Гамбургский счёт

 

Рукопись, найденная в бутылке...

Эдгар Аллан По

Политический детектив/боевик, – читатель может сам решить, каков жанр этой повести из ходящего по рукам самиздата XXI века. А также сколько в ней истории (по факту уже давно альтернативной) – а сколько возможных полезных уроков. Уроков если не для восстаний и переворотов (это вряд ли: на собрание «катилинарных» ноу-хау «Гамбургский счёт» и в первые годы нынешнего века был похож немногим больше, чем х/ф «Окраина», при всей антиподности сюжетно-событийной фактуры) – то  уж точно уроков для грамотной и действенной самоорганизации.

А прежде – для нахождения «своих» для избранного Дела, для трезвой оценки и отсеивания горе-союзников с их пафосными, но редко не завиральными идеями и символами веры. Ну, и знать технологию «мозгового штурма» – альтернативы привычному, увы, формату шизомитинга/шизоконференции – тоже никому не повредит.

Была ли или нет в ельцинские/раннепутинские годы возможность выстроить (не слишком-то и скрывающееся) параллельное государство со «всем-всем-всем», от альтернативной армии до МИДа включительно, и потому способное устроить военно-революционный день/час X, не слишком дожидаясь «низы не хотят, верхи не могут» и т.п. больших разбродов и шатаний? Или такая возможность могла появиться только благодаря типично-демократичной победе коммунистов на так называемых выборах при той, альтернативной истории (в нашей реальности слитой зюгановской шайкой)? По крайней мере («по Гамбургскому счёту») и тогда, и сейчас есть способные на такие перемены люди, прототипы главных действующих лиц повести: политикана-патриота Николая Александровича Рязанцева (на момент написания прообразом которого, с учётом биографических мазков, мог бы послужить Олег Семёнович Шенин), политолога-новатора Андрея Ивановича Наумова (в коем угадывается автор повести) и умеющего одновременно и думать, и убивать прапорщика (и талантливого психолога-орговика) Валерия Михайловича Коврова (собирательный образ в прямом смысле слова стрелянного жизнью эрэнешника, выходца из ближнего зарубежья). Причины ухода (увода) из жизни таких лиц, как Рохлин, Лебедь, Буданов (в повести – Пешков), в произведении даны довольно прозрачно.

...Автор повести то ли пожелал остаться неизвестным, то ли имя его оказалось потеряно. Говорят, что это Александр Шевякин. Рукопись, однако, не исчезла без следа в океане гигамегабайт, а словно бы была выброшена на берег нашего времени в уже изрядно обросшей водорослями истории самиздатовской бутылке. (И на страницах нашего сайта, пожалуй, сейчас оказалась единственная версия повести, очищенная от ошибок, вызванных явным отсутствием не просто корректуры, а даже времени у самого автора сверить на протяжении всего текста имена-отчества своих героев и прочие ключевые детали.)

Написана она в начале 2003 года, что объясняет многое в развёртывании сюжета: и Борис Абрамович Березовский был жив-живёхонек, и еще относительной исторической новостью был Владимир Владимирович Путин. В действии «Гамбургского счёта» тот, чью роль сейчас играет шайка двойников, появляется мельком где-то на границе второго плана с третьим и, как сугубый временщик-2 после Ельцина, быстро уступает президентское кресло временщику-3, новому главе КПРФ Юрию Сергеевичу Глазову, – что ровным счётом ничего не меняет в стране, кроме риторики и атрибутики. И, разумеется, роста разочарования и злобы.

Геннадий Андреевич Зюганов, однако, был и остался куда более несдвигаемым, чем Путин, – а то всё могло, в принципе, повернуться и как-то иначе. Чего наверняка оказалось бы мало; поэтому скорое вышибание «электоральной революции» революцией уже натуральной – тоже вполне могло бы произойти. И, скорее всего, революцией очень и очень суровой: принципа коллективной, в т.ч семейно-родственной, ответственности не боящейся от-слова-совсем. Тем более ведомственно-корпоративной:

– А что с другими палачами?
– Как приказано – расстреливаем потихоньку.

Как-то так, безразмерные «мы-государевы-люди», но строго вынужденно, а не ради того, чтоб «ну, наконец-то!» душу отвести. Это на страницах повести  показано очень убедительно. Революция оказалась беспощадной и к тем своим зачинателям, кто, подобно Демулену и Дантону, впал в ересь несвоевременной снисходительности. Особенно если эта снисходительность – к темноватым личностям из вроде бы своих. Поэтому завершает действие повести сцена революционной ликвидации нового главы государства, Рязанцева, старейшим его соратником, Ковровым, прямо на рабочем месте. Это не шокирует и не возмущает, т.к. правильно, как минимум, с литературной точки зрения. Чтоб в реале, если что – без излишнего удивления, и тем более без нытья и обвального разочарованства.

Не порок, а одно из главных достоинств настоящей революции, пока она идёт: все заслуги перед ней обнуляются в полночь. До дня X, в день Х, после дня X. Горе тому, кто об этом забудет или вообразит, что к нему любимому это не относится. Необнуляемым же историческим статусом – заслуги перед революцией становятся нескоро. (А если помнить о возможности тотальных перестроечных переоценок – то и вовсе никогда.)

...Общая же, от-и-до, картина пусть альтернативно, но исторических событий напоминает еще одну старую истину – её столь же полезно знать заранее и не забывать: революция –

...совсем не фейерверк,
А просто - трудная работа...

