от народа. И необходимости идти на пулемёты, продолжая деятельность АВН, никакой не было: мотивов не усматривается!

Тупость и глупость следствия подтверждается даже такой фразой: «АВН формально переименована в ИГПР «ЗОВ». Эта фраза не вполне на русском языке сказана. Она бы по-русски звучала, если бы, например, «формально названная ИГПР «ЗОВ». Вот, допустим, где-то кто-то сказал: «звали АВН, а сейчас зовёмся ИГПР «ЗОВ» – это было бы формальное название. Все остальные знали бы нас как АВН, все к нам обращались бы как к АВН, вступали бы как в АВН, разговаривали бы с нами как с АВН; тогда бы значение «формально названная» имело бы смысл. А вот «формально переименованная» – это, по сути, масло масляное. Либо слово «формально» надо оставить, либо слово «переименованное» надо оставить, но вместе они друг друга отрицают. Это просто лишнее подтверждение глупости и ограниченности стороны, фабриковавшей дело против нас.

А дальше вот эта мантра – «формально переименованная ИГПР «ЗОВ» – по всем материалам дела кочует. Я не удивлюсь, если она и в наш приговор попадёт.

Нас обвиняют, что «с целью продолжения массового распространения экстремистских материалов» приняли решение – мы, четверо – «о создании печатного издания – газеты с названием «Своими именами», в котором продолжили публикацию экстремистских материалов». В ходе судебного следствия установлено, что мы, четверо обвиняемых, никаким боком к организации газеты «Своими именами» не имеем отношения, не имеем никакой выгоды от её распространения. Нигде обвинение не предоставляло основания, что мы её распространяли, что она является нашей газетой, и уж тем более никак не представила никаких доводов сторона обвинения, что мы имели какое-то отношение к этой газете, «имея умысел продолжить публикацию экстремистских материалов».

Эта газета, по большому счёту, редко вообще наших авторов печатала – было такое замечено последние несколько лет. В ходе судебного следствия не установлена вообще какая-либо наша связь с этой газетой. Свои учредители, свои редактора; более того, редактора этой газеты являются нашими оппонентами. Следствие одного притянуло в качестве свидетеля обвинения, а второго, Ивакина, боится вызвать свидетелем обвинения.

Почему вы боитесь, спрашивается? Потому что, наверное, он не сможет против нас что-то изобличающее нас по фабуле статьи 282.2 сказать. Наверное, потому обвинитель так скромничает со своими свидетелями обвинения, которых аж восемнадцать насчитал.

Нам вменяют: «Так, используя печатное издание – газету «Своими именами», была опубликована статья «Ничего не бояться!», и опубликована статья «Хунвэйбины Кремля»…» Но подождите: мы авторы этих статей? – нет. Может быть, мы авторы, выступавшие под псевдонимами? – никак нет, никто это не проверял. Какое, вообще, эти две статьи в этой газете имеют к нам отношение? Эти статьи – можно расценивать – какого-нибудь ментовского провокатора, либо больного человека, либо засланного, либо продвигающего свою линию. Мы имели основание так полагать. Редакторы газеты могут приобщить фотографии этого заинтересованного лица – автора этих статей. К нам-то это какое отношение имеет?

Обвинение предлагает нам навязывать вину, что решение Басманного районного суда от 2014 года: статья «Хунвэйбины Кремля», опубликованная в этой газете, признана экстремистским материалом. Здорово! А к нам-то это какое имеет отношение? Обвинение до судебного следствия ничего не удосужилось в этом направлении сделать, сказать, пояснить – видимо, считая, что нашему суду среднестатистическому и так сгодится. Каких-нибудь слов напихают, флэшку дадут, которая ещё кочует от следствия к следствию – и приговор будет готов. Видимо, привычка такая у гособвинителей.

Далее говорится, что газета «Своими именами» закрыта по решению суда 2014 года. Но, опять же, к нам это не имеет никакого отношения. Мы её не утверждали, нам её и не оплакивать.

О нас газета «Аргументы и факты» недавно писала. Написала, что мы экстремисты, осуждённые судом. Взяла и набрехала, что это была газета – рупор нашей пропаганды. Пропаганда кстати, если вы не знаете – это некоторое искажение, и намеренно, много раз повторяемое.

Далее. Обвиняют нас четверых, что после прекращения деятельности газеты «Своими именами», но не позднее 1 июля 2014 года, «в продолжение преступного умысла, направленного на продолжение деятельности экстремистской организации, принято решение о создании печатного издания – газеты «Слова и дела».

Пусть гособвинитель укажет, где же оно было нами принято! Чьи свидетельские показания либо какие-либо документальные свидетельства говоря об этом? Нигде нет! Это домыслы, это фантазия. Но если не соблюдать закон, процессуальный закон, не пользоваться законами и совестью, как того требует процессуальный кодекс, то для действующей заодно банды правоохранителей сойдёт. Видимо, на это только и рассчитывают привыкшие так работать следователи и гособвинители.

Далее. Согласно заключению эксперта, статья «Обиженное следствие» содержит упоминание о Соколове как организаторе референдума от лица ИГПР «ЗОВ». Ну, нами уже было несколько раз сказано, что Сашу мы не каждый год видели, потому что Саша был плотно занят работой над своей диссертацией. Но даже если это и так: что преступного в организации референдума? Следствие, обвинители это усматривают как предлог и на своём языке сообщают друг другу, что это страшный преступник – он покусился на монополию их начальства. А организация референдума, самоорганизация граждан, видимо, в их понимании есть покушение на их монополию власти.

Далее продолжают лгать, я так считаю. «Мухин, Парфёнов, Соколов, Барабаш, воспользовавшись формальным изменением названия движения, которое было проведено лишь с целью избежать ответственности за экстремистскую деятельность…» Какую деятельность? Где эта деятельность? Мы, как говорит гособвинитель, хотели избежать ответственность за свою деятельность – а где эта деятельность, назовите эту деятельность!

Понимаете, можно – ну, я не знаю – назваться племенем людоедов. Вот три человека собрались, сообразили на троих и назвались племенем людоедов. Они могут ходить вместе, ходить в набедренных повязках – это тоже деятельность. Но это же не свидетельство преступной деятельности!

Здесь нет никакой преступности, никакого экстремистского преступления не указано.

«Не меняя программы, цели, задач, символики и атрибутики, ставя в качестве одной из целей массовое распространение экстремистских материалов, в период времени от конца 2010 года по июль 2015-го, используя…» и т.д. Страшные дела совершали.

Напомню, что с конца октября 2010 года деятельность армии Воли Народа велась вполне на законных основаниях, потому что решение Мосгорсуда первой инстанции – оно обжаловано, и деятельность не только с конца октября 2010 года, но и с начала 2011 года вполне законна, по законам Российской Федерации. Следствие лжёт, а его поддерживает гособвинитель.

Лжёт также следствие в том, что программы, цели, задачи, символика, атрибутика не менялась. Тут уже много раз было об этом сказано.

Далее перечисляются эти самые страшные злодеяния, которые мы вели. Какие они страшные, вы сможете понять, если я их прочитаю.

«Осуществляли действия организационного характера, направленные на продолжение деятельности АВН, а именно: созывали и проводили еженедельные собрания участников…» Вам уже страшно? «Организовывали деятельность по привлечению и вербовке новых членов движения…» Ужас какой! «Осуществляли контроль за работой участников…» Контроль, оказывается, не только прокуратура может осуществлять, но ещё кто-то может какой-то контроль вести! «Организовывали и принимали участие в массовых мероприятиях с участием ИГПР «ЗОВ»…» Вот это есть деяние точно преступное: организация не признана экстремистской, а вместе с ней в массовых мероприятиях принимать участие – это страшное преступление. Более того – экстремистское преступление. Прямо по нашей статье.

Нам вменяют, что «проводимые Мухиным, Барабашом, Соколовым, Парфёновым мероприятия в рамках деятельности ИГПР «ЗОВ» имели абсолютно схожие признаки-атрибуты и внешне признаки – с АВН, как то: агитационно-пропагандистские материалы…» Где эти материалы? Где сравнение материалов АВН и материалов ИГПР «ЗОВ»? Сравнивались вопросы референдума – они разные. Об этом и экспертизы говорят. А какие агитационно-пропагандистские материалы одинаковые, в чём нас обвиняют? Это очередная ложь следствия и гособвинителей.

«Материалы, пропагандирующие одни и те же политические взгляды…» Здрасте, приехали. Нам вменяют политические взгляды! Политические взгляды, более того – одинаковые: это уже является составом преступления. (По мнению гособвинителя.)

«Символика движения ИГПР «ЗОВ», изображённая на флагах, повязках, значках, идентична символике МОД «АВН»…» Но в ходе судебного следствия вы видели символику и вытаскивали большой плакат-растяжку, на котором чётко, чёрным по белому было написано «ИГПР «ЗОВ». Где же то же самое, что МОД «АВН»? Вытаскивали флаги с изображением кулаков с пальцем, направленным вверх и пальцем, направленным вниз. Где такая символика у МОД «АВН»? Не было этого. В ходе судебного следствия установлено.

То же самое – о символике ИГПР «ЗОВ»: наручники, Звезда Героя, открытая дверь схематичная, автоматы Калашникова вверх-вниз смотрящие – это символ обратной связи, который не использовался МОД «АВН». Здесь нагло лжёт, что использовали одинаковую символику.

Далее сообщается, что «Мухин, будучи ранее судимым 18. 06. 2009. Савёловским районным судом за совершение преступления, предусмотренного частью 2 статьи 280 УК…» Какое это имеет отношение к сути предъявленного нам обвинения? А имеет отношение такое, что преступные правоохранители друг другу сообщают то, что, по их преступному недалёкому пониманию, является составом преступления.

И продолжают, в чём эта вот вина в их понимании: «На путь исправления не стал и, стойко придерживаясь экстремистских взглядов, являясь лидером и идейным вдохновителем, используя свой авторитет, совместно с Парфёновым и Барабашом созывал и проводил еженедельные собрания участников…» Такое вот страшное дело. «На путь исправления не стал» – а чего же, спрашивается, добивались? Как выглядит тот самый «путь исправления», который гособвинитель вместе со следствием видят? Наверное, признать всё, в чём обвиняют, и говорить «ку»? Я полагаю, что как-то так.

Опять же, по нашему законодательству у нас иметь взгляды – любые – придерживаться их законодательно 29-й статьёй Конституции не запрещено. Это значит – разрешено. Соответственно, те, кто запрещают иметь какие-то взгляды – это они и есть преступники. А то, что в чьих-то куриных мозгах они кажутся «крайними взглядами» – так это значит, что они просто выходят за пределы их понимания. Поэтому они кажутся экстремистскими.

Если враг напал, то встать на защиту своей страны – это действительно действие, которое требует отличных моральных качеств. По мнению этого преступного сообщества – это является экстремистскими мыслями и деяниями.

Далее утверждается, что, «помимо перечисленного, он, Мухин…» Я обращаю внимание, что обвинение – толстый такой фолиант, но он содержит четыре одинаковые части. То есть следствие поленилось, решило, что прокуратуре и так сойдёт, и вот в части, где меня обвиняют, написано про Мухина – я это читаю, но изначально оно такое пришло: следствие уверено было, что прокуратура утвердит любое обвинительное заключение, оно будет передано в суд и обвиняемые будут осуждены. Столько много рецидивов у этой банды, что они не имеют никакого сомнения, что будет так. Потому в обвинительном заключении по одному человеку часто встречаются аргументы, основания по второму человеку. Они имеют отношения, потому что это мой товарищ, но я сам принцип вам рассказываю.

«Организована опция» (это на сайте Юрия Игнатьевича ymuhin.ru) «В команду» проведения референдума «Я готов», предназначенная для регистрации и вербовки новых сторонников». Нас в этом обвиняют. Умные люди тупым фабрикантам дела объяснили, что обвинять в подготовке референдума как-то глупо, и сейчас люди этого не поймут. И через год после нашего ареста они-таки догадались, что в подготовке референдума явно нас обвинять не надо. Но смотрите: само обвинение говорит, что мы собираем людей. А нам действительно необходимо для проведения референдума собрать людей. Подписей надо два миллиона иметь. Нам необходимо тех, кто нотариально заверится, иметь более двадцати тысяч более чем в половине субъектов Федерации. Именно в этой деятельности нас обвиняют ограниченные следствие и гособвинение. То есть именно в тех деяниях, которые направлены на проведение референдума.

Далее. На своём птичьем языке, понятном друг другу, они в нашем деле пытаются очень настырно обвинить нас в том, что на сайте ymuhin.ru, потом на других сайтах есть ролик, который называется «Шествие и митинг оппозиции на Болотной площади 5 мая». Но, может быть, распространение экстремистских материалов нам пытаются этим вменить? Ничего подобного, этот ролик, этот материал не признан по суду экстремистским.

Может быть, не признан экстремистским, но что-то в речах есть такое? Мы рассмотрели в ходе судебного следствия, благо нам суд позволил это сделать, и выступление Мухина, и выступление Барабаша. Они все взаимосвязаны, они послужили поводом для исследования, проведённого специалистом Борисовой. Но даже если не брать специалиста русского языка, коим является доктор филологических наук Борисова, а обычного человека, на которого ориентированы выступающие на митингах, то каждый должен понять, что было сказано. А было сказано о том, что преступники совершили преступление по двум статьям – 142.7 «Фальсификация итогов голосования» и 149 – «Воспрепятствование мирным собраниям и митингам». И дальнейшая речь развивалась в этом направлении.

Какой там экстремизм можно усмотреть? Что там можно усмотреть? Только в воспалённых мозгах. Гособвинитель, следствие усматривают следующую вину: «В тексте выступления лица, обозначенного как Кирилл Барабаш, имеются высказывания, в которых речь идёт о действиях, результатом которых является смена существующей власти». Понимаете, дело в том, что каждые выборы – это смена существующей власти! Если говорить о выборах и обвинять, что разговор о выборах является каким-то наказуемым деянием – ну, это будет предел... У нас сейчас вообще все любые действия, все любые движения людей медиа и во власти нацелены на предстоящие выборы, любые заявления. А вы говорите, что это является преступлением, направленным на смену существующей власти.

«В тексте имеются обоснования необходимости, допустимости и желательности данных действий…» Это ужас какой-то. Сменить власть законным путём – это уже страшно. Кошка, укравшая мясо, знает, чьё мясо она украла. И, видимо, следствие и гособвинитель что-то такое знают, что нам неизвестно, и боятся любой смены власти.

«…А также обоснование применения оружия для изменения неблагоприятного положения дел в стране». Голословное утверждение, но посудите сами: бывают неблагоприятные последствия дел в стране. Враг напал... Бывают инструменты, которые помогают с этим врагом внешним справиться. Оружие называются. И идеология. Что здесь такого?

Преступное следствие и преступный гособвинитель в этом усматривают какую-то вину. Но даже, допустим, была бы в этом деле какая-то вина: какое отношение это имеет к инициативной группе по проведению референдума и подготовке референдума? Этот ролик, может быть, даже оправдывает нас, потому что смотрите: референдум связан с подсчётом голосов. Естественно, нам необходим честный подсчёт голосов, чтобы то, что люди голосовали, было подсчитано. И, соответственно, статья, о которой говорится в этом ролике, «Фальсификация итогов голосования», это непосредственно наша статья, и сам вот этот факт косвенно доказывает нашу законную, законом охраняемую деятельность по подготовке референдума. Но никак не говорит, не свидетельствует, не намекает о попытке распространить экстремистские материалы. И никак не говорит и не намекает совершить другие экстремистские деяния, список которых очень мал – всего тринадцать.

Далее. Обвинитель обвиняет Соколова, что в «целях обеспечения продолжения деятельности экстремистской организации, формально переименованной» (бестолочь, не знающая русского языка), «согласно отведённой ему преступной роли…» В судебном следствии не исследовалось, какая и кем была «отведена» эта «роль», согласился он с ней или не согласился; не было исследовано. «Зарегистрировал, администрировал интернет-сайт такой-то, на котором велась пропаганда целей и задач ИГПР «ЗОВ…» Это – преступление. «Организована опция «Стать участником»…» То есть, нас обвиняют в сборе участников! Нас обвиняют – косвенно – в подготовке референдума: то есть, собирать участников референдума – это преступление.

«Предназначенная для регистрации, то есть вербовки новых сторонников, организована опция «Помощь ИГПР «ЗОВ»…» Помощь, оказывается, тоже является преступлением, по мнению гособвинителя. «С призывом перевода денежных средств «Помощь газете ИГПР «ЗОВ», с указанием банковских реквизитов на имя Парфёнова и контактов Барабаша». Где здесь экстремистские деяния? Современный человек наличными и безналичными операциями в день пользуется не менее десяти раз, а то и более. Что здесь преступного? Преступно было бы, если бы было представлено, на что эти деньги тратились – на преступные цели, допустим: брали – и потратили на преступные цели. Нет, это не было установлено абсолютно в ходе судебного следствия.

Далее – повторяющийся мусор.

Меня обвиняют: «Также он, Парфёнов, в интересах экстремистской организации по адресу такому-то, с целью организации и вербовки новых членов, давал указания и проводил инструктаж свидетелю Власову, анкетные данные которого в тайне, о тактике и методах вербовки новых сторонников для реализации целей экстремистской организации…» Что здесь вообще? О чём речь?

Сей оперативный сотрудник Центра по противодействию экстремизму, которого мы знали как Давыденко, под благовидным предлогом организации и проведения референдума, в том числе в Крыму, втёрся в доверие, показал знание законов Российской федерации, Конституции, Федерального конституционного закона о референдуме. А мы, соответственно, с ним общались как с товарищем, и рассказали ему, собственно, то, о чём он уже прочитал в Конституционном законе о референдуме. Что необходимо собрать региональные подгруппы, что время регистрации очень ограничено, всего два месяца между первой и последней, потому закон обязывает иметь сто и более человек для регистрации в этой подгруппе, потому что только эти люди могут собирать подписи, никакие другие студенты не могут этим заниматься.

Вот это всё ему было объяснено. А преступники следствия, поддержанные гособвинителем, называют уже «вербовка новых сторонников». Подождите, но ведь мы занимаемся самой законной деятельностью – организацией референдума! Нам нужны участники в инициативной группе, или в числе тех двух миллионов, которые потом поставят подписи.

Но преступники правоохранительной системы не могут мыслить по-другому. Потому они пишут в таком обвинительном ключе: «вербовка новых сторонников».

Далее в чём меня обвиняют гособвинители. Что «он, Парфёнов, в обеспечение продолжения деятельности экстремистской организации, завербовал в экстремистскую организацию ИГПР «ЗОВ» примерно в 2011 году Нечитайло, примерно в 2012-м Солдатова, в неустановленное следствием время – Асоеву». Мы ходатайствовали – сторона защиты – чтобы Асоева была допрошена в ходе судебного следствия, Солдатов был допрошен в ходе судебного следствия. Более того: это свидетели обвинения, которых – создать видимость страшного преступления – нагнало следствие, обвинитель поддержал; но почему-то гособвинитель сам не захотел их слушать – в какую такую страшную экстремистскую организацию я их завербовал включиться.

И, кстати, гособвинитель здесь и не указывает, в какую такую экстремистскую организацию! Это ключевой момент, потому что если бы нам сказали, ну, там «экстремистскую организацию АВН» – мы бы знали, от чего защищаться. Мы бы показывали, что АВН деятельности не ведёт. Если бы сказали, что деятельность ИГПР «ЗОВ» – мы бы тоже понимали, как защищаться: организации нет в списке экстремистских организаций Минюста, всё, вопрос закрыт, надо нас освобождать и наказывать этих негодяев, которые нас мучили всё это время. Но, видимо, это не для нынешнего времени.