Вячеслав Горбатый

-------------------------------------------------------------------------------------

«ГАМБУРГСКИЙ СЧЁТ»

С О Д Е Р Ж А Н И Е

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
НЕВОЗМОЖНАЯ СИТУАЦИЯ
Таких были тысячи, таких были миллионы
4 октября 1993 года – точка отсчета
Смерть академика
Москва митингует...
ЧК на работе
В вечном поиске...
Единственная «светлая голова» в стране

-------------------------------------------------------------------------------------

Александр Блок. «Возмездие»

Игорь Тальков. «Я вернусь»

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
НЕВОЗМОЖНАЯ СИТУАЦИЯ

Глухо ударило в стену, которая тут же за какую-то секунду вся без остатка испарилась в серую пыль, крошево полетело в лица. Отделился потолок, который сначала подскочил вверх, а потом, как при замедленной съемке, неспеша приземлился на пол. Он поглотил всех, кто был в доме: молодых родителей и маленькую девочку.

* * *

– Повезло вам, молодой человек, мужчина, повезло. Живы. Здо­ровы. Значит, так угодно Богу. Он вас оставил на Земле для великих дел... – Психолог, который трещал своим языком без умолку, на самом деле нисколько не мешал раненому, который глубоко ушел в себя. Семья погибла вся, он остался один и без всяких средств к существо­ванию, гражданская война в Таджикистане гнала русских домой в Россию, а там родных никого. Вот отлежишь свое в госпитале, а что дальше?

Впрочем, повернулось так, что и полежать-то в госпитале не дали. Уже через неделю началось крупномасштабное наступление против­ника, и госпиталь был вынужден, свернувшись, уходить на юго-запад. Кого-то бросили, кого-то с собой...

Наш герой, пора, видимо, его представить: его зовут Валерий, отстал. Его забыли после ночевки, но и враги его не заметили. И он пошел на север. Так он стал бродягой. Воровал, где-то недолго подраба­тывал, уходил вдоль шоссе в Россию, иногда, если повезет, ехал на попутном транспорте, а в основном пешочком... Бочком вдоль трассы, чтобы не заметили. Встречался с такими же, как сам, кого жизнь выбросила на свою обочину. О том, что было вчера, забыл, о том, что будет завтра, думал постоянно. О чем-то мечтал и что-то планировал. Думал добраться до Москвы, может быть, как-то там устроиться. А что? – Он молодой, работает хорошо, владеет столькими специальностями, может ему и повезет, и он сможет вырваться из этой ситуации, и сможет себя проявить.

Таких, как он, было много, страшно много. В судорогах угасала огромная Советская Супердержава. Она разбрасывала вокруг себя протуберанцы межнациональных конфликтов, на ее теле ползали стаи жирных, неповоротливых вшей, которые затевали войны друг с другом из-за дармовой добычи, простые мирные люди тоже были частью этого – они еще как-то сопротивлялись унижению и грабежу, они бежали от огня, но попадали в новые круговороты, не могли выбраться оттуда, и падали, падали тысячами. Что-то им еще удавалось, они куда-то выбирались на краюшек земли, цеплялись за какой-то призрак свободы и счастливой жизни, но и он сгорал в какое-то утро, он оборачивался каким-то безжиз­ненным каменным истуканом. И так изо дня в день. Не давали сообра­зить, что будет завтра, что делать дальше, и как это все пережить...

Таких были тысячи, таких были миллионы

...Добраться до Москвы сразу не удалось. На одной станции прицепился постовой милиционер. Сдал в КПЗ. А утром следователь, свой добрый русский следователь «навесил» на попавшегося так удачно под руку Валерия ограбление магазина. «Уф-ф-ф», – это сказал начальник отдела милиции, и его можно понять: одним «висяком» меньше. Однако, жизнь дала удивительный пируэт, и бродягу отпустили в тот же день – ловкий и настырный опер Мамедов поймал настоящих воров, которые, кстати сказать, и жили-то напротив отдела внутренних дел, и пили со дня кражи. Мамедов, пряча глаза перед пострадавшим, сам его не только отпустил, но и крупно помог: дал какую-то справку, и из вещдоков приодел парня. Посоветовал: «Не ходил бы ты в Москву, там такие нехорошие люди живут...» Выслушав ответ, добавил: «Как знаешь, как знаешь. Там еще и заварушка очередная начинается. Эх!»

Были бы мы здесь же, тоже посоветовали бы нашему герою не ехать, хотя и кончилось для него это в конце-концов вполне благополучно, но столько волнений досталось на его долю, что остается только сказать: да ну его этот успех!

Но наш герой парень очень упрямый. И он без денег, без теплой одежды, а начиналась осень, двинул в Первопрестоль­ную. И надо сказать, что попал он очень даже вовремя, как раз к началу действия под названием «Октябрь-93». Валерий был там от первого до последнего дня. Если бы его спросили, что им двигало, то он, как исключительно честный человек, ответил бы так: мне нужна была бесплатная еда и возможность переночевать где-то. И тут надо сказать, что он попал в самую точку. Подкармливали сердобольные москвички, спали в центре Москвы в таком шикарном здании, как Белый Дом, правда, первую ночь на бетонном полу... Что может быть лучше? – А то, что участие в таких политических играх может кончиться плохо, смертельно плохо, об этом как-то не думалось...

Валерия особо никто о прошлом не распрашивал, но скоро в том взводе, куда он вступил, его все прозвали «сын таджикского народа». Из всех, кто с ним был в те дни, он ближе всех сошелся с двумя – теми, кто стоял справа и слева от него в строю.

* * *

Дембель. Кто может быть счастливее человека, которого ос­вободили от надоевшей до тошноты службы? – Разве что мужчина, расставшийся с опостылевшей женой. Опять родной город. Знакомые виды из окна. Подъем не по распорядку в 6, а тогда, и только тогда, когда захочется. Хорошо, если ждет подруга, хорошо, когда тебя не забыли друзья детства.

На второй день он объявил матери:

– Пойду, пройдусь по городу, а потом загляну к кому-ни­будь.

– Иди. Чего тут такого. Последний раз Петр вон звонил, спрашивал, когда ты вернешься. Он тут на практику приехал, сам учится в Сибири...

Да, хороша Москва, ничего не скажешь! Недаром столько строилась, да перестраивалась. Весна. Это тоже хорошо. Девуш­ки вон гуляют. Вдоль тротуара... Ой, что-то это не те девушки. Ну да, точно... Сколько их поприезжало в последнее время, мать писала в письмах, что сейчас проституток в Москве хоть пруд пруди, но чтобы так, сразу выйдя из дома, на них наткнуться... Это ж надо, сколько их? Одна... Ребров досчитал до семи.

Ладно, пойдем к кому-нибудь. Он зашел к Петру, тот после школы поступил в строительный институт, но только не в Москве, куда все стремятся, а в далекой Сибири. Его отец настоял. Папа Петра работал большим человеком, но в провин­ции, и хотел, чтобы у его сына не было столичного пижонского лоска. Поговорили об одноклассниках, о том, о сем, последний вопрос был об отце Петра, Викторе Петровиче, там, где он работал, вовсю бушевала гражданская война, каждый день шли сообщения о потерях, и все могло случиться...

– А что тут расскажешь? – Ты ведь и сам там был, и все видел.

Ребров действительно был на Кавказе и мог порассказать многое.

Но в непосредственных миротворческих операциях он участие принимал только дважды. А отец Петра был на самом верху, и ему было известно много больше, чем простому солдату. И может быть – как знать! – никогда бы Реброву не заниматься политикой (ну разве что на так называемые выборы сходить пару раз, пока не надоест), если бы в эту минуту не раздался звонок в прихожей, и Петр, извинившись, не пошел открывать. Не спрашивая: «Кто там», он потянул на себя дверь и тут же успел крикнуть, увидя приехавшего отца:

– Мама, смотри: папа приехал!

Объятия, поцелуи, рукопожатия, и извинения: «Простите уж меня, что не позвонил. Все решилось в один момент. А прямо со Старой площади – сюда. Той же машиной». Когда все успокоилось, то Виктор Петрович прошел помыться с дороги, успев только попросить гостя, чтоб не уходил, ему надо поговорить.

За ужином, который хозяин дома только нахваливал, о делах молчал – ему не хотелось, чтобы жена знала о тревогах и хлопотах. А когда та удалилась на кухню, мужчины вышли на балкон – подышать свежим воздухом, Виктор Петрович стал расcпрашивать о службе:

– Ну как служилось, дорогой Николай? Сейчас все про дедовщину пишут, как она у вас, была?

– Да, как без нее: на третью неделю службы подошел замкомандира взвода и сказал, что завтра моя очередь мыть полы – разве это не дедовщина? Сплошное унижение для молодых...

Все рассмеялись.

– А если серьезно, то что было?..

– А если серьезно, то торговали оружием для боевиков. Для ар­мянских боевиков, – уточнил Ребров. Эти слова он произнес не зря. Все поняли, что раз Виктор Петрович работал в Азербайджане, то армянские боевики угрожали именно ему. Больше всех помрачнел от этих слов Петр: что ж это получается, что оружие, которое должны были охранять его друг Николай с сослуживцами, могло убить его отца, такого же русского, как и Николай.

– Чем же это кончится, отец?

– Раз начавшись, ничем хорошим это не закончится. Поверь моему жизненному опыту. Ну и как солдаты к этому относятся?

– А что мы можем поделать? Кто-то домой полетел самолетом, а кто-то поехал... На своих «Жигулях».

– М-да! Ужасно, ужасно... Можно было ожидать чего-то, но толь­ко не так, не в такой форме. – И неожиданно дал этому такое разъяс­нение, которое навсегда запало в головы молодым людям: – Нас атакуют, и извне, и изнутри одновременно. Иногда это делается вразнобой, иногда – когда это нужно! – проводятся совместные опе­рации. Кое-кто уже давно и тщательно это спланировал, давно это­го ожидал, и пошел двумя колоннами: одна извне, а вторая изнутри, многое, повторяю, согласовано ими между собой – роли распре­делены, и играются как по нотам. А народ не знает, не понимает. Расскажешь, а они глаза на тебя пялят: «Такого быть не может, по­тому что не может быть никогда!» Наш нынешний самый верхний эшелон власти давно уже действует по своим планам, отличным от устремлений страны, когда и чем это кончится, мне точно неизвестно.

– Что, и Горбачев тоже в этом деле?

– И Горбачев тоже... Но только там, куда его взяли, он далеко не первый человек, а взят так, на прокат, чтобы отыграть свою неболь­шую роль, и всё. Там, где на самом деле принимаются решения, он не более чем шестерка.