Барабаша обвиняют, что «с целью обеспечения продолжения деятельности организации» и т.д. «в соответствии с отведённой ему ролью совместно с Мухиным и Парфёновым» проводил страшные еженедельные собрания «участников запрещённой организации АВН». Опять же, в ходе судебного следствия нигде не было установлено, чтобы кто-то после начала 2011 года собирался; ни в показаниях свидетелей сорока опрошенных, ни в материалах дела – ниоткуда это не следует. То есть это заведомая ложь, заведомый оговор нас. Заведомо незаконное обвинение с целью воспрепятствовать проведению референдума, а также лишить сто миллионов граждан России, избирателей России права на участие в нашем референдуме.

Что ещё такое страшное делал Барабаш, по мнению следствия? «Обсуждались вопросы, связанные с ведением агитационной работы участниками ИГПР «ЗОВ», создание сайтов, организации митингов…» Но подождите: это же не запрещённая деятельность! Тем более – не запрещённой организации ИГПР «ЗОВ». «Создание сайтов» – что это такое? Необходимо людей собрать.

В тексте, в этом фолианте содержатся такие вот грамматические, орфографические ляпы, которые свидетельствуют о том, что эту писанину сам прокурор-гособвинитель-то не читал. А зачем читать, если он уверен в решении суда? Много ляпов – «о» с «а» путают. Не читали они эту бумагу! Либо считали, что это в пределах русского языка: если «формально переименованная ИГПР» прокатывает…

В чём нас обвиняют? Нас обвиняют в том, что Барабаш участвовал в одном митинге 5 мая, нас обвиняют в том, что Барабаш участвовал 1 мая 2013 года в митинге возле памятника «Солдату Отечества», и обвиняют в участии опять же Барабаша 10 апреля 2013 года в пресс-конференции как представителя ИГПР «ЗОВ».

Какое это к ней имеет отношение? Никакого. Барабаша никто не наделял полномочиями представлять ИГПР «ЗОВ», Барабаш ИГПР «ЗОВ» мог представлять как лишь участник формирующейся организации. Наверное, Барабаш так и называл себя.

Преступное следствие и гособвинитель именно настаивают, что он – представитель ИГПР «ЗОВ»: не от себя лично говорил, а говорил от организации. Наверное, Барабаш представляет организацию как один из её участников, но организация большая, и это не является её официальной точкой зрения. И, соответственно, даже если бы имело место то, что пишет гособвинитель – «содержала совокупность психологических и лингвистических признаков возбуждения вражды, ненависти по отношению к представителям власти (министрам, чиновникам, президенту В.В. Путину)» – начальству, которые «были представлены как враждебная группа. Барабаш обосновал необходимость борьбы с ней, в том числе насильственным способом, а также содержалась совокупность психологических и лингвистических признаков унижения представителей власти».

Нам это реально вменяют? Это имеет вообще какое-то отношение к фабуле статьи 282.2? Это послание, послание от одних правоохренителей – преступников, людей ограниченных, преступных наклонностей – другим преступникам при исполнении служебных обязанностей. Чтобы показать: это плохие люди, это не наши, их надо наказать, их надо заклеймить! А фабулы статьи 282 здесь и близко нет.

Это – если бы имело место то, что вот они пишут. Однако это же ложь – но, однако же, уже была разобрана, и мы ещё об этом скажем.

Также нас обвиняют в том, что Кирилл Барабаш признан решением Люблинского районного суда виновным в совершении двух преступлений, предусмотренных частью 1 статьи 282 УК РФ. В связи с истечением сроков давности, от уголовного наказания освобождается – от штрафа. Но опять же: какое к нам имеет это отношение? Наша задача практическая состояла в том, чтобы собрать в более чем половине субъектов Федерации суммарно двадцать тысяч участников референдума. Мы не можем гарантировать, что это все будут люди клонированные, без болезней, без какого-то прошлого, будущего – это реальные люди должны быть! И Кирилл Барабаш – один из таких реальных будущих людей. Он такой есть, какой есть.

Нас – всех четверых – обвиняют в каких-то уголовных делах Кирилла Барабаша. Какое к нам это имеет отношение? Мы что, Кириллу Барабашу дали задание пойти и осудиться в Люблинском суде? Мы его побуждали к таким действиям? В ходе судебного следствия это не было установлено. Опять же повторюсь: это мантра, это птичий язык, которым одни преступники правоохранительных органов сообщают другим преступникам правоохранительных органов, что это люди не их числа, не их круга, что их надо наказать.

«Установлено к обеспечению деятельности экстремистской организации Барабашом: в неустановленное следствием время, но не поздней 2011 года на одном из собраний поставлен вопрос об осуществлении ежемесячных сборов с каждого члена движения – от 100 рублей и выше – в зависимости от возможностей граждан». Следствием даже не ставился вопрос: а насколько выше? А сколько же денег было собрано? Понимаете, вот выше ста рублей – это и сто миллиардов, и сто четырнадцать миллиардов Внешпромбанка. Насколько выше, о чём речь? Речь только о ста рублях. На что они пошли?

Вот у нас здесь собралось сто сорок зрителей. Если по минимальной зарплате считать, то все временные затраты всех здесь собравшихся больше, чем денег могла собрать региональная московская группа за месяц. О чём речь? Где здесь страшное преступление? Ну, собирали деньги. А на что тратили? Заказывали какое-то экстремистское деяние совершить? Судебным следствием это не установлено. Какое-то там «намерение», какое-то что-то там «осознавая», пять лет готовились-готовились… Вот это гособвинитель считает – вполне допустимое обвинение. На что такое эти деньги были собраны, на что потрачены – гособвинитель даже не пытается установить. Почему? Суду «и так сгодится».

Однако тупенький гособвинитель посмела обвинить нас в том, что мы деньги собираем на оплату адвокатов, по защите интересов членов движения на судебных заседаниях. Это вот экстремистское деяние так деяние!

Как вы видели, у нас на четверых обвиняемых два полузащитника: по ползащитника на одного обвиняемого. Вот в таком страшном деянии нас обвиняют.

И вот вам – гособвинитель пишет, что «преступная деятельность Мухина, Барабаша, Парфёнова, Соколова» (не уточняя – какая), «принимавших участие в организации деятельности экстремистской организации» (сознательно не уточняя – какой), «направленной на массовое распространение экстремистских материалов» (не уточняя – хотя бы одного материала, который был «распространён») «была пресечена правоохранительными органами Российской Федерации», заслужившими за этот подвиг соцпакет и дополнительный отпуск.

Вот вся фабула того, в чём нас следствие и гособвинитель обвиняли по состоянию на девять месяцев назад, когда началось судебное следствие.

Далее идут иные доказательства.

«Доказательства, подтверждающие обвинение Парфёнова» – меня – «в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282.2 УК РФ – являются…» И дальше, совершенно не стесняясь, пишут показания Мухина, которые даны были ещё в самом начале нашего ареста, Мухин говорит о совершенно законной деятельности, однако эти показания преступное следствие впоследствии назвало «частично признательными показаниями». А в какой преступной деятельности признался Мухин? Об этом следствие не утруждает себя сообщить.

Я поберегу вас от всех четыреста шестидесяти доказательств нашей невиновности – не буду повторяться и зачитывать вновь, потому что для этого суда это большого значения не имеет. Такое стойкое убеждение у меня сложилось.

Вот показания Мухина от 29 июля 2915 года, согласно которым сущность предъявленных обвинений ему ясна и понятна, виновным себя не признаёт. Вот, смотрите: здесь сущность обвинения ясна и понятна, но это надо понимать – в чём нас обвиняли. Нас обвиняли в «расшатывании основ конституционного строя в сторону нестабильности». Мы как бы поняли сущность обвинения, попытались выяснить, какие мы основы расшатали, где мы нестабильность создали. Молчат! Не могу сообщить. Дальше не придумали – начальство не сообщило.

Отмечу, что на стадии следствия Мухин обвинял эту преступную группу – цитирую: «Преступная группа в органах полиции, следствия, прокуратуры и судов, с целью совершения преступления, предусмотренного статьёй 141 УК РФ, совершило преступление, предусмотренное статьёй 279 УК РФ и возбудило уголовное дело против участников референдума». Мухин указывает на постановление о возбуждении уголовного дела, что преступная группа хорошо понимает, что единственным деянием потерпевших является организация референдума, а то, что преступная группа действует осмысленно – доказывает полное игнорирование Федерального конституционного закона о проведении референдума Российской Федерации.

Действительно, так и было – год в упор никто не видел: мы им говорим, что наша деятельность организована по Федеральному конституционному закону о референдуме, а его тоже в упор не видят, отказываются. Это видно в материалах следственных действий, в постановлениях судов о продлении ареста, об отказе в наших жалобах. Только уже в нашем суде по существу, то есть где-то уже на продлениях ареста в Мосгорсуде свыше года, стали вспоминать: действительно, наверное, есть такой закон! Заглянули в «Консультант Плюс», посмотрели – есть такой закон, надо как-то его помянуть в своих решениях! Такие подвижки уже есть. Но, как видите, на стадии следствия для них это было полной неожиданностью. Для преступников следствия, прокуратуры и суда.

Я смотрю показания свидетеля Пономарёва. Это наш бывший товарищ Сергей Кротов. У меня вообще была мысль, что сей процесс запущен им как пропагандистская кампания – он хороший пропагандист… Но, скорее всего, дело заключается в том, что тайный свидетель Пономарёв лжёт против о переименовании организации. Сначала лжёт, потом себя опровергает – что было голосование о роспуске АВН. По причине воздействия, которому, видимо, подвергся со стороны сотрудников. Он человек уязвимый, он коммерсант, и на него легко воздействовать. Он уклонялся от всяческой связи с 2013 года, а в 2014 году уже на нас была предпринята атака: нам «в качестве свидетелей» выбили двери. По тому делу, по которому он проходит свидетелем, была заказана экспертиза, которая шестой экспертизой в нашем деле присутствует, окромя пяти других.

То есть, как-то выкрутили руки, однако и этот свидетель дал показания в нашу пользу, которые вот приводили и Соколов, и Мухин, которые я не могу привести, поскольку вы не предоставили мне протоколы судебных заседаний: я лишён возможности представлять свои доказательства.

У нас в деле есть показания свидетеля Власова. Тайного свидетеля Власова. Дело в том, что Власова никто, кроме судьи, не видел. Не видели его и мы, не видел его и тот примерно десяток человек, в присутствии которых он с нами… Нет, он с нами не встречался, этот «Власов», это какой-то другой сотрудник Центра по противодействию экстремизму.

С нами встречался Давыденко, я его помню, как выглядит – помню: крепкое рукопожатие, короткая стрижка, спортивная внешность. А то, что вы не позволили нам с Мухиным в судебном заседании перед допросом этого «Власова» убедиться, что это именно Давыденко, а не «Власов» – это доказывает умысел на то, чтобы в деле были показания этого другого человека, «тайного свидетеля Власова», который никакого отношения к нашему делу не имеет, не читал, видимо, никаких протоколов или установку от начальства получил и потом клеветал. Клевета его легко удостоверяется, подтверждается тем, что он помнит, что цели у АВН и ИГПР «ЗОВ» одинаковые – вот эту он запомнил установку от начальства – а в чём заключается цель ИГПР «ЗОВ», он сказать затруднился. Он этого не знает.

Нас обвиняют в конспирации, в том, что рассылка была закрытая. Но смотрите: наши заседания формально открытые, но нам запрещают вести видеосъемку. Почему? Чтобы не было лишнего свидетельства того, что здесь происходит. Заседание открытое, никаких оснований скрывать его не должно быть. И если какие-то преступники наказываются, то, наоборот, видеозаписи должны иметь профилактическое, пропагандирующее для всех остальных значение. Но нам этого не позволяют.

Почему не позволяют? – чтобы наименьшему числу людей было известно, что такое суды Российской Федерации и, соответственно, вся эта правоохранительная система.

Я хотел бы отдельно уточнить, пояснить, что ни я, ни остальные подсудимые Барабаша Кирилла не уполномачивали на какие-либо действия от лица Инициативной группы – не уполномачивали ни на выступления, ни на участие в пресс-конференциях, и это установлено в ходе судебного следствия. Что было установлено? Со стороны гособвинения не было представлено никаких доказательств того, что кто-то – мы, здесь присутствующие подсудимые, либо кто-то другой из участников ИГПР «ЗОВ», либо вся ИГПР «ЗОВ» – уполномачивали Кирилла Барабаша. Все материалы, присутствующие по выступлениям Барабаша – это неотносимые доказательства.

Ивахин такой: он не был допрошен в ходе судебного следствия, и это косвенно доказывает вину гособвинителя в фабрикации дела против нас. Он вполне мог показать, насколько ему смешна и неинтересна идея… (председательствующий указывает на то, что эти доказательства не исследовались). Я ссылаюсь на другие данные. Я ссылаюсь на данные о том, что он как раз не был в ходе судебного следствия допрошен, и мотив этого был такой, что его показания были бы в нашу пользу. Он бы показал, что газета, им редактируемая… (председательствующий повторяет то же).

Да, я хотел бы сказать, что и Леганьков, хоть он и был заявлен как свидетель обвинения, по той же причине тоже не был допрошен. Именно с тем умыслом, чтобы не позволить суду быть объективным, чтобы не получить ненужных сведений, гособвинитель побоялся и не стал допрашивать также и свидетеля Леганькова.

Я хоть и повторюсь, но я указываю на то, что эти свидетели обвинения хоть и были указаны, но не были допрошены. А это является фактом, на него я и ссылаюсь. Не были допрошены с умыслом.

В ходе судебного следствия было установлено, что две разные организации – ИГПР «ЗОВ» и МОД «АВН» – имели разную структуру, разные наименования участников, и вообще это были разные организации. Это следует из многочисленных показаний как свидетелей защиты, так и свидетелей обвинения.

Том 14, листы дела 224, 227, «Организация сбора денежных средств с членов ячейки движения осуществлялась десятниками…» Но «ячейка» – это не терминология ИГПР «ЗОВ».

«Собранные десятниками денежные средства в дальнейшем передавались лично Барабашу, и до июля 2015 года – Парфёнову…» Но собирать денежные средства – это не преступление. Преступно их, например, тратить на какие-то преступные цели. А так далеко заходить – следствие себя не утруждает.

Ещё один свидетель обвинения, Глущенко, так же не был допрошен, это факт. Почему не допросили? Не захотели установить истинные цели.

Свидетель Асоева также не была допрошена, хотя мы отдельно ходатайствовали; она приходила, ждала. Но также гособвинитель не захотел её выслушивать, а суд нам отказал её выслушать как свидетеля защиты.

Ещё такое поведение недалёкого гособвинения: каждый раз просила огласить протоколы показаний, данных на предварительном следствии – для чего оглашали протоколы судебного следствия: якобы они противоречат тому, что было заявлено в суде. Ну, допустим. Так укажите, в чём противоречия! – но гособвинителю это не надо: судья всё рано сделает, как надо. Видимо, такая вот уверенность у гособвинения.

Свидетель Солдатов, заявленный гособвинением, также не был допрошен, это факт. А вот свидетель Мельников, заявленный гособвинением, не был допрошен, а был допрошен как свидетель защиты. И он показал, что организации разные, имела организация ИГПР «ЗОВ» единственную цель – проведение референдума, это было установлено в ходе судебного следствия. Побоялся допрашивать! Специально чтобы скрыть от суда такие сведения, которые были бы в нашу пользу. Стал бы гособвинитель скрывать какие-то аргументы в свою пользу? Нет, Не стал бы, даже выкручивая руки свидетелю Пыжьяновой, чтобы она пришла и дала показания. И вот эти наши откладывания в ноябре-декабре судебных заседаний как раз с этим связаны, что не мог гособвинитель нужного свидетеля правильно обработать.

Также гособвинителем не были допрошены свидетель Червов, Девятов, Никешева Елена. Видимо, тоже с умыслом. Не были допрошены свидетели обвинения Соболева, Филатов…(Председательствующий сетует на затянувшуюся паузу.) Я вас пустыми разговорами стараюсь не утруждать – вас и зрителей. Стараюсь говорить только то новое, что не было сказано – защитником Чернышёвым, Соколовым.

Вот, смотрите: доказательством того, что мы готовили референдум, является наше требование, наше участие в массовых требованиях честных выборов. Потому что какой смысл проводить референдум, если Чуров посчитает, как ему укажут его тайные руководители? Потому наши требования, которые были, в ходе судебного следствия, показаны на баннерах, были такие: «Преступники, препятствующие проведению митингов, не наказаны!» «Чайка и Бастрыкин крышуют преступников!» – и адрес сайта otvechayka.org (по статье 141, 149 УК РФ).

Вот эти наши требования вполне могли послужить мотивом и поводом для нашего преследования. То есть наше законное требование проведения честных выборов, честного подсчёта итогов голосования вполне могли поспособствовать, чтобы преступники в Следственном комитете, в Генпрокуратуре инициировали дело, уголовное преследование против нас.

Мы заявляли тогда: «Генпрокурор Юрий Чайка, возбуждай уголовное дело против полиции по статье 149 УК РФ!» Потерпевших преследовал Следственный комитет и Бастрыкин. Так и оказалось, что нас действительно преследовал Следственный комитет, подчинённые Бастрыкина сфабриковали дело против нас.

Перечисляются вещественные доказательства – такие, как «плакат с изображением стрелок и надписью «ИГПР «ЗОВ» – Инициативная группа по проведению референдума «За ответственную власть». Какое отношение это имеет к продолжению деятельности Армии Воли Народа? А это вещественное доказательство, предъявленное в ходе судебного следствия. «Нарукавные повязки в количестве 10 штук с изображением стрелок, значки круглой формы в количестве 10 штук с изображением стрелок, шарфы прямоугольной формы в количестве 4 штук с надписью «Ты избрал – тебе судить! IGPR.RU…» – это сайт ИГПР, «а также стрелы, стикеры, изображения стрелок, баннер с надписью – перечисленные названия, «Путин распял конституцию!» Все эти вещдоки, полотна прямоугольной формы с изображением стрелок, выданные 14 декабря 2015 года в ходе выемки свидетелем Нехорошевым».

Это предметы, частично используемые Инициативной группой либо участниками Инициативной группы. Они могут доказывать только преступный умысел против организации – уголовное преследование против нас.

Вещественные доказательства такие, как «ноутбук марки какой-то, обнаруженный изъятый 28 июля в жилище Парфёнова, оптические компьютерные диски…» Я ходатайствовал, чтобы эти «вещественные доказательства» были выданы мне либо моим родным, поскольку они ничего не доказывают и служат. Ну, это моё имущество, которое необходимо мне, и я настаиваю, чтобы оно было выдано моим родным.

Далее. «Брошюра с надписью «Я против!» в количестве 3 экземпляра, брошюра с надписью «Памятка добровольцу» в количестве 3 экземпляра, изъятые по месту работы Парфёнова…» Они имеют историческую ценность – в частности, «Памятка добровольца» – более десяти лет, как она была издана в малом количестве. Она дорога мне как память, я ходатайствую, чтобы она была выдана мне или моим родственникам.

Брошюра «Я против!» – это материалы ИГПР «ЗОВ». В частности, об исследованиях Соколова. Чего она доказывает, какую преступную деятельность – совершенно не понятно.

Банковские карты, бейджики корреспондента газеты «К барьеру!» Преследуя меня, гособвинитель и следствие понимают, что они воспрепятствуют также и журналистской деятельности.

Свидетели супруги Большаковы также не были допрошены в ходе судебного следствия – свидетели обвинения. Они, может, и рады были бы что-нибудь в своих показаниях против нас показать, но их обвинение тоже не захотело привлекать.

В организации «Quprint» – печатная организация – также был произведён погром, то бишь следственный действия и изъятия, допросы проведены. Но никто из них не смог сказать, мы, или я, у них пытались или собирались распечатать какой-то экстремистский, более того – заведомо экстремистский материал. Такого не было, мы этого от следствия не слышали – не слышали по той причине, что этого не было, как бы этого ни хотелось стороне обвинения. (Председательствующий снова пространно напоминает о бессмысленности ссылок на неисследовавшиеся факты.) Я ссылаюсь на факты того, что явно было. А было отсутствие запрошенных свидетелей, которые были заявлены свидетелями обвинения. Это факт. Я это трактую как доказательство моей невиновности. А что они говорили – я не исследую здесь, как вы правильно заметили.

Заключение лингвистической судебной экспертизы 18-24 Х, согласно выводам которой – цитирую – «Представленный текст выступления лица, обозначенного как Кирилл Барабаш – негативная оценка президента Российской Федерации…» Но это не является преступлением, тем более выступление частного лица «Кирилл Барабаш». В чём это меня обвиняют? Ни в чём.

«В представленном тексте выступления лица, обозначенного как Кирилл Барабаш, высказывания, в которых речь идёт о действиях, результатом которых является незаконная смена существующей власти, имеются…» Лживое утверждение, которое останется на совести этих горе-экспертов. Мы исследовали текст этого выступления, мы слушали его видеозапись – ниоткуда это не следует. Просто эксперт получает деньги за то, чтобы… Ему заказывают экспертизу, вот он, соответственно, иногда должен следствие удовлетворять. Он это и делает.

В заключение другой комплексной психолингвистической судебной экспертизы 679-Э/2, исследуется вербальная информация – статья «Ты хам, Обамка, тебя я презираю». В чём обвиняют? «Для возможности…» – это цитата отсюда, из этой статьи… А второе – объявление: статья «Ты хам, Обамка, тебя я презираю», а также – объявление: «В субботу 24 января состоится встреча читателей с писателем, поэтом Владимиром Сергеевичем Бушиным». И что же за преступление там готовится? А готовится там возможное подписание чего-то: «Возьмите с собой мобильные телефоны, а также логин и пароль вашей электронной почты». Речь идёт о подписании какой-то инициативы. Это, наверное, и есть, по мнению обвинения, страшное экстремистское деяние.

Однако напомню, что мы готовим референдум, и нам необходимо работать с людьми. Нам необходимо собрать и двадцать тысяч, с одной стороны, и два миллиона в итоге, подписей. Мы обязаны работать с людьми, чем мы и занимаемся. Это доказательство, положенное в основу для исследования экспертизы, доказывает, что нашей целью является проведение референдума.

Совершенно бестолковы и глупы вопросы касательно наличия пропаганды идеологии ИГПР «ЗОВ», которые были поставлены преступным следствием перед экспертами. У нас в стране пока не запрещено иметь, исповедовать какую-либо идеологию, будь то ИГПР «ЗОВ» либо какую-либо другую. Там очень узкий перечень того, что запрещено в нашей стране – там запрещена агитация и пропаганда определённого перечня – но мы под это никак не попадаем. И обвинять нас, исследовать наличие какой-то идеологии – это попадает под преследование за убеждения на идеологическом основании.

Статья «Обиженное следствие» (газета «Слова и дела») 2014 года – цитирую: «Упоминание об АВН, опять упоминается Барабаш на митинге 9 мая, данное решение о запрете АВН было названо неправосудным…» Барабаш имеет своё личное убеждение. Он имеет право на убеждение, что запрещение АВН было неправосудным. Однако это вменяется нам в вину.

Во-вторых, АВН упоминается как общественная организация, которая – цитирую – «как ИГПР «ЗОВ» пыталась организовать граждан на проведение референдума».

Да, действительно: здесь правдиво указано, что АВН – это общественная организация. А вот ИГПР «ЗОВ» – это не общественная организация, это ИГПР – это формулировка закона «О референдуме». Это совершенно другой статус организации – опять же, как установило следствие.

Объект номер 5 – «Отзыв на бессовестную экспертизу», выпуск 22 от 2015 года, газета «Слова и дела». Выборочное цитирование, напоминание об АВН в связи с экспертным заключением Балуева по уголовному делу номер такому-то (неизвестный номер дела). Экспертиза должна был доказать тождественность или нетождественность документов АВН и ИГПР «ЗОВ», а также является ли программа, цели, механизмы действия ИГПР «ЗОВ» основанными на идеологии АВН.

Здрасте, приехали! Оказывается, ИГПР «ЗОВ» основана, по мнению следствия и гособвинителя, на идеологии АВН. Так подождите: или переименованная организация, или отдельная организация, по мотивам идеологии АВН? Следствие не очень утруждает себя прихождением к истине по такому вопросу, намяв любые слова в любых комбинациях: прокуратура, не приходя в сознание, всё подмахнёт, а дойдёт до суда, до закрытого суда… вариантов нет. В этом следствие преступно уверено.

Статья «Ты хам, Обамка, тебя я презираю» в газете «Слова и дела» за 2014 год: нас обвиняют, что – цитирую – «направлена на формирование у адресата готовности следовать идеологии и деятельности ИГПР «ЗОВ». Но это же не преступно! Мы занимается своей деятельностью, наша цель – проведение референдума. На это она и направлена.

И опять вот эта фраза – под копирку, наверное, пишется – «направлена на формирование у адресата готовности следовать идеологии и деятельности ИГПР «ЗОВ». Это следует из статьи «Сбор подписей» в газете «Слова и дела» от 2015 года. Да, да! Нам вообще-то два миллиона подписей надо собрать. Под наш вопрос референдума. Именно этим и занимаемся.

Нам вменяют деятельность экстремистскую – продолжение деятельности организации, признанной судом экстремистской – а организация ИГПР «ЗОВ» не признана судом таковой, но продолжение её деятельности нам вменяют. Очень хорошо…

По мнению гособвинителя, наша вина подтверждается другими документами. Упоминается рапорт Талаевой от 20 июня 2015 года, где лидерами ИГПР «ЗОВ» названы Мухин и Парфёнов. А что вообще за термин такой – «лидер»? Вот ладно бы были названы «авторитетами». Или «руководителями». Нет, написано «лидеры»! Что такое «лидер»? Это термин из Уговора Армии Воли Народа. И вот следствие пытается притянуть, что ИГПР и АВН – это одно и то же, используя вот это жонглирование словами, указывая, что в ИГПР «ЗОВ» есть лидер.

В ходе судебного следствия никто из свидетелей не указал: да, я признаю Мухина или Парфёнова лидером, я признаю их лидерами ИГПР «ЗОВ» Нигде этого нет. Так же это не следует из исследования судебным следствием материалов дела.

Так вот что эти самые лидеры делали, по мнению гособвинителя: «осуществляли деятельность по привлечению новых членов организации…» Ужасно. «Принимали участие в организации массовых мероприятий для пропаганды целей и задач организации, используя в том числе различные интернет-ресурсы…» Занимаемся своей прямой и единственной реализацией цели деятельности – и нас в этом обвиняют!

Ну, и далее по материалам дела. Всё это подпорка, которую сама выдумывает и пишет Талаева, пишет под копирку, используя право. «Парфёнов является одним из лидеров ИГПР «ЗОВ»…» Это – желание свои фантазии выдать за действительность. Не было у нас лидеров! У нас – самоуправление. Мы сами принимаем решения путём голосования, и это было установлено в ходе судебного следствия.

Следствие, которое сделало свидетеля Кротова тайным свидетелем «Ильёй Пономарёвым», не очень-то удосуживалось его особо спрятать. И это везде выпирает. Так вот том 1, листы дела 14-25: упоминается е-мэйл адрес Сергея Владимировича Кротова, который звучит как sv1krotov@gmail.com. Ну, запуганный человек, никаких обязательств перед ним следствие особо не имело, и наш председательствующий, видимо, тоже. Но это и хорошо.

Согласно заключению лингвистической судебной экспертизы, которая была проведена по тому первому делу, по которому свидетели проходили – 79 10 24 – когда нам, свидетелям, устроили погром, исследовались ими выдержки с сайта: «А вы кто такие?» «Ух ты, новая движуха!» «Чьи денежки отрабатываете?» Говорится, что обнаружили высказывания, в которых цель ИГПР «ЗОВ» и цели АВН «как минимум пересекаются, частично совпадают». Но, понимаете, вообще люди живут и имеют общие цели. Большинство людей хочет создать семью – это цель большинства людей. Большинство мужчин жениться хотят, детей родить, пользу общества принести. Это – общие цели. Но это же не значит, что следователь Талаева – это одно и то же лицо, что гособвинитель Фролова. Хотя у них могут быть общие цели.

А различие организаций был установлено в ходе судебного следствия. По заказу за оплату из госбюжета какие-то эксперты удовлетворяют следователей – как они тут пишут, «пересекаясь» и обнаруживая «высказывания» – это всего лишь говорит о самих специалистах, этих экспертах.

Сами эти эксперты тоже как бы смеются своим особым образом над теми, кто такие экспертизы прочитает. Отсюда появляются такие перлы, как «квазисинонимические преобразования». Если кто-то в зале поймёт, догадается, о чём идёт речь – это будет хорошо… На самом деле это такие вот закладки в теле экспертизы, приблизительно как в анекдоте, что «вставлю в текст диссертации слово «берёза», всё равно эту ерунду читать никто не будет». Так же свой протест проявляют эксперты, которые отметились в нашем деле.

В этой же экспертизе исследуется плакат с текстом «Армия Воли Народа предупреждает: запрет референдума – это экстремизм!» Но это и я подтверждаю, что, действительно, воспрепятствовать проведению референдума – это экстремистское деяние. Если наши гособвинители этого не знают, то я им это ещё раз, вслед за своими товарищами сообщаю – и вслед за теми материалами, которые были рассмотрены в ходе заседания.

В нашем деле есть решение Басманного районного суда, по статьям, то есть по признаниями экстремистскими публикаций в газете «Своими именами», которая к нам не имеет никакого отношения: статей «Хунвйэбины Кремля» – опять же статья к нам никакого отношения не имеет, мы её не писали, не побуждали, мы даже не приобретали и не распространяли – и к нам никакого не имеет отношения. Другая статья – «Ничего не бояться!» Это статья автора, которым ни один из нас четверых не является, и всё ранее сказанное имеет место и в этом случае. Это совершенно не относимый к нашему делу материал. С тем же успехом можно притягивать газеты, которые не очень грамотно пишут о нас – как «Аргументы и факты».

Вот показания мои. Нам четыре раза предъявляли обвинения, каждый раз разные. Первое обвинение при задержании 26 июля было предъявлено, второе было предъявлено 10 сентября – мне (товарищам – в соседние даты), потом третье было предъявлено при первом окончании следствия – 20 июня 2016 года, потом – по требованию прокуратуры – следователь возобновила дело при превышении срока следствия выше года, и нам – спустя год и двадцать дней – было четвёртое обвинение предъявлено. По Уголовно-процессуальному кодексу, при предъявлении обвинения обвиняемый должен быть допрошен. И мы давали различные показания. Я хотел бы сейчас их зачитать выборочно. Почему? Во время судебного следствия гособвинитель говорил, что я противоречу, что мои показания, данные в ходе судебного следствия, противоречат тем показаниям, которые были даны на предварительном заседании. Было видно, что это не так, но я выборочно прочитаю, что я показывал на тех предварительных показаниях.

Показания обвиняемого Парфёнова, 28. 07. 19. 08, согласно которым он от дачи показаний отказался, в том числе обосновывая правом, предоставленным статьей 51-й Конституции – это показывает, что следствие не очень внимательно читает свои протоколы следственных действий, говорит о небрежности вообще гособвинителя.

Мои показания, данные 10. 09. 15, говорят, что я с 1999 года занимался организацией референдума по проекту поправки к конституции (одной поправки, внимание!) и проекту закона о суде избирателя над выборными органами власти. Закон о суде – а не тот закон, который принимается сейчас.

Для организации референдума необходимо собрать два миллиона подписей за срок в полтора месяца. Для того, чтобы реально собрать данное количество подписей, необходима организация численностью не менее двадцати тысяч человек.

Это было пояснено, почему: это значит, что каждому надо собрать по сто подписей. (Если в сорока трёх субъектах Федерации.) Если в региональной группе всего сто человек, то нагрузка на одного человека ложится в пятьсот подписей, а это – непосильная нагрузка для срока в полтора месяца. То есть обычному человеку, участнику даже инициативной группы, не по силам столько собрать.

Потому возникает необходимость численности ИГПР «ЗОВ» в двадцать тысяч человек. У нас хоть и не оговорено явно, что в таком количестве, в Федеральном конституционном законе о референдуме, но она вытекает из необходимости: два миллиона подписей и более половины субъектов Федерации, которых у нас восемьдесят пять.

Переписывая мои показания – видимо, по причине ужасного почерка либо по причине ужасного почерка следователя Талаевой, который не могли гособвинители с первого раза прочитать, что такие вот несуразности входят в текст обвинительного заключения, как – якобы цитируя меня – что «4 июля 2016 года в газете «Дуэль», имея преступный умысел…» и т.д. Но к 2016 году газета «Дуэль» уже !восемь лет! как была закрыта!

Я им на следствии показывал, что газета «Слова и дела» была учреждена другими лицами, не имеющими никакого отношения к нам (нас обвиняют в организации этой газеты «с целью распространения экстремистских материалов).

И всё это обвинительное заключение против меня следствие и гособвинитель заключают важной, характерной фразой: «Сведений о потерпевших, характере и размере причинённого вреда никто не признавал, не имеется». Потерпевших от нашей деятельности нет, вреда от нашей деятельности никакого нет, гражданских исков никто не подавал, ответчиков тоже нет.

Как видите, наша деятельность такая страшная, такая экстремистская, что ни единого потерпевшего, ни единого пострадавшего от неё нет, а вот от действий этих самых преступников, облечённых служебными полномочиями – для нас четверых и наших семей есть.

Пострадавшими являются также сто миллионов избирателей России и неизвестное количество будущих жителей России, которые не могут ни принять участие в нашем референдуме, ни жить в будущей России, в которой наш референдум будет проведён и наши две поправки к Конституции и Закон об оценке будет принят.

Это вот что касается исследования обвинительного заключения.

О доказательствах нашей невиновности и вины фабрикующего против нас следствия, которые найдены были. Я имел в виду, что я хотел бы высказать своё мнение о тех материалах, которые были исследованы вами – так вы называете прочитывание заголовков этих документов – которые были исследованы в 21-м томе. Я их подготовил письменно, я хотел бы их зачитать.

Лист дела 2. Лицо, формально именующее себя следователем Следственного комитета Талаевой, позволяющее самостоятельное исследование Мухину без каких-либо следственных действий…

21-й том – это том последний в томах следственной части. С ним даже не знакомили. О нём мы узнали в суде, и я с ним ознакомился благодаря некоторой милости нашей председательствующего, который соблаговолил меня сюда специально в несудебный день выдернуть. Я познакомился, сделал выписки, а остальные участники с ним – кроме Барабаша – не знакомились. Мы даже не знали о его существовании.

Речь дальше идёт о том, что там оно соответствует окончанию следствия – конец лета, начало осени, когда мы знакомились с материалами дела и тогда же решался, постоянно решался вопрос о продлении нам стражной жизни. И вот для того, чтобы сравнить основания для возможности ведения защиты Юрию Игнатьевичу Мухину, будучи под домашним арестом, а нам обязательно под стражей – такое исследование я провёл и сейчас его вам прочитаю:

Письмо формально именующейся следователем СК Талаевой, позволяющей самостоятельное исследование Ю. Мухину, к месту следственных действий. Цитата: «Учитывая, что отдел наказаний ФКО ГУ УФСИН по городу Москве не имеет технических возможностей доставлять вас на следственные действия, то разрешаю вам самостоятельное исследование вышеуказанного следственного действия…» (лист дела 2 21-го тома).

«Между тем, на основании вашего ходатайства о продлении меры пресечения» – это уже мои слова – «нам троим: мне, Барабашу и Соколову в виде содержания под стражей и домашнего ареста Мухину, следствие лжёт, а формально именующая себя прокуратурой цинично и без тени сомнения, без признаков наличия совести ему поддакивает, что подследственные (подсудимые) могут скрыться, могут оказать давление на свидетелей и помешать производству следственных действий.

Всё перечисленное подтверждает вину преступников, формально именующих себя следователями и прокурорами, в совершении преступления, попадающего под основание части 2 статьи 31 УК РФ: «Незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей».

Лист дела 3 то же самое подтверждает. Цитирую: «Вам необходимо прибыть 15. 09. 2016 года к 13 часам в Хамовнический районный суд города Москвы. Самостоятельное исследование разрешаю».

Лист дела 6 сообщает: «Защитник адвокат Чернышев не был ознакомлен с томами 3, 4, 5, 6. 7, 8, 9 10, 11, 12 и 20». Подтверждает те же самые выводы, мной озвученные.

Лист дела 17. Протоколы ознакомления с материалами уголовного дела и вещественными доказательствами. 30 августа 2016 года. Дата окончания нашего ознакомления – 3 октября 2016 года. Нас за это время знакомили с двадцатью томами, которые содержат заявление защитника Чернышева, что он был ознакомлен с материалами дела не в полном объёме.

Это известная практика преступного следствия: если ты не знаешь, в чём тебя обвиняют, если ты не знаешь, какие материалы дела есть, тебе так же осложняется возможность для защиты. И своими этими преступными возможностями следствие активно всячески пользуется.

Лист дела 16 того же протокола. Судебное заявление Мухина, что он ознакомиться не имел возможности. Эти свидетельства говорят об умысле следствия Талаевой скрыть материалы предварительного расследования обвиняемых и их защитников.

Листы дела 7-8 сообщают, что Мухин и его защитник Чернышев были ознакомлены с вещественными доказательствами, но мы трое, содержащиеся под стражей, с ними ознакомлены не были. И это несмотря на наличие соответственного ходатайства от нас, которое было поданы в следствие. Замечу, что и будучи под судом почти девять месяцев, мы так же направляли письменные ходатайства. Судом нашего председательствующего лишь один раз были удовлетворено ходатайство – когда я был вывезен и ознакомлен с этим двадцать первым томом.

И один раз было удовлетворено ознакомление Барабаша – и меня в тот же день – когда у нас не состоялось заседание, и мы с Кириллом вместо заседания знакомились с материалами. Два раза мы только знакомились с материалами дела, а в полном объёме нам познакомиться с ними не дали. Это вот я заявляю.

Лист дела 16 содержит заявление Мухина, что в материалах дела отсутствуют представленные им преступнику-следователю Талаевой и приобщенные ею доказательства нашей невиновности. Указанные действия следователя Талаевой попадают под основания части 3 статьи 303 УК РФ «Фальсификация доказательств результатов оперативно-розыскной деятельности», которая подразумевает лишение свободы до семи лет.