Они говорили еще весь вечер. Виктор Петрович спрашивал Николая о его планах. Ребров думал, что тот будет уговаривать вчераш­него солдата решительно вступить в политическую жизнь, пойти куда-нибудь учиться в хорошее заведение, но Виктор Петрович дал совсем иной наказ:

– И без вас хватает тех, кому надо выполнять наши указания. Не суетитесь. Выглядывайте то, что вам доступно, понимайте все, давайте трезвые оценки, выжидайте. Всё равно, пока идет их на­ступление, мы во многом бессильны, а вот когда их атака пойдет на спад, тогда и рваните вперед, только не пропустите момент. По­мните, как у Ленина: «Завтра будет поздно, а вчера было слишком рано, только – сегодня»? Вот так и действуйте. Мы – это уже ясно сегодня – проиграли, ваше дело – выиграть, отвоевать.

Ребров запомнил тот вечерний разговор хорошо. Никогда он не думал заниматься политикой или чем-то хотя бы отдаленно напо­минающим что-то подобное, но этот разговор он воспринял как руководство к действию. Потом он еще часто встречался с Викто­ром Петровичем. Последний раз летом 93-го, а потом его убили на Кавказе. Ребров поклялся на его могиле, что как сможет, он так и отомстит за все: за разгром СССР, за отца своего друга, за многое... Первая попытка была предпринята сразу же в октябре, но сорвалась. Не с того конца, видимо, взялись, не с теми вождями по­шли в атаку.

* * *

Если вам никогда не встречались вздорные люди, спорящие по любому поводу и всегда возражающие, то вряд ли вы сможете по­нять душу и устремления нашего следующего героя. Небольшого роста, с большими седыми усами Иван Иванович Попов был все­гдашней головной болью своего начальства. На все имелось свое мнение и знание. Сейчас не столь важно, как протекала его жизнь, главное то, что к концу существования СССР он оказался в столице – их деревню пустили под снос, а самого его с семьей переселили в Москву. Друзья сразу куда-то пропали, и Иван Иванович оказался по сути предоставленным сам себе. Митинги, дискуссии, свобод­ная болтовня в прессе обо всем захватили его мятущуюся душу. Первое время он бегал просто так, потом догадался и стал приятное совмещать с полезным: торговать газетами – надо же чем-то кор­мить подрастающих дочерей.

Однако в 93-м запахло порохом, и тут надо отдать должное: това­рищ Попов оказался молодцом – одним из первых ушел на защиту Белого Дома. Дочери держались за оба рукава пиджака, жена просила и кричала в голос: «Не ходи! Ничем хорошим это не кон­чится...», но упрямый старик сделал все по-своему. Вспомнил, что, во-первых, он потомственный казак, а второе – что член ВКП(б), в партию его принимали еще при жизни Сталина.

4 октября 1993 года – точка отсчета

Танки дали свой первый залп в упор по Белому Дому, и даже в подвале стало слышно, как ударили по зданию снаряды, эхом отда­лись выстрелы, сдавило уши чем-то бестелесным. Страх подобрал­ся ко всем людям, они враз повернулись к выходу и бросились бе­жать. Вдали продолжалась канонада, и раздался крик: «Что они с ума посходили? – Здесь же люди!»...

...Только что на его глазах погибли два человека, с которыми он сильно сдружился за эти дни и ночи...

...В коридоре, полном дыма, вдруг возникли какие-то неясные контуры. Издалека они выглядели как люди, но когда подошли поближе, то оказалось, что это какие-то странные существа, как из фантастических фильмов. Стволы оружия, что торчали у них впере­ди, не напоминали обычное стрелковое оружие, а больше были похожи на космические бластеры.

«Экое чудо», – подумал Валерий, которому выдали черную фор­му армии Баркашова; он только что убежал подальше от того места, где рвались снаряды, от взрывчатки сильно першило в горле, и он, боясь кашлем выдать себя, одел противогаз. На двух человек он смотрел сквозь прицел автомата. Аккуратно целил ближайшему из них в шею – туда, где было открыто: выше – каска с торчащим уси­ком антенны от рации, ниже – бронежилет с какими-то кнопочка­ми, боеукладкой, сзади – ранец. Внезапно двое резко присели. Мо­лодой человек увидел, что от их стволов уходит тонкий луч лазера. У одного из них заговорила рация, и в коридоре было слышно как он сказал: «Да, лейтенант, я приказываю не стрелять в этих людей на пятом этаже. Помните: они сдались только после того, как я им дал честное офицерское слово, что мы их не будем трогать».

...На командном пункте был слышан этот разговор, и начальник Службы Безопасности Президента Коржаков, вырвав микрофон у оператора, рявкнул:

– Я тебе покажу, мать вашу так... Что значит: «Я дал слово офи­цера»? Огонь, огонь на поражение!..

Он злобно сплюнул в сторону, пошел на выход из бункера:

– Пойдем сами! Миша, слышишь? – Полный генерал поднялся со стула. – Никому ничего доверить нельзя. – Коржаков хлопнул дверью.

...Молодой человек опустил автомат и замер в задумчивости. Новый залп, сотрясший здание, заставил его поднять голову и дей­ствовать. Офицеры ушли, напоследок сказав в рацию, что на этом этаже все убиты. Молодой человек пустился бегом по пожарной лестнице вниз, выскочил из-за укрытия, увидел: на мосту стояли танки и палили из пушек. Выстрелы отдавались эхом по всей окру­ге. Белый Дом уже плавился, казалось, что самому зданию, а не людям, которые там были, стало больно. Молодой человек бросил автомат на землю и пошел к танкам, для этого надо было обогнуть солдат из дивизии Дзержинского и ментов. Те и другие кое-где ра­зорвали свою цепь, смотрели на разрывы и отходили подальше – в безопасное место. Сейчас им было не до своего врага – на время они забыли про защитников Конституции. Поэтому молодому человеку удалось дойти до самого начала моста, где стоял последний танк. У него еще получилось достать из под куртки самодельную гранату, но его тут же заметили и в упор дали очередь из автомата. Он свалился под ноги тому, кто в него стрелял – высокому белобрысому прапорщику, из пробитой груди пульсирующе бежала кровь, прапор крикнул: «Ложись!», а сам геройски пнул гранату в сторону и упал рядом со своей жертвой. После того, как над головами пропели ос­колки, его командир роты крикнул: «Молодец, Корепан!» Тот кив­нул головой: а кто сомневался в том, что он молодец? И ответил: «Смотреть надо, а то они тут понаделают бед!» Капитан дал команду и солдаты неохотно начали возвращаться в цепочку. О молодом человеке на какое-то время забыли.

Танки дали последний залп и умолкли. В центре Москвы рас­плывалось черное пятно дыма от начинающегося страшного пожара. В атаку на подавленные точки сопротивления пошли спецназовцы, солдаты, милиционеры. Драться там было уже не с кем – все убиты или ранены, поэтому оставалось только безнаказанно убивать, грабить, насиловать, пытать, ломать зубы и ребра – вот тут-то эти палачи были молодцы...

* * *

...Вокруг начали прибираться. Кое-кого забирали в ментовку. Больше всех распоряжался какой-то полковник, вчера он первым побежал, когда взбунтовавшийся народ прорвал цепь милиционе­ров и солдат, а сегодня старался реабилироваться. Молодого чело­века забрали ближе к ночи, несколько раз к нему подходили, щупа­ли пропавший пульс, принимали за мертвого и оставляли в покое. Кровь запеклась во всех трех дырках, но стало холодно, и вот он еще в забытьи зашевелился и даже попросил пить... Подошли двое в штатском, с ними командос из Министерства Безопасности. «Этот?» – «Этот!» Если бы раненый мог видеть, он обязательно бы вспомнил одного из этих людей: тот был с ним в подвале, и они ожесточенно спорили по самому важному моменту. И соглядатай его хорошо запомнил и сейчас объяснял своему собеседнику: «Я успокаивал всех, говорю: «сидите-сидите, все будет хорошо!», а этот... (дальше нецензурно). Вот, гад. А? Все люди, как люди, послушали меня, сидят себе тихонько. А этот: защищать Белый Дом – это неправильная установка. Ведь это стопроцентная провокация. Правильно: идти брать Кремль! Нужно идти штурмовать Кремль. Штурмовать!!! – а не защищать. Две большие разницы». Ну как с таким народом? Еще бы немного и всю кашу испортил...» – «Что с ним, товарищ генерал?» – «Пусть валяется, потом, вместе со всеми заби­райте! А я поехал в Кремль...»

...Неподалеку за высоким забором – американское посольство. Оттуда внимательно следили за всем, что проис,ходит, записывали все передвижения и разговоры...

* * *

Лучше всего, конечно же, в гости ходить туда, где нет телевизора. Там еще как-то можно пообщаться с людьми. Но таких мало... По «ящику» стреляли, но на этот раз не в боевике, а наяву, да еще в таком месте как центр Москвы.

– Ты можешь понять, что происходит?

– Я еще с августом девяносто первого не разобрался, а ты хочешь, чтобы я сейчас что-то понимал. Нет, не могу. Знаю, что врут, как всегда, но что на этот раз точно не знаю...

– А еще кандидат исторических наук... Эх, Наумов, Наумов... – Бывшая жена умела уязвить.

Си-эн-эн передавало прямую трансляцию событий в Москве. А тут сидели в тепле, пили чай и смотрели в телевизор безотрывно. Мужчина тридцати лет пришел в гости к своему сыну, с которым его разлучили после развода, и из-за беспорядка где-то должен был не общаться с ним, а отвлекаться на посторонние темы. Это его только раздражало.

* * *

Валерий не очнулся, когда его ночью куда-то перевезли. Да и вообще он пришел в себя только через неделю. Уже в Приднестро­вье...

После полного выздоровления ему дали денег на первое время и немного переделали фамилию в паспорте. Теперь она звучала так: Ковров. Под такой фамилией будем его упоминать и мы.

Смерть академика

Тоненькое дело легло на стол начинающего следователя Област­ного Управления ФСК. Оно придавило собой все остальные, заста­вило изменить планы. И.о. начальника 10-го отдела и сам был не рад, что наиважнейшее дело надо было поручать вчерашнему стаже­ру, но другого решения быть не могло – все старые и опытные кадры были в Чечне, и оттуда никого не могли отозвать. Дело о таинственной смерти академика Коренных пришлось принимать молодому следо­вателю лейтенанту Шатрову. Сразу после получения сигнала о смерти академика на этот счет у начальника Управления состоялось короткое совещание. Генерал принял решение в этой ситуации быстро:

– Пусть Павел Петрович ведет дело сам. Но вы, товарищ полков­ник, во всем помогайте ему. Во всем... Дело трудное – вас поддержат оперативники. Старшим пусть будет капитан Статейный. Он чело­век опытный. И не в таких переделках бывал. – Едко добавил началь­ник Управления, вспомнив последнее деяние Статейного.