Лист дела 17. Защитник Чернышев сообщает, что в материалах уголовного дела отсутствуют доказательства вины подсудимых, а также сообщает о незаконности содержания под стражей Барабаша, Парфёнова, Соколова и под домашним арестом – Мухина, ибо предельный срок содержания под стражей истёк, и мы подлежим немедленному освобождению. Указанное деяние представителей преступного сообщества именующих себя следователями, прокурорам и судьями, подпадает под основания частей 2 и 3 статьи 31 «Незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей». Которая подразумевает наказание в виде лишения свободы сроком до четырёх и до восьми лет соответственно.

Лист дела 11 тома 21. Из протокола обыска следует, что были обнаружены и изъяты бейджики, удостоверения с печатью корреспондента газеты «К барьеру!» и «Своими именами» на имя Парфёнова и корреспондента газеты «К барьеру!» на имя Соколова. Что даёт основания полагать о наличии признаков совершения преступления, подпадающего под действие частей 2 и 3 статьи 144 УК РФ «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов», которая подразумевает санкции в виде лишения свободы на срок до двух лет или шести лет соответственно.

Лист дела 12 содержит «Бюллетень суда народа», где чёрным по белому указана цель ИГПР «ЗОВ» – а именно принятие двух поправок в Конституцию и обеспечивающий их работу Закон об оценке. Тогда как у АВН цель – вопросы референдума – была другой. Что нашло подтверждение и в ходе судебного следствия.

Лист дела 14 содержит ксерокопии распечаток баннеров на ткани, содержавших текстовые требования. Требования уже озвучены, но их не вредно озвучить ещё раз: «Преступники, фальсифицировавшие выборы, не наказаны!» «Сверить протоколы наблюдателей со 146% Чурова». И адрес сайта otvechayka.org.

Другой текст баннера: «Потерпевших преследует Следственный комитет и Бастрыкин», «Преступники, разогнавшие мирный митинг, не наказаны», «Генпрокурор Юрий Чайка, возбуждай уголовное преследование против полиции по статье 149 УК РФ!»

Я предполагаю, что эти наши вполне справедливые и законные требования послужили причиной либо поводом для нашего нынешнего преследования.

Продолжаю цитирование текста баннеров. «Чайка и Бастрыкин крышуют преступников по статье 142.1 и 149 УК РФ». «Преступники, Препятствующие проведению мирных митингов, не наказаны» и адрес сайта otvechayka.org. А также: «Генерального прокурора – в список Магнитского до рассмотрения фальсификации 4 декабря 2011 года».

Вот эти наши вполне законные и справедливые требования вполне могли послужить причиной и поводом для нашего нынешнего преследования.

Генеральный прокурор РФ Юрий Чайка и председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин с зимы 2011 года и до сих пор не выполнили требований трёх тысяч пятиста граждан Российской Федерации – не наказали преступников по указанным статьям 142 прим. 11.49 УК РФ. Вполне возможно, что желающие выслужиться перед начальством, формально именующие себя следователями Следственного комитета и прокурорами, незаконно продолжают удерживать нас под арестом и под стражей, преследуя нас обвинением по части 1 статьи 282 прим. 2 УК РФ.

Лист дела 14 содержит упоминание об оптических дисках. № 305 с надпись 7011 С, № 300, № 303 с надписью 7014 С, содержащих звукозаписи встреч внедрённогов ИГПР «ЗОВ» сотрудника ЦПЭ под псевдонимом Давыденко весной 2015 года, которые разоблачают лжесвидетельствование другого сотрудника ЦПЭ, допрошенного в качестве тайного свидетеля, Власова.

Это лжесвидетельство в упор не хочет видеть преступное сообщество органов следствия, прокуратуры и судов, чем совершает ряд должностных преступлений против четверых подсудимых и против правосудия.

Лист дела 20. Постановление об отказе удовлетворить ходатайство защитника Чернышева об освобождении из-под ареста и стражи Мухина, Парфёнова и Соколова. Мало того, что ссылаясь на ничтожное, лживое и неуместное основание статьи 38 УПК, так ещё и озаглавлено майором юстиции следователем по УВД Следственного управления по ЦАО Главного следственного управления Следственного комитета Семёновым Д.В. – а подписано оно уже следователем Талаевой. Вот такой у нас есть официальный документ в деле.

Особую пикантность, улыбку и смех от действия тупых преступников вызывают те лживые основания пункта 3 части 2 статьи 38 Уголовно-процессуального кодекса РФ, на которые ссылается майор Семёнов, за подписью майора Талаевой. Цитирую: «Самостоятельно направлять ход расследования, принимать решения в производстве следственных и иных процессуальных действий». Возникают вопросы: это следователь Талаева самостоятельно с майором Семёновым предпринимает процессуальные действия или наоборот? Если кто не понял, то шапка документа – там несколько таких документов – начинается как «Семёнов» (это руководитель Талаевой) а заканчивается печатью Талаевой и подписью «Талаева». Вот такие следственные действия, по результату которых мы и находимся здесь под стражей.

Лист дела 22. График ознакомления с материалами дела Кириллом Барабашом сообщает нам, что Кирилл бы ознакомлен не более чем с шестью томами уголовного дела. А с томами с 7-го под 21-й вообще ознакомлен не был. Это лист дела 22.

Лист дела 23 сообщает, что защитники Барабаша Суханов и Иванченко с материалами завершённого расследования вообще ознакомлены не были!

Листы дела с 26 по 30. Протокол ознакомления с материалами дела и вещественными доказательствами обвиняемого Барабаша был изготовлен формальным путём ксерокопирования протокола об ознакомлении Юрия Мухина и защитника Чернышева, с перечислением томов дела и вещественных доказательств, хотя формально именующая себя следователем Талаева с вещественными доказательствами нас троих, содержащихся под стражей, не знакомила и даже не приносила их к нам в следственный изолятор №1, где мы ранее содержались на тот момент по воле преступного сообщества, образовавшегося в следствии, прокуратурах и судах. То есть документы сфабриковали ксерокопией, а сами перечисленные вещдоки, с которыми нас якобы ознакомили – их и близко не было.

Листы дела с 31 по 32 не содержат ни подписи, ни замечаний Кирилла Барабаша, зато содержат подписи – без замечаний – зависимых от администрации СИЗО двух осужденных в качестве понятых. Это люди, чтоб вы понимали, осужденные один к пяти годам, второй к трём, по 3-й части статьи 78. Ну, несамостоятельные люди. Приняли их в качестве понятых. Понятой может делать заявления и писать замечания на протоколах. Но это всё далеко от них: какие там нарушения против Барабаша были проведены – это их не сильно касается.

Лист дела 34. Рапорт Талаевой зам. руководителя Следственного управления Абрамову С.В. содержит подстроку – такую: «Часть первая статьи 282 УК РЫФ…» – которую следует понимать как правовое поле действия преступников, формально именующих себя следователями и руководителями следствия, какого-то своего государственного образования РЫФ. То есть люди так небрежно лепят, что у них что Россия, что РФ, что РЫФ – всё сойдёт, всё сгодится… Так вот, это РЫФ имеет свой УК, статью политического преследования 282 прим. 2.

Так же это свидетельствует об общей неряшливости следствия, уверенности его, что прокуратуре и суду – точнее, тем, кто формально именует себя прокурорами и судьями – и так небрежно сфабрикованное дело сойдёт для проведения обвинительного уклона в ходе судебного следствия и для вынесения обвинительного приговора.

Продолжим оценки доказательств нашей невиновности и вины, окопавшихся в органах следствия, судов и прокуратуры.

Свидетельством преступных действий следствия и руководства следствия в Следственном комитете России против граждан и против права граждан на инициативу по проведению референдума, а также против высшего непосредственного выражения власти народа – права всех граждан России на участие в референдуме, служат нижеприведённые доказательства, найденные в материалах уголовного дела, служащего предметом разбирательства в Тверском районном суде.

Лист дела 1. Это постановление о возбуждении уголовного дела под номером 385062 22 июля 2015 года.

Следствие знает, что идёт преследование граждан, участвующих в подготовке проведение референдума. Цитата: «Парфёнов Валерий Николаевич, действуя от имени и в интересах официально незарегистрированной организации «Инициативная группа по проведению референдума «За ответственную власть» (ИГПР «ЗОВ»)…» Цитата закрывается.

Нам вменяют в вину следующую преступную экстремистскую деятельность – цитирую: «Осуществляет действия организационного характера, направленные на продолжение деятельности АВН, в том числе осуществляя действия по привлечению новых членов движения, проводит с ними обучение различным методам экстремистской деятельности…» Гособвинитель знает, какие вообще виды экстремистской деятельности бывают? «Конспирации, вербовки; организует и непосредственно участвует в сборе денежных средств для обеспечения деятельности движения, участвует в деятельности по пропаганде цели и задач движения, в том числе с использованием различных интернет-ресурсов».

Это – документированное свидетельство преследования подготовки проведения референдума. Вместе с фантазиями о преступной экстремистской деятельности оно проходит сквозь все материалы предварительного расследования за авторством преступника – следователя СК Талаевой. И добирается вплоть до обвинительного заключения, утверждённого первым заместителем прокурора ЦАО В.Ю. Щербининым.

Лист дела 8. Постановление о возбуждении уголовного дела 385060 от 17 июля 2015 года.

Лист дела 31. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Парфёнова от 28 мая 2015 года.

Лист дела 45. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Парфёнова от 10 сентября 2015 года.

Лист дела 40. Постановление о возбуждении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу Парфёнова от 29 июля 2015 года.

Лист дела 62. Постановление о возбуждении перед судом ходатайства о продлении срока содержания под стражей мне, Парфёнову, на один месяц, до 22 октября 2015 года. Постановление от 15 сентября 2015 года.

Лист дела 175. Постановление о возбуждении перед судом ходатайства о продлении срока содержания под стражей Парфёнову и Соколову на три месяца до 22. 01. 2016. Это – постановление от 13 октября 2015 года.

Лист дела 169. Постановление о возбуждении перед судом ходатайства о продлении срока содержания под стражей Соколову на один месяц до 22 октября 2015 года. Постановление от 15 сентября.

Это я перечисляю те документы, где следствие нагло лжёт и, по сути, признаётся в преследовании разрешённой, законом охраняемой деятельности Инициативной группы по проведению референдума на протяжении большей части срока нашего следствия.

Продолжаю. Лист дела 113. Постановление о выделении в отдельное производство материалов из уголовного дела 385060 по Соколову.

Все эти материалы дела в созданы преступником – следователем Талаевой с ведома или по согласию руководителя следствия Крамаренко. Ну, о Крамаренко мы знаем.

Накануне Сочинской олимпиады у нас троих, находящихся сейчас под стражей – меня, Соколова и Барабаша – был произведён утренний обыск с участием спецназа СОБР, с выбиванием дверей квартиры в шесть утра и с изъятием большей части документов и материалов, которые сейчас могли бы послужить доказательством нашей невиновности. Тогда следственные действия по делу 791024 вёл коллега Талаевой, следователь Бычков, подчинённый «оборотней» – Ламонова, Максимова, Дрыманова, Никандрова и Крамаренко, проходящих сейчас по делу совершения преступления по 300-й статье УК РФ (незаконное освобождение из-под стражи).

По делу № 791024 следователь Бычков привлекал нас в качестве свидетелей. Почему? Потому, что у свидетелей меньше прав, чем у подозреваемых или обвиняемых. Но главное – что на начало 2014 года действовал уголовный кодекс: санкция по статье 282.2, не подразумевающая нахождение под стражей на стадии предварительного следствия, поскольку статья 282.2 не относилась тогда к категории тяжких, наказание по которым возможно в виде лишения свободы на срок свыше пяти, но не более десяти лет.

С 2014 года преступники в СК России, в Центре противодействия экстремизму время зря не теряли. Следователь Цветкова 14 августа 2014 года назначила провести экспертизу у специалистов МИЦ – Московский исследовательский центр – о схожести проявлений у двух организаций: у АВН и ИГПР «ЗОВ». А ЦПЭ в это время нашёл двух слабых участников подготовки референдума «За ответственную власть»: Сергея Кротова и Юрия Нехорошева. Надавив на каждого (один – незащищённый коммерсант, другой – редактор оппозиционных газет) – чтобы те лживо показали следствию о формальном переименовании МОД «АВН» в ИГПР «ЗОВ».

Имея показание двух этих вымученных свидетелей, преступник-следователь Талаева 22 июля 2015 года постановила лист дела 108): «Сообщено о необходимости переименования АВН в Инициативную группу по проведению референдума «За ответственную власть», ставящую прежние цели и задачи, а именно: создание инициативных групп по проведению референдума» – это уже что-то! – «последующее проведение референдума с целью внесения в Конституцию РФ об ответственности высших органов власти перед народом» – это тоже состав экстремистского преступления; «пропаганда принятия Закона об оценке деятельности президента и членов ФС России народом России, при этом осознавая, что истинная цель – расшатывание политической обстановки в Российской Федерации в сторону нестабильности, а также смене существующей власти нелегальным путём. По результатам совещания с Соколовым и иными участниками собрания принято решение о формальном переименовании АВН в ИГПР «ЗОВ».

Следователь Талаева начала за здравие – о законной совершенно деятельности, как-то: образование региональных подгрупп с последующим проведением референдума – а закончила совершенной ахинеей, которая не нашла подтверждения в ходе судебного разбирательства, совершенно никакого. Ну, даже не пытался гособвинитель нам вменить «расшатывание политической обстановки в сторону нестабильности», «смену существующей власти нелегальным путём». Это, видимо, такие способы обмануть друг друга, обмануть следователей Хамовнического суда, чтобы они вынесли формально якобы законное постановление, а по сути незаконное о продлении нам содержания под стражей. Под такие вот обоснования, которые уже в Тверском суде не нашли никакого подтверждения, да их никто и не искал.

Вот эти вот голословные, лживые, наглые обвинения содержатся в постановлении о возбуждении уголовного дела 385063 и о принятии его в производство от 22 июля 2015 года.

Те же лживые измышления преступников-следователей Талаева повторяла на протяжении целого года. Пока она не получила вразумление в виде требования от прокуратуры. Вразумление от прокуратуры она получала дважды: весной 2016 года признали, что она волокитой занимается, а дали ей указание заниматься делом. Оттуда пошли хаотические обыски с изъятием договоров аренды в полиграфических комбинатах и возбуждение дел по статье 282 прим. 3 – «финансирование экстремистской деятельности» – и по делу об участии. Эти дела были направлены против тех людей, которые могли выступить свидетелями защиты, и вообще направлены на разгром организации и деятельности по проведению референдума уже после нашего закрытия.

Это лживые, заведомо голословные обвинения, которые не нашли поддержки на стадии судебного следствия. Есть в томе 3 лист 141 – это постановление о привлечении в качестве обвиняемого Соколова, от 28 мая 2015 года. Мы 28 июля, в 6 часов утра и слыхом не слыхивали о деле по статье 282 прим. 2. А тут – постановление от мая 2015 года.

Лист дела 150 – постановление перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей Соколова от 29 июля 2015 года. Это лист дела 157 – постановление о привлечении в качестве обвиняемого Соколова от 8 сентября 2015 года. Это лист дела 185 – постановление о возбуждении перед судом ходатайства о продлении срока содержания под стражей Соколову, Парфёнову и Барабашу от 15 января 2016 года на 6 и 3 месяца соответственно, за подписями преступников-следователей Талаевой и руководителя её Крамаренко. Наверное, большего даже преступника.

Лист дела 196. Такое же постановление о продлении ареста Парфёнову, Соколову до восьми месяцев, за подписью следователя Азизовой и руководителя следствия Дрыманова от 19 января 2016 года. Лист дела 204 – постановление от 9 марта 2016 года о ходатайстве в суд о продлении ареста Парфёнову и Соколову до десяти месяцев за подписью преступников Талаевой и Дрыманова. Как видите, комбинации меняются – они в отпусках отдыхают, жизнью наслаждаются, а мы в тюрьме сидим; они квартиры наличностью набивают – нормально всё, налажено!

Лист дела 212 – это постановление следствия Талаевой и уже Никандрова о ходатайстве в суд о продлении срока содержания под стражей мне и Соколова до одного года. Это уже после известных событий, когда колебалась уверенность СК Москвы в безнаказанности их действий.

Везде преступное следствие и руководители следствия беззастенчиво лгут и про «осознание», и про «расшатывание в сторону нестабильности», а также про «свержение существующей власти незаконным путём». Лгали они тогда – это очевидно сейчас – и также это было установлено в ходе судебного следствия, что никакого «расшатывания в сторону нестабильности» не происходит, гособвинитель не сумел назвать, какие основы конституционного строя могли нарушить подсудимые, и что это вообще такое – основы конституционного строя, не смог сказать. Врать, обманывая судей – это ни хорошо умеют!

Не знаю, насколько добросовестно судьи обманываются – некоторые, я думаю, с ними заодно – но вот такое мы видим, здесь это всё хорошо заметно и выявлено.

Листы дела 42, 66, 152, 172. Это постановления судей Хамовнического районного суда об избрании и продлении меры пресечения нам – в виде содержания под стражей. Видно, что судьи хотя и не могли себе позволить отказать следствию, его требованию держать нас, мучить тюремным заключением, но постеснялись переносить подобные заведомо лживые и неразумные измышления следствия, которые я огласил ранее.

Судьи Хамовнического суда – они, видимо, понимали, что это не более чем сотрясание воздуха и формальное основание мучить и содержать нас под стражей, а никаких там «расшатываний в сторону нестабильности» против государственной правящей идеологии стабильности – у нас в деле следствие не выявило. Да и нет у нас этого… Главный революционер 17 года известно кто был: Николай II. 

И здесь тоже: революционеры пока совсем не в клетках, а в кабинетах заседают. Ну, некоторые бывают и под домашним арестом – как Улюкаев.

А то, что она нестабильна – собственно, и говорит о том, что такие деятели неприкасаемой категории, вроде Улюкаева, подпадают по домашние аресты. Хотя и без обыска в этом самом жилище.

Листы дела 10-11. Протоколы допроса свидетеля Пономарёва от 20 июля 2015 года. Допрошенный тайный свидетель Илья Пономарёв, наш бывший товарищ Сергей Кротов, показал на возможную причину нашего сегодняшнего преследования, а именно – цитирую – «Обсуждались детали акций. Например, акции по письмам протеста на выступление Гриня о том, что АВН – запрещённая как экстремистская организация». Хотя на тот момент АВН не была ещё запрещённой, это было ещё в 2009 году, когда на внутренней прокурорско-следственной конференции где-то в Екатеринбурге замгенпрокурора Гринь голословно обвинил общественную организацию «Армия Воли Народа», что она экстремистская, что она запрещена судом. Тогда мы от него требовали признать публично неправоту свою. Последствия вы видите: пока мы за решёткой, а они пока на коне. Но это – дело времени! Время всё расставит на свои места.

Поясню: Гринь – это заместитель генерального прокурора, который на конференции в в Екатеринбурге в конце апреля 2009 года оклеветал общественную организацию «Армия Воли Народа». Преследование нас – это месть высокопоставленных чиновников.

У Сергея Кротова есть иррациональный страх оружия. Может быть, это не его страх, а страх тех преступников ЦПЭ, которые оказывали давление на него, в результате которого Сергей стал «Ильёй Пономарёвым» и был вынужден клеветать на нас? Этот страх так велик, что он с осуждением упоминает законные формы вооружения. Цитирование: «Вопрос о легализации оружия». И даже лжёт – цитирование: «Барабаш К.В. стал призывать вооружаться в случае, если власть не даст мирным путём провести референдум».