Покойный академик был весьма важный секретоноситель. В «добрые времена» таких охраняли днем и ночью, но сейчас приходи­лось довольствоваться сторожем на вахте. В итоге, когда академика свернул второй по счету инфаркт, рядом никого не оказалось. Академик занимался и фундаментальной наукой, и прикладными технологиями, имеющими двойное – мирное и военное – примене­ние, курировал целый куст институтов, успевая заниматься политикой – консультировал оппозицию. Такие люди успевают обычно все, за что ни берутся. Другие ничего не делают и никуда не успевают.

Для молодого следователя, который только год назад закончил юрфак местного университета, а потом три месяца проучился в шко­ле ФСБ, и которого полгода перевели в штат, закрыв им направле­ние, это дело – первое серьезное испытание. До этого все была какая-то мелочь – «хакеры» взломали коды местного филиала Сбербанка, поймали жулика, а у него – отлично сфабрикованное удостоверение офицера центрального аппарата спецслужб. Все сотрудники отдела по нескольку раз уже побывали в Чечне, но Шатрова не брали – жалели, молодых и без опыта убивали чаще, чем тех, кто уже прошел «горячие точки».

...Поехали для начала в институт, где утром было обнаружено тело академика, доктора наук, профессора, лауреата, героя, кавалера и прочее. Он лежал в личной лаборатории, совмещенной с кабине­том.

Лаборатория запиралась на кодовый замок. Жена академика утром позвонила на вахту: мужа нет дома, дозвониться ему в кабинет она не смогла. Уехать куда-то он не мог. Где он? Сторож стучал в дверь – бесполезно. К девяти на работу пришел комендант, вдвоем со сто­рожем они взломали дверь, видят такое дело, позвонили в милицию. Те приехали, смотрят: мертв, на столе и в открытом сейфе бумаги с грифом «совершенно секретно», вызвали ФСК.

К приезду Шатрова и его бригады милиция караулила вход. У академика было огромное хозяйство: на работе – лаборатория и личный кабинет, квартира в семьдесят квадратов, дача, гараж с машиной – Советская власть могла обеспечить свои самые светлые умы не хуже, чем по мировым стандартам. На обыски ушло два дня. Искали тщательно, так, как будто академик был шпионом, и ему было что прятать от ФСК.

И вопросы, вопросы и еще раз вопросы:

– Скажите, пожалуйста, свидетель Наумов, хотя картина проис­ходящего не совсем ясна, но мы обязаны и подозревать самое худ­шее. Как по вашему мнению: кому было выгодно «убрать» академика, чем он мог таким заниматься?.. Только ответ мне нужен аргументи­рованный, постарайтесь убедить меня... – Шатров старался допрашивать нетривиально: вместо «вопрос» – «ответ» он вызывал собеседника на спор, это было тем более увлекательно, что эти люди были из сферы науки, они знали больше и лучше, нечто такое, перед чем молодой следователь благоговел: они совершали чудеса. Правда, обстановка сейчас не совсем располагала к этому, лучше было бы ис­пользовать такой прием в другое время, но выбирать не приходи­лось.

– Я вообще-то историк по образованию, кандидат наук. Живу в Москве, работаю в одном из частных информационно-аналитичес­ких агентств. Сюда меня направили консультировать академика Коренных по вопросам политического анализа современного состояния России.

Лейтенант кивал головой и заносил все сказанное в протокол.

– Академик ничего не знает о современном состоянии России? – Вопрос должен был содержать сарказм, но в голосе следователя не было и тени иронии.

Молодой кандидат оценил это и ответил также ровно:

– У нас свои технологии, качественно отличающиеся от обще­принятых. С академиком я должен был встретиться в девять утра. Прилетел я вчера днем. Представился академику, отметил коман­дировку. Устроился в Доме ученых. Никуда не выходил – спал с до­роги. К девяти пришел на вахту. А тут такое...

– У вас «свои технологии». Что это значит?

– Если рассказывать все, то это займет очень много времени... Я пока никуда не уезжаю, заходите после работы, и я смогу Вам более подробно объяснить. Как я понимаю, Вам еще надо опросить всех – если каждый здесь начнет рассказывать о своих научных успехах, то никакого времени не хватит.

– Это мудро. Спасибо за совет. Подпишите протокол: здесь и здесь.

Капитан Сергей Васильевич Статейный выполнил все, что ему было предписано в таких случаях и позвонил домой: «Дорогая, я уже иду!» Жена не была расположена к теплым встречам после скан­дала в прессе и разжалования, но на этот раз голос ее был ровный: «Жду, милый. Жду».

По дороге зашел к экспертам. Свет пробивался из одной лабо­ратории. Один только старший эксперт-криминалист Геннадий Павлович был на месте. Сергей поинтересовался у него:

– Вы все успели сделать? Генерал торопит нас, а генерала торо­пит Москва...

– Сережа, каюсь, вся техника занята, но народу – сам видишь – никого. Такой зарплатой, как наша, народ не соблазнишь, на той неделе еще двое ушли в банки. Есть ерундовая работа, если у тебя дел нету, можешь нам помочь.