В ходе судебного следствия в ходе допроса свидетелей обвинения, свидетелей защиты, иных материалов исследования, вещественных доказательств было установлено, что это – ложь! Что это – наглое, возмутительное обвинение Кирилла Барабаша: что, мол, якобы если референдум не дадут провести, тогда силой референдум проведут. Ну, как проводят референдум силой и какие результаты бывают – вы, наверное, знаете. Скажем, референдум в двух республиках, ДНР и ЛНР – они не очень, может быть, правомочные, потому что протоколов нет, проходили во время боевых действий. По-правильному – сейчас можно было бы взять и провести референдум повторно. Причём по всей Украине, по всему Крыму можно было бы провести – чтобы показать законность его.

Но Барабаш не мог такого говорить, что и нашло, собственно, оценку в ходе судебного следствия.

Далее по показаниям Ильи Пономарёва. Показал он о численности и географии деятельности ИГПР «ЗОВ» и АВН. Цитата: «Мне известно, что в ИГПР «ЗОВ» около ста участников, среди которых мне известны Парфёнов В.Н.. Барабаш К.В., Соколов А.А. и Мухин Ю.И.» И показал по численности АВН: «У организации АВН во время её деятельности имелись региональные подразделения более чем в половине субъектов Российской Федерации. После запрещения деятельности организации многие региональные подразделения свернули свою деятельность, а некоторые из них, например, пермская, краснодарская и челябинская, продолжают свою деятельность в составе ИГПР «ЗОВ».

Что здесь следует понимать? После первого преследования преступниками, облачёнными в служебные полномочия, многие люди испугались и не смогли дальше продолжать деятельность подготовки референдума как Инициативная группа «За ответственную власть». Некоторые пошли в партию РОТ ФРОНТ, как вот на Урале это было замечено, в Оренбургской области. Некоторые просто прекратили, сочтя, что достаточно уже незаконных действий гражданского судьи Мосгорсуда Казакова, что это представляет угрозу для их личной безопасности в условиях неприкрытого фашизма и попрания всех статей Конституции и всех прав гражданина, дарованных нам после расстрела 1993 года…

Что касается численности – то, как видите, Пономарёв говорит, что численность ИГПР «ЗОВ» – сто человек, тогда как по материалам дела по АВН численность только проголосовавших о её закрытии была указана что-то около двухсот тридцати двух человек. То есть численность людей, которые готовы были продолжать такую же законную деятельность по проведению референдума, упала более чем в два раза. Это – показания свидетеля обвинения Пономарёва-Кротова, оглашённые в ходе судебного заседания.

Как видите, действия преступников, окопавшихся в прокуратуре и судах – они не проходят бесследно. Люди отказываются от своего – от того, что им дано по Основному закону. И, как следствие, от достижений их предков, результатов побед всего нашего народа, который нам это всё передал. У нас это всё забирают. И подтверждением этого является численность, которую указывает Пономарёв: ИГПР – 100 человек, тогда как в АВН голосовало за закрытие 232 человека, что документально подтверждено в ходе судебного следствия.

Поясню: на обжаловании постановления Мосгорсуда в Верховном суде 22 февраля 2011 года суду были представлены 56 нотариально заверенных заявлений от представителей будущих региональных подгрупп того референдума Армии Воли Народа. А общая численность Армии Воли Народа ближе к окончанию её деятельности составляла, по моим оценкам, более трёхсот пятидесяти бойцов. Как видите, действия преступников, препятствующих праву граждан на проведение референдума, привело к тому, что спустя четыре с половиной года после прекращения всякой деятельности АВН – если 2011 год, то получается лето 2015 года, момент нашего ареста – численность растущей ИГПР «ЗОВ», со слов Пономарёва-Кротова, составила всего лишь сто участников. Это ли не свидетельство преступления преступников в погонах!

Также тайный свидетель Пономарёв-Кротов показал, что сбираемые с участников ИГПР деньги расходовались на законную, то есть охраняемую законом деятельность.

Цитирую: «Денежные средства расходуются на организацию митингов, закупку оборудования для проведения митингов, изготовление агитационных листовок». Показания свидетеля обвинения! Никакого экстремизма, никакой экстремистской деятельности.

Также он показал – цитирую: «У ИГПР «ЗОВ» имеется дополнительный офис в трёхкомнатной квартире на улице Шверника, где до недавнего времени находился филиал интернет-магазина «Делократ», занимающегося продажей книг публицистического характера».

Это та квартира, где собирались учредители МОД «ЗОВ», которое позже, в 2009 году, учредило ИГПР «ЗОВ», как рассказал об этом допрошенный в зале суда учредитель МОД «ЗОВ» и учредитель ИГПР «ЗОВ» Владимир Андреевич Тягунов. Это тот человек, которому смешны бы термины вроде «армия», «бойцы», «связные». Он хотел действовать по закону, в рамках действующего законодательства Российской Федерации. Он создал организацию – общественную – МОД «ЗОВ», а она уже в 2009 году объявила о начале формирования, сбора людей в ИГПР «ЗОВ».

Это вот всё – показания допрошенного тайного свидетеля Ильи Пономарёва, нашего бывшего товарища. Илья Пономарёв говорит, что с 2013 года не участвует в ИГПР «ЗОВ». Значит, с период с 2013 по 2015 год его показания имеют отношение не более чем каких-то суждений. И не могут служить доказательствами какой-то нашей деятельности, потому что он уклонялся от нашего общения, я ему неоднократно звонил, он либо не брал трубку, либо говорил: я перезвоню позже, я занят. Уклонялся от общения, меня это очень удивляло, вызывало настороженность. Такое поведение за ним было замечено.

Также Илья Пономарёв говорит, что газета «Своими именами» ещё не запрещена. То есть он в своих показаниях это указывает. Момент его допроса – а это было не позже 15 января 2014 года, а не в июле 2015 года – указывает на то, что протокол допроса сфабрикован. Вот на это указывают показания допрошенных в ходе судебного следствия свидетелей Ильи Пономарёва и Сергея Кротова.

Листы дела 14 и 16. Это рапорты майора полиции Колычевского от 22 и 24 июля 2015 года о неудачных попытках доставки мне, Парфёнову, повесток о вызове на допрос к Талаевой.

Кроме того, что в деле нет корешков, отрываемых у повестки при её доставке, которые содержат сведения о вручении повестки, обратим внимание на неловкие попытки уведомить меня оперативниками ЦПЭ и майором полиции Колычевским, сравним их с теми действиями, которые предпринял его коллега лейтенант полиции Кирюхин, который 11 мая уже 2016 года предпринял попытки вручить уведомления адвокату Суханову. Попытки описаны в рапорте в томе 4, лист дела 188. Лейтенант полиции Кирюхин не застал никого по адресу прибытия – на Васнецовский стан он в Москву ездил и в город Звенигород Московской области. В присутствии двух свидетелей, имена и связь с которыми указана, опускает уведомление в почтовый ящик…

То, что известно лейтенанту, неужели не известно майору?! Возможно ли такое? Действия майора Колычевского больше походят на сознательные усилия, чтобы как раз не уведомить меня о допросе, а свидетельствуют о подлоге и совершении должностного преступления.

Ещё обратите внимание. Следователь Талаева возбуждает уголовное дело в 17 часов 50 минут – это среда, 22 июля. Отправляет поручение врио начальника ЦПЭ УВД по ЦАО майору полиции Агееву. После чего майор полиции Колычевский не только предпринял перечисленные в рапорте действия, сопряжённые с выездом на место, но и вернулся обратно на службу, чтобы 22 же числа подать рапорт об успешной фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности. Что попадает под действие 303-й статьи УК РФ.

То есть в шесть часов она возбуждает уголовное дело. Он якобы съездил, провёл там какие-то действия, якобы меня не нашёл, в дверь стучал, звонил, ломился, не знает, что делать с этой повесткой… Лейтенант полиции знает – он двух ловит, берёт их имена, записывает телефоны и при них опускает повестку в почтовый ящик. Майору полиции Колычевскому это неведомо! Но он, любитель работы, возвращается на работу и строчит начальнику рапорт.

Наверное, всем очевидно, что он рапорт написал сразу при получении этого поручения, никуда не ездя. Их тем более это устраивает вполне.

Ещё: когда осуществляли мой привод, после обыска 28 июля, я специально своим ключом открыл почтовый ящик, чтобы убедиться самому и показать оперативнику – по-моему, Попову – что там нету никаких повесток. То есть когда надо уведомить, как адвоката Суханова – они опускают в почтовый ящик, куда люди сознательно заглядывают, и опускают не просто не просто так, а в присутствии понятых, двоих понятых с номерами телефонов! Если что, можно позвонить проверить, когда им требуется. А когда это не требуется, они даже на место не выезжают – сразу пишут рапорт, что съездил, стучался в дверь, звонил – никого нету. Чего уведомлять?..

Вот приблизительно так.

Лист дела 82-82. Прошу обозреть рапорт уже известного лейтенанта полиции Кирюхина майору Агееву от 29 июля 2015 года, который содержит мой номер телефона, мобильный, другие способы связи со мной: электронную почту, адреса страничек в социальных сетях – что свидетельствует о возможности уведомить меня о вызове на допрос, но и об отсутствии такого желания свидетельствует косвенно, поскольку попытки уведомить меня предприняты не были. Что послужило поводом для избрания меры пресечения в виде содержания под стражей.

То есть когда им надо – они всё могут сделать: и адреса е-мэйлов найти, публичные телефоны – телефон ему мой известен – но не звонят. Они, как бараны, пришли, в двери поломились, никто им на стук якобы не открыл, звонили-звонили – никто им не открыл, что делать с повесткой – майор не знает! Засунул куда-то в дверь и спешно пишет рапорт…

Вот. Листы дела с 91 по 93-й, где лейтенант полиции Бондаренко – это участковый – и подполковник полиции Попов не исполняют просьбу следователя Талаевой получить бытовую характеристику проживающего в квартире 57 Парфёнова. Лейтенант полиции Бондаренко обходит по кругу все квартиры, но сознательно не заходит в квартиру 57. ОН побывал в квартире 61, 62, 56, во всех вокруг, но в квартиру 57 не попадает, дисфункция какая-то. А квартира 57 – это квартира, сдающаяся покомнатно, внаём, как это установил ранее лейтенант Кирюхин, и в квартире 57 постоянно кто-то присутствует. Не попасть в квартиру 57 возможно, только если этого специально хотеть. И имело бы смысл допросить в ходе судебного разбирательства майора Колычевского и лейтенанта Бондаренко для установления обстоятельств фальсификации доказательств оперативно-розыскной деятельности. Если бы это не было бы столь очевидно всем собравшимся.

Листы дела от 119 по 122. Такие же поручения и рапорта лейтенанта полиции Фирсова Максима, который звонил-звонил, но не дозвонился в дверь квартиры Соколова, чтобы вручить повестку на допрос. После того, как на судах продления в сентябре-октябре ареста Соколову его защитник Ольга Динзе мотивированно пояснила, почему невозможны были обстоятельства, изложенные в рапорте Фирсова, почему нельзя вообще в дверь Соколову звонить. Это было на судах продления изложено. Эти преступники – изложено в рапортах Фирсова – следователь Талаева, присутствовавшая на этих судах, получила от лейтенанта Фирсова рапортом разъяснения того, как он отправлял повестку Соколову.

Эти разъяснения очень похожи на те, которые давали в Хамовническом суде Соколов и Ольга Динзе, защитник Соколова. Фирсова тоже хорошо было бы допросить в нашем суде, если бы не было очевидно всем, что благодаря его действиям Соколов не был уверенным в вызове на допрос, что послужило причиной определить Соколова под стражу. Это – листы дела со 126 по 128 материалов дела, находящегося в третьем томе.

Листы дела 18 и 124. Так, возбудив уголовное дело около шести часов вечера 22 июля 2015 года и отправив в качестве почтальона честных-честных оперативников ЦПЭ, и тут же получив от этих же услужливых рапорты, что как почтальоны они никакие, следователь СК Талаева через четверо суток и двенадцать часов, днём, 27 июля 2015 года, выдаёт постановление о приводе Парфёнова и Соколова утром следующего дня, 28 июля 2015 года. А обыск ещё не делается! Постановление о нём выдано 24 числа, в пятницу.

Всё в этих постановлениях прекрасно. Только обращает на себя установочная часть постановления – лист дела 18. Цитирую: «Парфёнов В.Н. на вызов 23.07. 15. и 27.07. 15. не явился, причина неявки неизвестна.

Таким образом, имеются основания полгать, что Парфёнов В.Н., проживающий по адресу такому-то, намеренно игнорирует повестки о вызове в следственные органы».

То есть следователь вот такими простыми ухищрениями, с помощью оперативников, нашла основания, чтобы ей лгать. О чём она официально излагает в материалах предварительного следствия.

Не единожды. То же самое честный следователь следственного комитета Талаева установила по Соколову. Цитирую: «Соколов А.А. на вызов 23.07. 15. и 27.07. 15. не явился, причина неявки неизвестна.

Таким образом, имеются основания полгать, что Соколов А.А., проживающий по адресу такому-то, намеренно игнорирует повестки о вызове в следственные органы».

Есть ли у собравшегося здесь суда основания не доверять честному следователю Талаевой, которая чистосердечно признаётся в официальном документе, что у неё имеются основания полгать? Чтобы благодаря этой лжи осуществить наш привод к следователю, последующее задержание и заключение под стражу, где, как видите, мы до сих пор и находимся?

Для плохо знакомых с Уголовным кодексом уточню, что следователь Талаева официально задокументированным образом признаётся, что у неё имеются основания совершить преступление по части 3 статьи 301 УК РФ, а именно «Незаконное удержание, заключение под стражу и содержание под стражей».

Были ли согласны задержанные и допрошенные Парфёнов и Соколов с предъявленными обвинениями и основаниями, послужившими следователю Талаевой для того, чтобы совершать преступление против заведомо невиновных? Нет, конечно, о чём оба заявляли преступнику-следователю, что отражено в протоколах задержания и в протоколах допросов в качестве подозреваемых и обвиняемых. Это листы дела с 20 по 24.

Вот эти замечания. Мои замечания, лист дела 21: «По поводу задержания Парфёнов заявил: «С задержанием не согласен, поскольку не совершал ничего противозаконного, открыт для следствия, повесток не получал, почтовый ящик проверял: ящик пустой, в нём находится только рекламный лист. Проверил почтовый ящик в присутствии оперативного уполномоченного Попова Р.С. Дело возбуждено 22. 07. 2015, менее недели назад. А в постановлении об обыске упоминаются две даты, которые я пропустил, а именно 23 и 27 июля. Тогда как я постоянно проживаю по адресу Москва, Новослободская, как правило, кто-то из соседей есть дома, мой мобильный номер такой-то, он был включен, работает и на звонки входящие я исправно отвечаю либо перезваниваю. Оснований для привода не усматриваю». Это заявление я подал при задержании.

Оглашены возражения Парфёнова на листе дела 21-22 из протокола задержания. И листы дела со 130 по 134 – возражения Соколова.

Правоохранители очень любят первичные показания, которые даёт задержанный в непонятной для него ситуации – и, бывает, нагородит, наговорит, может признаться в том, чего не совершал. Либо, наоборот, признается в том, в чём его не обвиняли. Потому эти первичные показания – они весьма важны.

Так, по поводу задержания Соколов заявил: «С задержанием не согласен. Считаю, что против меня фабрикуется уголовное дело. Никаких преступлений я не совершал. В постановлении о возбуждении уголовного дела 38 60 63 говорится: «О принятом решении сообщено 22 июля 2015 года подозреваемому Соколову». Якобы сообщили Соколову – якобы мне сообщили. Следователь ничего не сообщал. Однако о возбуждении в отношении меня уголовного дела я узнал только 28 июля 2015 года, в момент проведения обыска. То есть данная информация является заведомо ложной».

Вот такие замечания Соколов сделал. Я думаю, что они весьма существенные и должны быть учтены судом. На листе 133-м.

Оглашаются ответы Соколова из протокола допроса в качестве подозреваемого. На листах дела с 136 по 139-й. А именно с листов 137-138. Я их зачитаю, поскольку возможности спокойно подготовиться, сидя в изоляторе, мало. Я выборочно читаю:

Вопрос следователя подозреваемому: «Признаёте подозрения в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282 прим. 2?»

Ответ подозреваемого: «Так как против меня фабрикуется уголовное дело, я не буду соучаствовать в этом и не буду давать показания, воспользовавшись 51-й статьей Конституции».

Человек не просто боится за своих родственников, за себя и закрывается, пользуясь 51-й статьёй. Он обоснованно даёт преступникам обоснование, почему он не хочет помогать им фабриковать дело против него.

Ну, и далее так же чётко по всем вопросам Саша Соколов даёт ответы наглым преступникам Следственного комитета.

И ответы Соколова на вопросы допроса в качестве обвиняемого на листах дела 147-149. А именно – возражение на листе дела 149:

«По существу предъявленного обвинения обвиняемый показал следующее: «Сущность предъявленного мне обвинения мне ясна и понятна». То есть на тот момент, когда обвиняли в «расшатывании основ конституционного строя в сторону нестабильности», террористической деятельности вплоть до… – было понятно.

«Виновным себя не признаю, в настоящее время отказываюсь от дачи показаний, желаю воспользоваться статьёй 51-й УК РФ, поскольку не могу участвовать в преступлении по фабрикации в отношении меня уголовного дела».

Вот так чётко и понятно отбрил наглецов-преступников, облечённых силой служебных полномочий.

Оглашаются возражения Парфёнова на предъявленные 11 сентября 2015 года обвинения. Это лист дела 53 и показания… (председательствующий встревает, что это оглашалось в судебном заседании и подсудимый просто занимает время). Замечательно, я надеюсь, что разумные пределы достигнуты – вы позволите мне и зрителям отдохнуть, и мы продолжим.

Для председательствующего и суда, если кто не понял, я поясню, что я даю свою оценку. Моя оценка следующая: вот я зачитал показания Соколова, процитировал, что он – внимание! – не просто на 51-ю статью налегал, а акцентирует внимание, что он не желает соучаствовать в фабрикации, фальсификации, пособничая преступникам по 141-й статье. И это показания, данные в момент задержания. Они крайне важны. Их очень любят в том числе и честные сотрудники правоохранительных органов, которые, против правил, случаются. И моя оценка: на них следует обратить соответствующее, должное внимание, Они весьма ценные.

53-й лист дела… Я ведь, в отличие от вас, не зачитываю шапки документов и не читаю их полностью. Я вычитываю только значимые моменты.

Оглашаю возражения Парфёнова, предъявленные 11 сентября – второе предъявление, перепредъявление 2015 года – обвинения. Лист дела 53-й, 3-го тома.

«Суть предъявленного мне обвинения по ч. 1 ст. 282 прим. 2 уголовного дела такого-то мне понятна, как понятно и совершаемое против нас противозаконное действие.

Поясню. Организация «Инициативная группа по проведению референдума «За ответственную власть» на данный момент только формируется, причём формируется в строгом соответствии с федеральным конституционным законом «О референдуме».

(Обратите внимание: я в сентябре пришёл – ей сообщают о законе о референдуме. Год понадобилось, чтобы вообще о нём начали говорить прокуроры, в нашем судебном следствии он появился, а так в упор не хотели его видеть.)

«Поскольку имеет своей целью проведения общероссийского референдума, то пока не имеет необходимой по ФКЗ численности и географии. А потому и организации пока нет».