– А что осталось?

– Сущие пустяки. Проверить надо в инфракрасных лучах: нет ли на этих бумагах невидимого текста. Мы уже обнаружили кое-какие пометки: что-то связанное с деньгами, всего на восемнадцать тысяч долларов. Надо пересмотреть все. Потому, что доктор химических наук мог делать какие-то пометки и такими чернилами, что нам их не увидеть, но попробовать мы должны. Хочешь, делай сам – это не сложно, хочешь, пришли кого-то – я просто к утру не успеваю сделать и более сложную работу – единственная лаборантка, что осталась, беременная – работает до четырех.

Пришлось звонить супруге, чтобы грела ужин поскорее, он при­дет, поест и вернется на работу.

Перепроверять пришлось до тысячи листов рукописи новой кни­ги. И лишь к пяти утра он обнаружил, что на листках начала после­дней главы содержалось что-то еще кроме формул и графиков: каким-то веществом были нанесены другие слова. Статейный сфо­тографировал их в инфракрасных лучах и сделал фотоснимки, по­том он собрал все: листки, фотографии и фотопленку к себе в ка­бинет.

Прочитав текст в первый раз, он не поверил своим глазам. При­шлось это сделать второй раз: «Вот это да!» Капитана аж в пот бро­сило. Перед ним был детально разработанный план свержения го­сударственного строя в стране. На десяти страницах, включая два приложения, в которых содержались предложения, откуда взять деньги, содержалось простая и в то же время гениальная идея. Ака­демика недаром кормила Советская власть, теперь он подсказывал каким-то неведомым оппозиционерам единственно верный путь, как ее вернуть. Что делать дальше, он сообразил сразу: «Это нельзя отдавать по команде. С таким можно ехать и в Москву. Это – сразу же! – возвращение звания, и что-то еще. Такой шанс может быть раз в жизни. А может и не быть...»

Уже потом, немного поуспокоившись, он смог соображать даль­ше: «Так вот из-за чего убрали академика. И именно это они иска­ли в его лаборатории и в кабинете. Дома-то тоже кто-то побывал, но так ничего не нашел».

Но это детали. Вопрос в другом: «Кому это можно было бы передать в Москве, так, чтобы этот человек своей властью мог вер­нуть звание майора, ну и вообще не забыть Статейного. Кто – Ди­ректор ФСК? – Этот преподаватель общественных наук...» Статей­ный поморщился: «Нет. Этот сидит высоко и в наших делах вообще ничего не соображает. Лично Начальник Службы безопасности Президента генерал Коржаков? У этого в приемной на пару с каким-нибудь Березовским неделю просидишь...» Помочь тут мог только один человек: из знакомых в центральном аппарате трудился только подполковник Трунов. Когда-то они вместе заканчивали Школу КГБ в Новосибирске, его забрал генерал, один из прежних начальников, когда сам переехал в Москву. Подполковник вот уже пять лет как в столице, наверное оброс связями и, если захочет, то сможет помочь, вот только захочет ли? – Надо построить беседу так, чтобы Трунов сам увидел свою перспективу и захотел помочь. Что-то такое особенное надо сказать. Легко было в царские времена: стоило только в присутственном месте брякнуть: «Слово и Дело Государево за собою ведаю!», как тут как тут: офицер с саблей тебя под охрану и перед светлые очи царя: «Говори!», а уж тут: «Не вели казнить, государь, а вели слово молвить. Затевается заговор – тебя, государь погубить, а царицу твою...» Да! Были времена!

Как поехать в Москву, чем замотивировать? – Тут нужен вызов. Может быть через того же Трунова – тогда и встреча с ним будет объяснима. Капитан глянул на часы: у нас утро. В Москве начало рабочего дня будет через четыре часа. Сейчас надо идти к генералу с докладом. О том, что нашел, об этом надо молчать.

Совещание прошло буднично. Генерал о лишнем не спраши­вал. Москва будет беспокоить, но первое время без лишнего давления. Поэтому и генерал лишний раз не «напрягал».

Статейный сразу же после совещания отпросился домой. На са­мом же деле поехал к любовнице, которую завел себе совсем недав­но. Провел у нее два часа, оттуда зашел на телефонную станцию и сделал звонок на квартиру подполковника – в Москве было только семь утра.

В управление он зашел лишь вечером. Ему сказали, что его и Шатрова вызывают в Москву вместе с делом, завтра же утренним рейсом они должны вылететь. Машина завертелась.

* * *

Трунов был уже полковником, но поздравления он не стал и выслушивать. Вопрос: «Что случилось?» был задан голосом более твердым, чем в свое время выносились приговоры «классовым вра­гам». Рассказ получился коротким, чтение бумаг чуть более про­должительным, а молчание бесконечным.

– Это либо цэ-рэ-у, либо еще кто-то. Они знают о нас больше, чем мы о себе. Спасибо им, конечно же, но так дела не делаются. Мы теперь расхлебывай.

– По своей службе я доложу генералу Грачеву. Немедленно. После нашего разговора. А ты у себя там помалкивай. Что за парень с тобой?

– Молодой еще...

– Он ни о чем не догадывается?

– Я обо всем молчал.

– Лучше бы нам вообще ни о чем не знать. Пойдем к генералу.

Они прошли длинный тягостный коридор и свернули еще и еще раз.