То есть, видите, я здесь 11 сентября 2015 года излагаю, что организация только формируется. Она была заявлена в 2009 году, в 2011-м я включился в её деятельность, а на момент нашего ареста, к 2015 году, численность-то ещё не набрана, потому говорить о том, что она уже сформирована, преждевременно. Как и не ИГПР «ЗОВ» в списке организаций, чья деятельность запрещена судом. Это раз.

«Цель ИГПР «ЗОВ» – проведение общероссийского референдума. Следователь Талаева предъявила мне обвинение в организации деятельности запрещённой судом организации Армия Воли Народа. Но мне достоверно известно – а я был бойцом этой армии, я был при прекращении этой организации, в Верховном суде выступал заинтересованным лицом – что это организация деятельности с 2010 года никакой не ведёт. Имеется в виду деятельность по достижению своих программных целей. А так – организация до своего запрещения в феврале 2011 года вела защиту себя в рамках действующего законодательства в судах.

Если рассмотреть со стороны целей деятельности в гражданском процессе в Московском городском суде под председательством М.Ю. Казакова, 19 октября 2010 года, то было установлено: «Суд приходит к выводу, что АВН под видом достижения своей уставной цели осуществляла деятельность, которая выражена в массовом распространении и изготовлении с целью массового распространения экстремистских материалов».

Таким образом, деятельность одной организации, ИГПР «ЗОВ», которую я веду, ещё не сформирована и не зарегистрирована в Центризбиркоме, а другая организация – Армия Воли Народа, деятельность которой запрещена и не ведётся уже с 2010 года. Однако следствие бездоказательно увязывает деятельность одной – с целями и задачами давно прекратившей работу другой организации. С тем же успехом следствие могло бы предъявить мне обвинение в организации деятельности святой инквизиции и организации печатной деятельности в типографии Гутенберга. Гутенберг тоже организовывал печатную деятельность – наверное, он осознавал и имел умысел распространить заведомо экстремистские материалы. Вполне бы сошло!

«С целью массового распространения экстремистских материалов» – я же занимаюсь организацией референдума по принятию двух поправок в Конституцию и обеспечивающего их работу Федерального конституционного закона «Об оценке».

У АВН был закон «О суде», а у ИГПР «ЗОВ» закон совсем другой, и название у него совсем другое – «Об оценке народом России слагающих полномочия членов Федерального собрания и президента Российской Федерации».

Если рассматривать мою организационную деятельность ИГПР «ЗОВ», то следует действовать по букве ФКЗ «О референдуме», статус которого, согласно статье 76 Конституции РФ, заметно выше федеральных законов – таких как Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, ФЗ «О противодействии экстремизму». Неясно, для чего в обвинительном постановлении упоминается Армия Воли Народа».

Обращаю внимание: это только начало нашего преследования – ну, в 2015 году которое проявилось, началось-то оно раньше, в 2014 году и ещё раньше, наверное. То есть это месяц как я содержусь под стражей. И вот эти показания я даю следователю, когда он первый раз пришёл ко мне в Матросскую тишину. Собственно, этим и объясняется их ценность и непротиворечивость сегодняшних показаний, которые я давал во время допроса здесь, в ходе судебного следствия.

«Если же наоборот следователь Талаева пытается доказать, что деятельность Армии Воли Народа не приостановлена, то неясно, для чего следователь начинает обвинительное постановление так: «Парфёнов В.Н., действуя от имени и в интересах официально незарегистрированной Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть», цели и задачи которой…» чего-то там «с целями и задачами межрегионального общественного движения «Армия Воли Народа».

Таким же образом следователь Талаева могла бы обвинить меня в организации деятельности святой инквизиции и подготовке убийства Кеннеди. Обвинение, предъявленное мне, считаю необоснованным, преследование меня за деятельность ИГПР «ЗОВ» считаю подпадающим под основания, описанные в части 2 статьи 141 УК РФ».

Это 11 сентября такие показания я дал. Как видите, преступников я называл преступниками, они пока не исправились, не исправились они потому, что пока не наказаны, но, как видите, моя позиция весьма последовательна.

Оглашаются возражения защитника Геннадия Ивановича Журавлёва, на предъявленные 11 сентября обвинения. Листы дела 60-61. Ну, я оценю, что вас там в них может порадовать, уважаемый суд.

Защитник Журавлёв вступил в процесс вынужденным образом, это хороший адвокат, хороший защитник, но я был вынужден прибегнуть к его услугам после того, как неделю спустя после задержания следователь незаконно отвела защитника Чернышёва, квалификации которого я вполне доверяю. И вот пришлось прибегнуть к защите Журавлёва, я, можно сказать, остался недоволен им, его защитой, но это личные отношения, его право, его квалификация – но я был вынужден к нему обратиться, потому что меня лишили Чернышёва.

Но вот защитник Журавлёв пишет весьма грамотные возражения. Им уже два года скоро будет как. Ценность они не потеряли. Последовательность нашей линии защиты они показывают. Последовательность преступников в погонах, совершающих преступления, они тоже подтверждают. Я хотел бы выборочно вам это показать.

«Парфёнов В.Н не мог организовать деятельность общественной организации под названием «Инициативная группа по проведению референдума «За ответственную власть» ввиду того, что такой организации не существует». Видите, не один Парфёнов говорит, а и Журавлёв тоже это подтверждает. Нет организации как таковой, нет её руководящих органов: ну, преждевременно избирать руководящие органы, когда она не достигла нужной численности, не пошла в сорок три региональных избиркома и не зарегистрировалась.

«Так как эта группа, эта организация создаётся в соответствии с ФКЗ №5 от 28 июня 2004 года «О референдуме. И согласно этому конституционному закону, такая инициативная группа создаётся учредительным собранием и регистрируется в Центризбиркоме только тогда, когда в ней будут представлены представители как минимум по 200 человек в более чем половине субъектов Федерации».

То есть более 10 000 человек. Только тогда будет организация, будут её структуры, будут у неё руководители.

Вот это позиция моего защитника. В отношении этой несуществующей общественной организации, по версии обвинения организованной Парфёновым, никакой суд не принимал решения о запрете её деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности.

«Обвинение ссылается также на нигде не зарегистрированное межрегиональное движение под названием «Армия Воли Народа», цели и задачи которого в постановлении о привлечении в качестве обвиняемых сознательно не раскрывают». Вот приблизительно как свидетель Власов: «цели и задачи АВН и ИГПР «ЗОВ» одинаковы – точно помню, а в чём они заключаются – не могу сказать. Не помню».

«Однако указывает на идентичность их целей и задач, вытекающую из самого названия такой формы народной самодеятельности граждан, в том числе обвиняемого Парфёнова – «За ответственную власть». Такое название объединяет граждан-единомышленников, убеждённых сторонников идеологии необходимости введения механизма ответственности высших органов власти РФ и её президента перед народом РФ».

Далее Геннадий Иванович Журавлёв пишет о решении Мосгорсуда в гражданском процессе. В этом процессе Журавлёв участвовал в качестве адвоката, представляющего интересы заинтересованных граждан, и потому его суждения тоже уместны.

«Согласно вступившему в законную силу незаконному решению Мосгорсуда» (это его личная оценка, участника, он на неё вполне вправе) «АВН как общественная организация была ликвидирована, но…» (тут обрезано, неразборчиво) «…имея свои убеждения, основанные на знаниях конституционного законодательства, не были ликвидированы. И продолжают в рамках гражданской самодеятельности и самоорганизации то, о чём написано в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого Парфёнова».

То есть обычная деятельность свободных граждан, объединённых единой идеологией, что только механизм реальной ответственности руководства страны за результат этой деятельности является действенным лекарством против загнивания в обществе.

Но не продолжение деятельности организации с пугающим кого-то названием «Армия Воли Народа», которой не требуется! Ибо, опираясь на федеральный конституционный закон «О референдуме», можно обойтись и без неё, и без применения выдуманных следователем «различных видов экстремистской деятельности».

Вот такие возражения были поданы Журавлёвым, и моя оценка их. Это листы дела 60-61.

Что же контролирующие органы? Когда следователь возбуждает дело, она сразу шлёт копию прокурору. А если возбуждает ещё против группы лиц, то, как она лживо утверждает, она шлёт нам. Но ни мне, ни Соколову 22 июля не присылалось, не присылалось и позже, не присылалось после нашего заключения, то есть это всё обман.

Но что же до контролирующих органов, до прокуратуры, которая осуществляет надзор за действиями вот этих вот преступников Следственного комитета?

Листы дела 3-4, 109-111 того же 3-го тома. Руководитель следствия Ларионов шлёт 24 июля 2015 года три тома с материалами подготовки преследования против трёх организаторов Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть». На что заместитель прокурора округа А.Н. Нестеров в тот же день, 24 июля 2015 года, возвращает эти тома с вальяжным сообщением в одну строку: «Направляются по минованию надобности материалы уголовных дел» (с номерами дел даже не может попасть в лыко! – совершенно левые номера дел: 81 50 61, 81 50 62, 80 50 63).

Надо понимать, что это такой тонкий юмор у прокурорских работников, когда они на любые приходящие дела сразу же шлют ответ, что надобность миновала, и указывают другие номера дел. Вот такие проверяющие органы у нас в Российской Федерации. Умудряются перепутать дела возвращённых дел – видимо, в этом заключается работа прокуратуры.

А что же судьи? (Перефразируя известную фразу: «А судьи кто?» Это отдельно оговаривается 10-й статьей Конституции.)

Судьи Хамовнического районного суда показывают пример трудоспособности прокурорским работникам и старательно переписывают за следователем установочную часть обоснования: почему нас, обвиняемых по статье 282.2 УК РФ, следует держать под арестом и под стражей.

«Необходимо направить материалы в органы прокуратуры для последующего обращения в суд с целью признания ИГПР «ЗОВ» экстремистской организацией и её последующего запрета». Это постановление – вступившее в законную силу – суда! Следствие собиралось признать ИГПР «ЗОВ» экстремистской организацией. То есть нас сначала закрыли, обвинили, потом собираются признать экстремистской; а потом, видимо, более грамотные люди дали подзатыльник эти следственным работникам и сказали, что ж вы делаете, сами против себя собираете доказательства вашей вины?..

Они поумнели, но материалы в деле остались. Это судья Похилько (листы дела 66-172), с ним соглашаются судьи Мосгорсуда, что да, обвиняемых в деятельности экстремистской организации следует держать под арестом и под стражей потому, что эта организация пока не экстремистская – экстремистской не признана. Надо держать под стражей, экстремисты они, но не успели – экстремистской организацию пока не признали. Но держать надо, и Мосгорсуд солидарен.

ИГПР «ЗОВ» не была признана экстремистской ни в дни возбуждения уголовных дел 17 и 22 июля 2015 года, ни 21 сентября 2015 года, когда Похилько продлил нам арест и содержание под стражей. Не признана экстремистской и сейчас. А мы всё это время содержимся под стражей, под арестом. А люди уже, наверное, дважды отпуск успели получить. Усиленный, за ненормированную тяжёлую деятельность.

Листы дела 43, 69, 70-75. Если посмотреть ордера адвокатов, которых преследуемые участники были вынуждены привлечь для своей защиты после того, как преступный следователь Талаева взяла на себя функцию нашего защитника, когда вместо нас решила, что наши интересы будут надёжно защищены, если она отведёт от нас троих, Мухина, Парфёнова и Соколова, адвоката по соглашению Чернышёва, юридической и человеческой квалификации которых мы доверяем. И где все эти защитники, которые перечислены в материалах дела? Вы видите, сколько защитников у нас четверых есть сейчас.

На листах дела 257 и 258 содержится это самое преступное постановление следователя Талаевой от 3 августа – она меня так поздравила с днём рождения.

Можно на листе дела 68 увидеть печать адвоката Курьяновича, по причине чего у нас заседание несколько раз переносилось и мы не могли заслушать представителя гособвинения и свидетелей обвинения. Эта печать вполне устраивала и следователей, и прокуроров, и судей и городского суда, и районного Хамовнического, никаких возражений не возникало. Не возникало, пока у гособвинителя в нашем процессе не возникли проблемы с вызовом свидетелей обвинения в Тверской суд.

Листы дела 228 и 247. Они содержат измышления оперативника Кирюхина, а также характеристику работодателя Соколова и данные от его шеф-редактора Осетинской. Я думаю, они заслуживают того, чтобы отдельно быть изученными.

Кирюхин 29 июля – это в день избрания нам стражи – сообщает рапортом, клевещет: «Установлено, что «центр исследования коррупции и организованной преступности является ведущим подразделением международного центра журналистов, подшефной структурой Госдепартамента США. Штаб-квартира организации расположена в городе Вашингтон. Финансирование указанной некоммерческой неправительственной организации поступает непосредственно из таких американских фондов, как Фонд демократии объединённых наций, Фонд «Открытое общество» Джорджа Сороса, Агентство США по международному развитию.

По имеющейся информации» – продолжает клеветать Кирюхин – «вышеперечисленные организации используются спецслужбами США».

Наш ЦПЭ – это не хухры-мухры, он может конкурировать и бороться с целыми спецслужбами США! Если надо, то они ещё один ВТЦ завалят! Вот такие у нас Кирюхины в ЦПЭ…

«Для прикрытия их системной информационно-пропагандистской, а также иной подрывной деятельности, направленной на дестабилизацию обстановки в Российской Федерации и дискредитацию руководства страны». Представляете, что вскрыл оперативник в звании старшего лейтенанта полиции Кирюхин? Ну, естественно, ничего такого ни в суде, ни даже на стадии следствия никто и не пытался устанавливать, потому что всем понятно, что это бла-бла-бла в стиле Симоньян и «Раша Тудэй», оценка которого наша подтверждение и у президента Путина: что «Раша Тудэй» – голимые пропагандисты и лжецы.

Это что касается Кирюхина. (На очередное возражение председательствующего об уходе от темы): Вы знаете, мы бы здесь не собрались и зрителей не мучили, гособвинителей не мучили, если бы вы нас тюремным заключением не мучили. Это не мы придумали! Я мучаюсь, все четверо мучаются, у меня здоровье заметно ухудшилось благодаря вам и вашим действиям в том числе.

Осетинская даёт весьма высокую профессиональную характеристику Саше Соколову как журналисту, как бескомпромиссному борцу, идейному, который находит даже оценку у таких либеральных деятелей, которыми являлась тогда редакция Росбизнесконсалтинга. Сейчас там всё поменялось не в лучшую сторону.

В томе четвёртом материалов дела на листе дела 26-м содержится Бюллетень суда народа. Так вот он называется: это такой инструмент для сбора участников референдума – будущих двух миллионов.

Прошу обратить внимание, что бюллетень содержит упоминание двух поправок в конституцию Российской Федерации. Что входило в вопросы референдума не экстремистской, не запрещённой организации ИГПР «ЗОВ». Тогда как вопросы референдума запрещённой в середине – по вступлению приговора в силу – 2011 года (это для меня трудно понятно: Верховный суд, вторая инстанция сразу – но обвинение, следствие утверждает, что только в июне месяце 2011 года вступило решение Мосгорсуда в силу) – допустим, что так – содержат только одну поправку к Конституции. Что доказывает отсутствие в наших действиях даже популяризации незапрещённого проекта референдума Армии Воли Народа.

Лист дела 27. Обращаю внимание на другую сторону бюллетеня Суда народа, которая содержит разноообразную символику, которую можно считать символикой ИГПР «ЗОВ», поскольку ИГПР «ЗОВ» её использует; по причине частого и массового её использования, в предваряющей проведение референдума агитационной подготовке.

Это наручники, Звезда Героя, открытая дверь, отставленные в сторону большие пальцы сжатых в кулак рук. Прошу обратить внимание, что следствием не ставилось на разрешение специалистов – ни филологов, ни философов, ни даже специалистов-геральдиков – вопросы различия или сходства символики, массово использовавшейся ИГПР «ЗОВ» и Армии Воли Народа. Вот не хотели они, в упор не хотели исследовать!

Вот где сходство символики? Армия Воли Народа использовала наручники? Нет, не использовала. Армия Воли Народа использовали символику двери, Звезды Героя? Пальцев отставленных кулаков? Нет, не использовала. И следователь это сознательно нигде не отражает. Однако она доверяет филологам решить вопрос о символике по каким-то надёрганным выборочным материалам.

Армия Воли Народа и Инициативная группа одинаково используют русский язык. Это же тоже, по мнению следствия, получается состав преступления! Здесь русский язык – и здесь русский язык: экстремисты!

Это доказывает обвинительный характер проведения предварительного следствия следователем Талаевой и преступный умысел для совершения преступления по части 2 статьи 299 УК РФ. Что не могло быть секретом для её руководства также.

Лист дела 29-й. Листовка Русской коалиции действия, изъятая в ходе обыска у Кирилла Барабаша. Содержит символику и текстовое сопровождение с названием «Инициативная группа по проведению референдума «За ответственную власть».

Казалось бы: при чём здесь Армия Воли Народа? Вы правы, её здесь нигде нет. Никто не знает об этой Армии Воли Народа.

Листы дела с 30 по 36. Содержат имена и номера телефонов – видимо, это участники референдума и многих регионов и национальностей Российской Федерации, если судить по именам. Что доказывает именно подготовку референдума, в котором могут принимать все граждане Российской Федерации без привязки к их месту жительства, вероисповеданию, национальной принадлежности. То есть, нам были интересны все, и листы дела с 30 по 36 это подтверждают – подтверждают нашу деятельность по подготовке референдума «За ответственную власть».

Лист дела 50. Это протокол задержания Кирилла Барабаша. Прошу обратить внимание на замечания, которые внёс Барабаш.

Вот Бюллетень суда народа, вот листовка Русской коалиции действия – нигде АВН явно не проявлена. А вот списки людей – зрителям не будет видно, но фамилии самые разные. Журба – украинская фамилия, Абдурахманов, Рушан Якубов, Сахаров Борис, Мамедов Сергей... Это граждане нашей страны.

А это замечания Кирилла Барабаша на протокол осмотра предметов 29 февраля 2016 года следователем Талаевой – видимо, с двумя понятыми. Ибраев и Рудакова Яна Валерьевна.

«Я Барабаш Кирилл Владимирович. Замечания поступили. Повесткой был вызван на допрос к девяти утра 17 декабря 2015 года. Явился заранее, однако следственные действия начались практически в десять. Мне объявили, что очевидцы показали, что я совершил якобы преступление – организовал деятельность запрещённой организации АВН. При этом моё ходатайство ознакомиться с постановлением о возбуждении уголовного дела не удовлетворили, иные обстоятельства не сообщили.

Известно, что следователь Талаева в настоящее время фабрикует ложное обвинение в отношении лиц, выступающих за проведение референдума об оценке должностных лиц государства по итогам их деятельности. О суде никаком речи не идёт. Закон о суде – это вопрос референдума АВН.

Ввиду того, что я сам являюсь сторонником названного референдума, я предупреждаю Талаеву, что её действия по препятствию организации референдума являются совершением преступления согласно УК РФ – 141-й статье.

Я попросил предоставить…» (не всё точно могу прочитать – технические огрехи) «возможность мне заключить соглашение с адвокатом или хотя бы связаться с моим защитником, в чём мне было отказано. При этом следователь убедилась, что нанять мне адвоката сейчас моя супруга не имеет возможности, так как находится с малолетними детьми в квартире, в которой нет входной двери благодаря коллеге следователя Талаевой, Бычкову, который хорошо стал известен на всю страну вместе со своим руководством, Крамаренко.

Кроме того, в протоколе надо обязательно указать, что я являюсь гражданином СССР». Видите, у Кирилла требование такое, у меня такое. Я не из 90-х годов, хотя и рождённые в 90-х годах – они тоже вполне могут, по родителям, быть гражданами Советского Союза. «Такого гражданства меня никто не лишал, я из него не выходил».

Как видите, эти замечания, данные Кириллом Барабашом во время задержания – они весьма ценные. И обратите внимание, указания преступникам на совершение ими преступных деяний тоже присутствуют. Но это их пока не останавливает – зарвавшихся, ненаказуемых преступников в органах Следственного комитета.

Лист дела 57. Постановление о назначении адвоката Самохвалова в качестве защитника по назначению Кирилла Барабаша. В том время как у Кирилла был в тот момент защитник по соглашению – опять же, наш многострадальный. многоотводимый Алексей Сергеевич Чернышёв. Который прибыл в помещение следствия на Первой Боевской улице, где сидит Талаева, как того требует процессуальный закон, в течение 24-х часов после задержания Кирилла. То есть действия защитника Чернышёва вполне законны, Кирилл с ним имеет соглашение, его квалификации доверяет, однако следователь подсовывает какого-то подментовского якобы защитника Самохвалова.

Ну, наверное, подробней об этом может упомянуть Барабаш, но вы поймите сами: зачем у нас сидят защитники? – чтоб нам подсказать. Почему они будут подсказывать? Потому, что у них есть интерес. А у нас есть доверие их квалификации и человеческим качествам. Вот мы доверяем! А каким-то Самохваловым мы не доверяем. Зачем нам Самохваловы? Нам Самохваловых не надо.

Но нам говорят: вот Самховалов есть, – а, по сути, лишают нас защиты. Соответственно, следственные действия, произведённые с помощью этих Самохваловых – они незаконны, они не будут служить доказательствами по делу. Но в наших судах приходится пользоваться тем, что есть.

Лист дела 58. Это ходатайство адвоката этого, Самохвалова – отложить следственные действия, что свидетельствует о разъяснении ему наличия у Барабаша защитника по соглашению и недопустимости навязывания услуг лживой юридической помощи. Вот в материалах дела Самохвалов обезопасил себя и написал ходатайство. Хотя лучшее ходатайство – если бы он взял ноги в руки и ушёл с этого действа, пообещав передать привет защитнику Чернышёву от преследуемого. Но он этого не сделал, он остался изображать видимость юридической помощи.

Лист дела 59. Постановление следователя Талаевой об отказе в ходатайстве адвокату Самохвалову. Следователь лжёт об отсутствии сведений о наличии защитника по соглашению у Барабаша. Я сомневаюсь, что Барабаш следователю Талаевой не сообщил, что у него есть защитник, которому он доверяет. Но следователь на бумаге не стесняется лгать.

Лист дела 60. Не единожды в материалах дела присутствует неизвестное государственное образование «РЫФ»! Причём, имеющее свой УПК. Оно же присутствует на листе дела 66, что подтверждает уверенность следователя СК Талаевой, что всё равно эту фигню читать никто не будет. То, что любой мусор, небрежность, несуразность и явное беззаконие будут приняты и утверждены преступниками органов прокуратуры и без стеснения, с уверенностью в своей полной безнаказанности, будут переданы в суд. Мы сможем убедиться, права была следователь Талаева или не права.

Лист дела 71-й. Замечания Кирилла Барабаша о том, что отсутствует свидетельство экстремизма. Они очень коротенькие и по сути.

Это постановление о привлечении в качестве обвиняемого от 17 декабря. Всё печатным образом, единственная приписка внизу – Барабаша: «Из сущности предъявленного обвинения – не усматриваю наличия какого-либо экстремизма в деятельности ИГПР «ЗОВ». Человек твёрд в своих позициях – в отличие от таких, скажем, наших бывших товарищей, как Юрий Нехорошев, Сергей Кротов.

Лист дела 75. Это протокол допроса Кирилла Барабаша, где он указывает, что лишён квалифицированной юридической помощи того защитника, которому доверяет. Это всё первые показания при задержании. Кирилл указывает преступникам, то они совершаю преступление, а им всё божья роса.

«Перед началом допроса в ходе навязывания мне услуг адвоката Самохвалова следователь сообщила, что получила указания от прокуратуры допросить меня именно сегодня, когда избранный мною защитник явиться защищать меня в качестве обвиняемого не успевает. При этом адвокат Самохвалов заявил, что «осознаёт риски обжалования его действий мною или следователем». Он считает возможным не уделять более времени для реализации, несмотря на мою просьбу, в моих интересах, и зная о моём отказе от его услуг. И о том, что, выступая адвокатом-дублёром, он препятствует защите меня мною моим законным адвокатом Чернышёвым, который явится ко мне в ближайшее время».

А время процессуальный кодекс регламентирует так: 24 часа от задержания. И адвокат в это законное время таки пришёл. Но следователю нужно был сразу, сразу – с нужным адвокатом, Самохваловым.

«Ввиду вышесказанного считаю, что следователь оказывает давление на адвоката Самохвалова в целях нарушения моего права на защиту избранным мною защитником. Ещё раз заявляю об отказе от услуг адвоката Самохвалова. Талаева мною предупреждается в очередной раз, что её деятельность препятствует организации референдума. А кроме того, прошу в протокол внести – в данном случае обязательно указать – что я являюсь гражданином СССР, так как этого гражданства СССР меня никто не лишал, а я от него не отказывался».

Такие хорошие замечания по существу – и преступник предупреждён. Наверное, если бы Кирилл Барабаш как-то более действенно заявил следователю, что тот совершает преступление, не было бы этого преступления. Но Кирилл вынужден – может быть, из-за численного превосходства или прочего – подчиниться действиям этого беззакония в погонах.

Постановление об устранении технической ошибки – неверный номер дела – подтверждает как общую небрежность следователя Талаевой – это лист дела 83 – так и то, что следователь Талаева сама запуталась в букете возбуждённых уголовных дел, которые сперва возбуждались против «неустановленных лиц», выделялись из одного в другое, потом сводились воедино, чтобы отвести от нашей защиты адвоката Чернышёва.

Поймите хитрый умысел борцуна за свою тёплую жизнь следователя Талаевой по фабрикации нашего дела.

Было возбуждено дело 38-50-60. Против «неустановленной группы лиц». Из него выделяются дела 61, 62, 63. 61 – против Мухина, 62 – против меня, 63 – против Соколова.

Защитник Чернышёв выступает нашим защитником при задержании, при допросе в качестве обвиняемого, первоначальном. А потом 3 августа она его отводит, беря защиту на себя. А перед этим она опять дела свела воедино. Дело № 61 три дела свела в одно дело. И вот она имеет одно дело, находит якобы разные показания – мы считаем, что у нас одинаковые показания, непротиворечивые, квалификации того, кто защищает, доверяем. Она же свела дела воедино, в 61-е дело, и выдаёт своё незаконное постановление, которое нашло должную оценку в постановлении президиума Мосгорсуда.

Было подмахнуто следователями Хамовнического суда, апелляционной инстанцией городского суда – всё, всё законно отвели! Но, благо Верховный суд то ли от скуки, то ли ещё от чего рассмотрел нашу жалобу и указал президиуму Мосгорсуда разобраться в этой жалобе, указал на нарушения. Тогда руководитель следователя-преступника Талаевой Семёнов отменяет это постановление как «преждевременное». То есть преждевременно она отвела Чернышёва.

И она стала путаться в этих делах. В них немудрено запутаться. Болтается дело 38-50-60, оно приостанавливается, потом опять возбуждается, потом Кирилла надо закрыть. Там путают, по какому делу его закрыть, какое дело присоединить: работа бурлила и кипела!

Лист дела 93. Заявление адвоката Чернышёва с требованием допустить его к защите Барабаша. Как видите, защитник был у Барабаша, и он добивался, пробивался к следователю. Но его не допускали.

Листы дела 102-106. Постановление, содержащее вздорное и незаконное основания для недопуска защитника Чернышёва к подзащитному Барабашу.

Листы дела со 110-го по 112-й. Это жалоба защитника Чернышёва на имя руководителя следствия Крамаренко – знаменитого Крамаренко, пламенного борца Алексея Ивановича, уволенного – погорел на деле расстрела возле ресторана «Elements» 14 декабря 2015 года.

Листы дела 114-117. Крамаренко занят, вместо него отвечает Хурцилава. Роспись такая, на пол-листа А4. Красавчик вообще: тоже уже не в Следственном комитете – в местах других… Который не находит ни одной причины для отвода Чернышёва от защиты Барабаша.

Лист дела 178. Это рапорт известного старшего лейтенанта полиции Кирюхина, оперативного сотрудника ЦПЭ – об уведомлении Суханову, опускании уведомления в почтовый ящик в присутствии двух свидетелей. То есть на листе дела 178 4-го тома содержится свидетельство того, как эти самые оперативники могут – если хотят – доставить повестку и как они оформляют это. Два свидетеля, с ними связь есть. А не так, что засунули непонятно в какую дверь, в дверь стучались, рогами бились, никто не открыл.

Лист дела 225. Это постановление о принятии уголовного дела к производству следователем СК Бычковым. Погоревшим, как и его начальник Крамаренко, на деле расстрела у ресторана «Elements».

Следователь Бычков начинал наше преследование, когда накануне Олимпиады сочинской, 5 февраля 2014 года, устроил у меня, у Соколова и Барабаша обыски в качестве свидетелей – с утра, с выбиванием дверей квартиры, и были эти оперативные сотрудники ЦПЭ и КЦ усилены спецназом СОБР. Кириллу пригнали аж четыре автобуса – одного автобуса, как мне и Соколову, не хватило. Страшный бандит, я не знаю, как на одной этой лавке сидеть можно! Четыре автобуса СОБРа пригнали: я у них интересуюсь – зачем? Отвечают: бывает, дверь откроешь – тебе шесть пуль в живот прилетит! У вас пули не летали? У нас тоже. Совпадение…

Знающие люди, например, сказали, что детали поведения, присущие следователю СК Бычкову… 40% дел сейчас по наркоте: людям говоря, курить нельзя, водку пить немодно, употребляйте наркоту – они употребляют, и фабрикуют 40% дел таких. Так вот, знающие люди рассказали, что детали поведения, присущие следователю СК Бычкову, присущи амфетаминовому наркоману.

Эти доказательства вины правоохренителей, которые дело начали, продолжают и не стесняются фабриковать дело против нас, заведомо невиновных, против организаторов самой что ни на есть законной деятельности, причём не просто законной, а деятельности, направленной на реализацию права народа-хозяина явить свою волю на референдуме – представлены мною в стадии прений. Я прошу приобщить эти письменные мои речи к материалам дела.

Я хотел бы резюмировать исследования доказательств.

В ходе допросов свидетелей, в ходе изучения заключений специалистов, в ходе судебного следствия, при условии настаивания стороны гособвинения на обвинении нас четверых, заведомо невиновных, в совершении преступления по старте 282 прим. 2, первой её части, имею основания заключить, что лица в органах МВД, Следственного комитета, прокуратуры и судов имеют отношение к преступному сообществу. И попросить определённым образом, в виде частного определения, председательствующего должную оценку найти.

В ходе судебного следствия было установлено наличие вины по частям 1 и 4 статьи 210 УК РФ «Организация преступного сообщества, преступной организации или участие в нём», по части 3 статьи 282 прим. 2 «Организация экстремистского сообщества», по статье 275-й УК РФ «Государственная измена Российской Федерации», по статье 278 «Насильственный захват власти или удержание власти», часть 2 статьи 141 УК РФ «Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работы избирательных комиссий», части 2 статьи 299 УК РФ «Привлечение заведомо невиновных к уголовной ответственности», статьёй 300 УК РФ «Незаконное освобождение от уголовной ответственности» – помните у нас тайных свидетелей и тех, кто прогнулся под ЦПЭ? Освободили от ответственности по части 2 нашей же статьи как участников ИГПР «ЗОВ»? А по другим о таких постановлениях нам неизвестно!

По части с 1 по 3 статьи 301 УК РФ «Незаконное задержание, заключение под стражу и содержание под стражей». Мы тут здоровья лишаемся, не только отстаиваем право граждан явить свою волю на референдуме.

По частям 3-4 статьи 303 УК РФ «Фальсификация доказательств и результатов ОРД», части 2 статьи 305 УК РФ «Вынесение заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта». Части 3 статьи 144 УК РФ «Воспрепятствование законной профессиональной журналистской деятельности»: бэйджики газет, причастность к журналистскому сообществу меня и Соколова была достоверно установлена, и преследование Соколова – в большей части за его журналистскую деятельность.

В либеральном сообществе так, наше дело, собственно, и называют – «дело журналиста Александра Соколова». Им понятие «инициативная группа», «референдум» – это какие-то абстракции, которые не очень понятны, как для стороны гособвинения, следствия; а вот воспрепятствование журналистской деятельности законной для них вполне понятно. Дело наше так и называют – «дело журналиста Александра Соколова».

Но Александр Соколов не единственный журналист – у нас есть ещё очень известный публицист. Деятельности его, конечно, это преследование тоже нанесло существенное препятствие и продолжает наносить.

По части 2 статьи 285 прим. 1 – «Нецелевое расходование бюджетных средств». Помните, сколько этих адвокатов по назначению нам пихали, а следователи поддерживали эти назначения? Это всё есть незаконные дела, подпадающие под определённый статьи Уголовного кодекса!

В нашем деле, продолжая преследовать заведомо невиновных, отметилось более ста тридцати должностных лиц. Я думаю, что страна должна знать своих героев. Это судьи, прокуроры, следователи, оперативные работники, другие работники МВД. Считаю, что данные присутствуют в материалах дела, а наше дело присутствует в публичном доступе, любой может зайти, обратиться. И мы видели, что блогеры читают, и умеют читать со вниманием.

 

Я назову этих героев.

Судьи: это Аббазов И.З., судья Московского городского суда.

Это Александрова С.Ю., судья того же городского суда.

Это Блинов С.В., судья Ленинского районного суда города Киров.

Это Борисова Н.В., судья Московского городского суда.

Это Брыкалова Л.Н., судья Московского областного суда. Это Гайдар О.Ю., судья Московского городского суда апелляционной инстанции.

Горшков В.В., судья Верховного Суда РФ.

Казаков Михаил Юрьевич – это достославный судья гражданского судопроизводства, который извернулся и нашёл, за что-таки признать Армию Воли Народа экстремистской организацией. Нашёл какую-то листовку. Тоже герой…

Колышницын А.С., судья Верховного Суда Российской Федерации.

Белоусова О.В., судья Московского городского суда апелляционной инстанции.

Лутов А.В., большой друг следователя Бычкова, судья Хамовнического районного суд города Москвы.

Мишин В.Н., Московский городской суд.

Мищенко Диана, судья Хамовнического районного суд города Москвы.

Момотов В.В., судья Верховного суда.

Мохов…

(председательствующий пытается прервать Парфёнова, интересуюсь, «к чему это»).

Это лица, которые отметились в нашем деле и которые разделили существо обвинения, что нас стали преследовать по 282-й прим. 2, что есть основания; это всё суть преступники… (председательствующий «вынужден остановить» как якобы «не относящееся к рассматриваемому уголовному делу»). Смотрите: я по 47-й статье Уголовно-процессуального кодекса волен использовать в качестве доказательств и оценки доказательств любые не запрещённые… Это имеет непосредственное… Уважаемый суд, вы мне не позволяете даже слова сказать! Я пытаюсь привести обоснования… (председательствующий обвиняет подсудимого в крайней необъективности, а свою якобы объективность ставит ему в пример). Уважаемый суд! Дело в том, что эти все лица вместе с гособвинителями – они нас обвиняют... Вот эти судьи городского, Верховного и районных судов… Уважаемый суд, вы мне не даёте слова сказать! Не даёте предложения закончить, сейчас меня обрываете. Можно дальше?

Все эти лица – они находят нашу вину. Их усмотрение нашей вины – это на одну чашу весов данного суда ложится. А на другую чашу весов я кладу своё утверждение о нашей полной невиновности и правоте наших действий – и, соответственно, одно должно перевесить другое: неправы они. Но назвать этих людей, которые усматривают нашу вину, доказывают, что мы виновны – я хотел бы их огласить. Это важно, интересно; преступление этих лиц против нас доказывает нашу невиновность. Грубые нарушения закона, исследованные в ходе судебных заседаний, и доказательства, полученные в ходе предварительного следствия, получены с нарушениями – то есть они не являются законными. А вот эти люди – они отметились в нашем деле, и они все поддерживают обвинение, наше обвинение. Потому я в качестве нашей невиновности хочу их назвать.

Люди, присутствующие в зале, знают этих людей как законченных мерзавцев уже. И для них это будет доводом, потому я настаиваю – хотел бы всё-таки огласить список «героев».

Вместе с Лутовым это Мишин – Московский городской суд, Мищенко – Хамовнический районный суд, Момотов – Верховный суд, Мохов – судья городского суда, Васюченко – продлял нам срок содержания под стражей для того, чтобы документы попали в суд в «должные» процессуальные сроки. Вот это вот было официальное обоснование следствия и удовлетворено им. Хотя процессуальный кодекс чёрным по белому, русским языком говорит: необходимость каких-то следственных процессуальных действий не может полагаться в качестве меры продления.

Подопригоров, судья городского суда, продлял нам меру пресечения свыше года в течение двух дней. На второй день заседание было перенесено специально для того, чтобы оказать на нас давление, попрессовать с помощью конвоя и отжать у меня письменную речь. Он говорил: у вас конвой забрал речь? – какие проблемы, говорите устно!

Этот человек меня обвиняет – находит мою вину – по статье 282 прим. 2. Это же замечательное доказательство моей невиновности!

Похилько Константин, судья Хамовнического районного суда. Очень внимательно умеет слушать. Он так хорошо голову подворачивает, когда что-то ему говоришь, что ясно: человек понимает твои доводы и принимает их – полное впечатление, что с судьёй разговариваешь!

Кстати, вот когда Верховный суд дал указание президиуму Мосгорсуда рассмотреть, и он отменил постановление Верховного суда и Мосгорсуда, то жалобу нашу на отвод адвоката отказался рассматривать тот же Константин Похилько. Он говорил: ну, если начальник следствия уже взял слова следователя обратно – даром что прошло десять месяцев – какой повод рассматривать вашу жалобу? Нет никаких поводов, всё хорошо, идите защищайтесь дальше, наказывать этих бандитов не надо. Это – судья Похилько, Хамовнического районного суда. Весьма заметный там судья…

Пчелинцева, судья Верховного суда.

Рольгейзер, апелляционная инстанция городского суда.

Савина – недавно мы с ней познакомились, полгода назад, когда городской суд дважды откладывал судебное заседание, вывела нас очно, скучно, всё заслушала, позволила видеосъёмку в зале суда, то есть всё было отлично… И – признала продление стражи вполне законным и обоснованным! Совершенно необоснованным, на мой взгляд.

Семченко, судья городского суда.

Ситников – Верховного Суда.

Суворов – апелляционная инстанция Московского городского суда.

Сырова – это судья Хамовнического районного суда – весьма такая своеобразная дама.

Сычёв – апелляционная инстанция Московского городского суда.

Устинова – Хамовнический районный суд.

Вот все они отметились.

Марина Фильченко – тоже своеобразная судья. Хамовнический райсуд.

И апелляционной инстанции судья Юдина А.М. Коллегия рассматривала беззаконные постановления районных судов – и всё признали удовлетворительным, подходящим, устраивающим…

Следователи и прокуроры.

Азизова Данисэ. Старший следователь отдела по расследованию особо важных дел следственного управления по Центральному административному округу Главного следственного управления СК РФ по городу Москве. Она заменяла следователя Талаеву, поддерживала ходатайства Талаевой о продлении стражи.

Бастрыкин А.И., председатель Следственного комитета. В представлении и рекомендации не нуждается. По-моему, это не относится к делу, но ещё в «деле журналиста» он был замечен. Закопать кого-то обещал…

Бережной А.И., первый заместитель начальника Управления ФСБ РФ города Москвы и Московской области. Отменял постановления о возбуждении дел.

Березиков, первый заместитель прокурора ЦАО Москвы.

Бычков Андрей Николаевич, не единожды упомянутый. Следователь по ОВД отдела по РОВД. У этих людей без особой фантазии – у них даже то, что смешным может показаться, для них оно ничего смешного не представляет. Им говоришь: «следователь по ОВД отдела по РОВД» – а они: да, так и есть! То есть, они смеются над чем-то своим, а от народа сильно оторвались.

Галиуллина – Диана, по-моему. Помощник хамовнического межрайонного прокурора. Это анекдот, но мне в камеру посадили человека с редкой формулировкой: «без образования». Афганец с канадским паспортом… (председательствующий – опять про отход от темы; оживление и смех в зале). А эта девочка, Галиуллина, выглядит, как будто ей пятнадцать лет. Однако – целый помощник прокурора! Ходит, людям стражу согласует, поддерживает. Работа несложная, справляется. По клубам любит шариться – вот где этого афганца нашла…

Дорофеев А.Н., начальник управления ФСБ РФ по г. Москве Московской области.

Дрыманов небезызвестный, модный генерал майор юстиции, руководитель ГСУ Следственного комитета Российской Федерации по городу Москве.

Евменова О.А., заместитель руководителя 1-го отдела процессуального контроля Следственного комитета России по Москве. Вот многие отписки она писала, то есть она покрывает нижестоящих преступников в погонах.

Ермошкин В.В., заместитель руководителя 1-го отдела управления процессуального контроля СК РФ.

Есин Р.О., помощник Хамовнического межрайонного прокурора. Отметился тоже в нашем деле.

Иванов А.В., помощник Хамовнического межрайонного прокурора. Это такие дежурные прокуроры, которые, как вот эта Галиуллина, околачивают груши в судах районных и городских. Вся эта работа заключается в том, что они сели, встали, сказали, что да, я поддерживаю – требование следователя законно и обосновано, вынесено уполномоченным должностным лицом, а значит, всё, что он ни попросит – всё надо удовлетворить! Всё, совершенно всё.

На моей памяти – вот сколько мы общались – не было случая такого, чтобы они взяли и в чём-то не согласились, были против следствия, либо согласились вместе со стороной защиты, обвиняемых. В нашем процессе оба обвинителя поддерживали наши ходатайства о приобщении ответов городской прокуратуры – мы просто были в большом удивлении, что гособвинитель взял и нас поддержал! Но председательствующая в заседании сделала всё как надо: все за – председательствующий против. Не приобщили.

Корыстин – характерная фамилия – заместитель начальника управления ФСБ РФ. ФСБ, кстати, очень такая бюджетная организация: если вот Министерство внутренних дел два триллиона в год съедает, то ФСБ – всего триста миллиардов… (председательствующий вклинивается про «по существу»). Это люди, которые кормятся из моего кармана… (председательствующий повторяет то же).

Крамаренко Алексей Иванович отметился в нашем деле ещё со времён Сочинской олимпиады и вынесения обвинения по ему причинённому Бычковым…

Ларионов – и.о. заместителя руководителя следственного управления по ЦАО ГСУ СК РФ по Москве.

Лободин – помощник начальника управления ФСБ РФ.

Марков – заместитель прокурора города Москвы. Это всё люди с хорошими зарплатами, с хорошими соцпакетами… (председатель снова заводит то же). Это – корыстный интерес!

Подполковник юстиции Семёнов Д.В. Был сегодня оценен – доказательства исследованы – что он выпускает бумаги, а подписывает за него следователь Талаева. И не единожды такая бумага встречается в наших материалах.

Подгрушный, и.о. заместителя руководителя Управления ФСБ РФ по г. Москве и Московской области.

Павловский Е.В., заместитель руководителя 1-го отдела управления процессуального контроля СК РФ по г. Москве.

Никитин, зам. начальника управления Генпрокуратуры.

Нестеров, зам. прокурора ЦАО Москвы.

Латрюк, помощник прокурора ЦАО Москвы.

Эксперты:

Экспертно-криминалистического центра ЦП УВД Семякин А.П.

Синяговский, полковник юстиции, заместитель руководителя ГСУ СК РФ по городу Москве.

Стрижов, полковник юстиции.

Люди, которые усматривают нашу вину – а я усматриваю у них корыстные интересы сохранять свои места тёплые и выполнять корпоративную поруку, обвиняя нас.

Полковник юстиции Стрижов – и.о. заместителя руководителя ВСУ СК РФ по Москве.

И – известная, знаменитая следователь Талаева Наталья Анатольевна, майор юстиции. Следователь ОВД по РОВД СУ по ЦАО ВСУ ССУ СК РФ по Москве.

Ну, человек непричастный, человек, владеющий только русским языком, в этой абракадабре ничего не поймёт. Но мы за два года выучили, и некоторые зрители тоже, поддерживая нас.

Трушкова. Она дважды давала подзатыльники следователю Талаевой. Это и.о. прокурора ЦАО по городу Москве. За волокиту – весной 2016 года – когда третье обвинительное постановление, которое нам предъявила Талаева, Трушкова сочла совершенно беззубым, совершенно никаким, она не знала, как мы его ещё оцениваем, но, тем не менее, дала указание возобновить следствие, начать знакомить подсудимых заново и переформулировать обвинительное постановление. И против положений статьи 109-й – 4-й, 5-й и 6-й части – мы были оставлены под стражей, хотя должны были освобождены быть, поскольку следствие превысило допустимый срок, 11 месяцев, до начала ознакомления; мы оставлены были под стражей. И вот эта Трушкова влепила два таких подзатыльника – второй называется «требование», первый я сейчас не вспомню как называется – по волоките, и одна дама прокуратуры наградила майора юстиции Талаеву в нашем деле… (32.17)

Старший советник юстиции прокурор ЦАО города Москвы Устиновский.

Хурцилава, не единожды упомянутый подполковник юстиции. Заместитель руководителя СУ по ЦАО города Москвы, руководитель отдела по расследованию ОВД.

Шишкин, помощник начальника управления ФСБ РФ.

И присутствующий на нашем обвинительном заключении, который подписывает всю эту галиматью с грамматическими, смысловыми ошибками и несуразностями – Щербинин В.Ю., советник юстиции, первый заместитель прокурора ЦАО города Москвы.

А также, кроме следствия и прокурорских работников, наше дело – это раздолье для полиции. Полиции просто не надо никаких бандитов, когда есть инициативная группа по проведению референдума! В нашем деле отметилось более шестидесяти этих самых доблестных полицаев.

Первым номером идёт – и я имел честь быть удостоенным свидания с ним на Бутырке, когда нас только закрыли – Аванесян, подполковник полиции, старший оперуполномоченный 5 отдела ГУПЭ МВД России.

Агеев, майор полиции, упомянутый сегодня. Это врио начальника ЦПЭ УВД по ЦАО ГУ МВД России по г. Москве.

Зачем этим людям идти честным трудом зарабатывать свой хлеб? Они лучше где-нибудь там рапорт напишут, сами рапорт зарегистрируют, повестку не донесут – вот тебе и состав для закрытия под стражу.

Аксёнов, подполковник, старший оперуполномоченный ОВД 6-го отдела ГУПЭ МВД России.

Актиев Р.Ф., майор полиции, оперуполномоченный ЦПЭ по Пермскому краю.

Афонников, майор полиции, оперуполномоченный ЦПЭ по Калужской области.

Ашукин, старший лейтенант полиции, оперуполномоченный ЦПЭ по Москве.

Балашов А.С., старший лейтенант полиции, оперуполномоченный 6-го отдела ЦПЭ ГУ МВД Москвы.

Басов С.А., подполковник полиции, врио начальника ЦПЭ УВД.

Беляев, полковник полиции, заместитель начальника Управления «С» ГУПЭ МВД России.

Все люди, которые из моего кармана, за счёт меня, действуя в корыстных побуждениях, меня же арестовали и держат два года под стражей. За счёт налогоплательщика живущие, кормящиеся, обозначающие полезность своей деятельности. А на самом деле – совершающие преступления. Их вина – это наша невиновность.

Беляев, полковник полиции. Управление «С», я сказал.

Бодров О.С., подполковник полиции, старший оперуполномоченный по ОВД ЦПЭ ГУ МВД России по Московской области.

…На Украине как-то одномоментно взяли и ликвидировали ГАИ. Жизнь не остановилась, каким-то образом продолжилась – машины ездили, с авариями люди разбирались: ничего с ними не случилось…

Люди очень боятся за свои места, и потому у них есть мотив формировать преступления. Если есть спецслужбы, занимающиеся преступлениями – преступления экстремистские будут! Вот они их и готовят, обеспечивают, а если уж в нашем деле ну не к чему придраться – тогда приходится тяжко им…

Бурыка, полковник полиции ЦПЭ УВД по ТиНАО ГУ МВД России по г. Москве.

Буянов, капитан полиции, старший оперуполномоченный ЦПЭ по Красноярскому краю.

Валиулин, генерал-майор, начальник ГУПЭ МВД России. Это один из генерал-майоров, отметившихся в нашем деле, касательно полиции.

Воловиков, младший лейтенант УВД по ЦАО города Москвы и оперуполномоченный ЦПЭ.

Галкин, майор полиции.

Горлычев А.В., – полковник полиции, начальник 6-го отдела ЦПЭ ГУ МВД России по г. Москве.

Даценко, полковник полиции, начальник ЦПЭ ГУ МВД России по Московской области.

Джерук, подполковник полиции, начальник 5-го отдела ГУПЭ.

Ерахтин, полковник полиции ЦПЭ, Калужская область.

Ерёмин, ЦПЭ Москва.

Каневский, майор полиции, ЦПЭ.

Каннабих, подполковник полиции, начальник ЦПЭ по Москве.

Карагодин, капитан полиции, старший оперуполномоченный.

Это все люди, которые поддерживают свой статус и готовы нас обвинять и фабриковать дело против нас, что отмечено в материалах дела. Исследовано в ходе судебного заседания.

Карпов, полковник полиции, ЦПЭ по Москве.

Кельдибеков, подполковник полиции.

В нашем деле очень много полковников и подполковников. Откуда они в одной службе ЦПЭ взялись? Они, видимо, были переданы из других служб, а звания сохранялись: был полковник, а фронт деятельности у него забрали – с преступностью бороться не может, а полковником остался. Вот эти полковники и сгруппировались в организованную преступную группу в нашем деле, фабрикуя дело против нас по 282-й старье прим. 2.

Кирюхин, хорошо вам известный, старший лейтенант полиции на то время ЦПЭ по Москве.

Киценко, подполковник полиции.

Климишин В.Д., майор полиции ЦП по ЦАО Москвы.

Климов, подполковник полиции.

Колычевский, майор полиции, упомянутый сегодня, ЦПЭ по ЦАО.

Комаров, майор полиции, старший уполномоченный УВД 6-го отдела «В» управления «С» МВД России.

Кондратьев, лейтенант полиции, ЦПЭ УВД по Москве.

Кондратьев, майор полиции, опять же ЦПЭ УВД Москвы.

Приходил этот Кондратьев нас знакомить с материалами дела: «Ваше направление – это не мой профиль, мне бы чего-нибудь такое религиозное, по нему специализируюсь, а к вам послали знакомиться с материалами дела». Но он поддерживает обвинение против нас – значит, он нас обвиняет. А мы-то невиновны, мы это знаем!

Крыхтина, майор полиции, оперуполномоченный ЦПЭ Северо-западного округа Москвы.

Кузнецов, полковник – опять полковник! – полиции. Этих всех полковников надо содержать, а у них аппетиты, наверное, стали с тех пор не хуже, чем у полковника Захарченко. Если Захарченко можно, то почему Кузнецову, полковнику полиции, нельзя?

Лазарев, майор полиции.

Лапшин, майор полиции, опять ЦПЭ.

Литвяков, начальник ЦПЭ, СВАО.

Малышев, полковник полиции, зам. начальника отдела ЦПЭ УВД.

Все они нас обвиняют, поддерживают обвинение.

Мартынов, полковник полиции, начальник ЦПЭ.

Маскунов, полковник полиции.

А второй генерал-майор – Морозов, упомянутый сегодня, с которым переписывалась Талаева. Он давал ей поручения, он её чётко понимал, доказательства невиновности морозил (извините за тавтологию – случайное совпадение фамилии), придерживал доказательства невиновности семь месяцев и не предоставлял. А нам всё это время продляли, продляли и продляли стражу.

Новосёлов, полковник полиции, врио начальника 6-го отдела ГУПЭ России.

Пантелеев – опять полковник полиции! Я не знаю, переживёт ли Россия столько полковников, что с ними делать…

Попов, капитан полиции, старший оперуполномоченный УВД 6-го отдела.

Порфирьев, майор полиции.

Но есть отрадное явление: вот когда СССР в глаза большинства людей рушился в 1991 году… (председательствующий вклинивается, что «вынужден остановить» как «не имеющее отношения»). Вы меня послушайте, мысль у меня простая, я бы уже закончил, если бы вы замечание не сделали. Тогда военнослужащие Советской Армии… (председательствующий снова то же). У меня есть что сказать, но вы мне рот затыкаете! Ладно, не будем про Советскую Армию. Я хотел сказать, что полковники полиции, отдельно отметившиеся в нашем деле, уже стесняются носить милицейскую форму, а это симптом конца. (Председательствующий – ещё раз про «доводы, не относящиеся к судебному заседанию, и про «есть ли что сказать по существу».)

Я и рад был бы закончить, но ещё есть! Уважаемый суд, дело в том, что Инициативная группа по проведению референдума занималась общероссийским делом.

Я извиняюсь за повторение, но опять полковник, опять полиции, Ражев. Он приходил ко мне в августе месяце 2015 года, вел задушевные разговоры «о каше манной, о жизни туманной», как выражается наш достопочтимый и отсутствущий здесь защитник Суханов. Вместе с другим оперуполномоченным, Аванесяном. Я им привёл доводы семнадцатого года, столетней давности – что то, что они делают, может быть вредно не хуже, чем курение. И они вроде как меня поняли. Но я смотрю материалы дела – они продолжают и продолжают отмечаться. Потому я вынужден их упомянуть – упомянуть как людей, безосновательно обвиняющих меня и моих товарищей в действиях, подпадающих под статью 282 прим. 2.

Это, повторюсь, Сергей Ражев, полковник полиции, 5-й отдел, старший уполномоченный ОВД, старший оперуполномоченный по ОВД 5 отдела ГУПЭ МВД России.

Разиньков, капитан полиции. Не все полковники, как видите.

Разиньков – по Краснодарскому краю. Какое-то отношение; видимо, допрашивал Нечитайло – но отметился в нашем деле.

Савинов, майор полиции, ЦПЭ УВД по ЦАО ГУ МВД России по г. Москве.

Таиров, капитан полиции, оперуполномоченный ЦПЭ УВД по ЮВАО ГУ МВД России по г. Москве.

Татарникова, капитан полиции, которая не может сама без ошибок свою фамилию написать. Но зато уверенно ставит рядом с ней подпись! Это оперуполномоченная 5-го отдела 5 отдела ГУПЭ МВД России.

Туманов, подполковник полиции, начальник ЦПЭ ГУ МВД России Свердловской области.

Фадеев, капитан полиции… Опять ЦПЭ, опять Москва. Видите, список большой: это большой мотив у этих преступников, облечённых силой служебных полномочий – фабриковать дело против нас. Их спокойная жизнь, всякие там ипотеки и прочее – они завязаны на стабильность. На стабильность преступлений: если нет преступлений – их надо создавать. Если они есть – надо статистику увеличивать.

Фирсов, хорошо известный Соколову, который вместе со следователем Талаевой фабриковал рапортами основания, почему у него звонит в дверь тамбура. По пояснению адвоката в суде, то есть слушают, прикинулись зрителями здесь в зале, или участниками – не этого зала, так другого, Хамовнического суда – и вносят исправления в протоколы своих предварительных следственных действий.

Это как бы можно было бы приветствовать, если бы они переставали быть преступниками или совершать преступную деятельность. Они – продолжают, продолжают против нас.

Цветков, майор полиции, старший оперуполномоченный ЦПЭ ГУ МВД России по Тверской области.

Чернозуб, полковник полиции, начальник ЦПЭ ГУ МВД России по Санкт Петербургу и Ленинградской области. Опять ЦПЭ!

Четвертнов – майор полиции, опять ЦПЭ – по Волгоградской области.

Чижов – старший лейтенант, пока, полиции, Москва.

Шингаров – капитан полиции.

И Ширяев – опять полковник! Вот на этом полковнике мы и закончим.

Вот эти все лица, которые профессионально взялись работать на ниве преследования по экстремистским преступлениям. Они все отметились в нашем деле, все они признают нашу вину – и все они, соответственно, виновны по той причине, что заведомо невиновные люди, которые отстаивают право граждан на референдум, находятся за решёткой вот уже два года.

Эту существенную информацию я считаю важным сообщить суду сегодня. И на этом просил бы моё участие сегодня в прениях прервать, а продолжить, позволив мне подготовить письменные заключения согласно 292-й статье, которые может быть приобщены к делу, дав нам какое-то время. До пятницы или до понедельника.

(Председательствующий отвечает, что время было предоставлено, и предлагает продолжать.)

Вы мне, тогда, получается, не предоставляете потому что мы понедельник, вторник – каждый день участвуем, и я не успеваю подготовить в письменном виде, как этого требует 292-я статья.

Я с вами не согласен, но что делать. У меня из того, что я подготовил, из материалов, которые мне Щербинин прислал, протоколов мне не предоставлено, несмотря на ваше положительное решение; с доводами нашей невиновности и вины правоохранителей, обозначенной Мухиным, Соколовым и защитником Чернышёвым изложенными, я согласен, их поддерживаю.

У меня, собственно, на сегодня, для этого суда – всё.

(Председательствующий спрашивает, есть ли у подсудимого ещё что сообщить суду.)

Да, я настаиваю на немедленном освобождении, на признании нас невиновными и на вынесении частного определения по списку лиц, перечисленных в перечисленном же списке преступлений против Российской Федерации, против нас, против всех граждан, которым не позволяют участвовать и готовить референдум «За ответственную власть».

На этом я настаиваю.

Благодаря тому, как судебные заседания ведёт председательствующий Криворучко – подряд по шесть-семь часов судебного следствия в стадии прений – я вынужден констатировать, что мне возможности в полном виде представлено не было.

В дополнение я могу ещё сказать, что участие стороны гособвинения в прениях – оно было бездоказательным, без ссылки на какие-либо материалы дела, без точного указания на нахождение этих материалов дела, голословным. Нам не было сказано, какое экстремистское деяние мы совершили из списка экстремистских деяний, и нам не было разъяснено, деятельность какой экстремистской, судом запрещённой организации нам сменяется.

Вот это я хотел бы подчеркнуть и дополнить.