В приемной полковник кивнул на стул:

– Посиди здесь.

А сам, не спрашивая разрешения секретаря, прошел в кабинет.

Статейный остался сидеть как на иголках. То что он сделал, выхо­дило за рамки всех писанных и неписанных правил «конторы» – категорически запрещалось передавать какие бы то ни было доку­менты, дела, всякую информацию поверх голов. Но с другой сто­роны кому там на месте нужно знать о том, что какой-то академик составлял заговор с целью свержения существующего строя?

Полковник вышел из кабинета. Капитана приглашать не стали.

– Иди теперь отчитывайся вместе с твоим лейтенантом в след­ственный отдел, о том, что видел и знаешь, никому даже не заи­кайся. Если тебя как-то все же разоблачат, от всего отказывайся. На нас сам не выходи. У нас есть свои люди – нам сообщат сразу же, и мы тебя прикроем. Жди.

Статейный по последнему слову понял, что это все, и повер­нулся через левое плечо...

* * *

Не все прошло так гладко, как хотелось бы. По приезду из Мос­квы Шатров сам заходил в экспертизу и случайно выяснил, что Статейный что-то такое фотографировал, документы эти он не представил. Лейтенант сообщил своему начальнику – полковнику, тот генералу. Капитана Статейного вызвали к начальнику Управ­ления. Однако сообщить о чем-то он отказался. Назначили внут­реннее дознание. Кончилось оно очень быстро – уволили молодого Павла Петровича Шатрова.

И когда после столь большой занятости у Шатрова вы­пал свободный вечерок, то посвятил он его общению с консультан­том из Москвы Наумовым. Тот не строил из себя светило, не тре­бовал за ценную информацию денег, а рассказал за несколько часов лейтенанту столько интересного и, главное, нужного, сколько тот не слышал ни до того, ни после. Оставил Шатрову визитку с мос­ковским телефоном: «Если будет работа – звони...»

От Статейного ничего не требовали, но вокруг него потихонь­ку образовалась атмосфера непонимания. Однако кончилось для него все быстро и очень хорошо: 20 декабря позвонил Трунов, по­здравил с праздником, сказал, что в новом году Статейного вызо­вут в Москву: «Жди. Родина тебя не забудет!» Капитан улыбнул­ся, поблагодарил. А про себя подумал: «Какая Родина – не та ли, что я защищал в Афгане. Или та, за которую я приказал прапор­щику Корепанову врезать пойманому шпиону-американцу по­крепче? Эх... И сам понижение за это получил, и товарища подставил».

Уволенный Шатров сначала пробовал дать интервью о непо­рядках и загадках в работе управления. В местной прессе отказы­вались. Тогда он поехал в Москву, напечататься смог только в газе­те, которая в дооктябрьском прошлом называлась «День». Однажды утром ему позвонили и попросили о встрече. Предложение вчерашнему лейтенанту понравилось: о такой карьере, что ему предложили, он не мог мечтать на своей прежней работе. Хотя любой элементарно здравомыслящий человек сказал бы, что это предложение отдавало стопроцентной авантюрой. В самом деле, послушайте сами:

– ...Просто зависть берет. Люди работают не покладая рук. По­смотрите на этого сукина сына: еще вчера он сидел в тюрьме, од­нако, ночью он совершает побег, и за ним гонится вся тайная по­лиция, днем он уже грабит банк, подкупает на наличные охрану, и захватывает власть у престарелого короля вместе с молодой коро­левой в ее кровати. Через сутки он – глава государства.

– Из любой ситуации есть выход... Да, что там говорить: при желании люди поднимали восстание в концлагерях. Но все же, один весьма пикантный вопрос можно?

– Один – можно.

– Вы сами-то давно из тюрьмы?

– Давно. По крайней мере, больше суток...

– Вы даете своим врагам слишком много форы по времени.

– Моим врагам или нашим общим?

– Пока что Вашим.

И, помолчав, сказал комплимент.

– Ваша фантазия нашла бы себе хорошее применение в Голли­вуде.

– Да. А кто с этим спорит? Но зато не так скучно. Как я сочув­ствую сам себе, что в октябре девяносто третьего позволил связался с этими безмозглыми политическими импотентами. А что они могут кроме как красиво говорить: «Ах, народ нас не понимает!» Как скучно с этими воздыхателями. Нужен хороший взрыв! Нужна фантазия!! Нужна революция!!!

– Да еще какая!

– Делов-то всего ничего: лет пять усиленной работы, и я – в Кремле. А ты – глава Лубянки! Ну как, Павел Петрович, идет!?

– Идет...

Москва митингует...

Фамилию следующего трибуна, что объявил ведущий, Ковров не расслышал и даже не сразу придал особого значения выступающему, пропустил начало выступления, так был занят своими мыслями, слушать и сознавать начал со слов, которые, что самое удивительное, с его мыслями совпадали на сто процентов.

– Десяток лет коммунистические лидеры говорят нам о необходи­мости объединения рабочих, что якобы должно принести всему народу долгожданную победу. Так это было в 1917-м году. Но история не повторяется один-в-один. Что было возможно тогда, сейчас уже не случится никогда.

Выступавшего перебили шумом. Громче всех орал кто-то возле самого грузовика: «Скажите лучше честно: какая у вас идея?»

– Тут мне кричат: «Какая у вас идея?». Есть слой идей. Есть слой фактов. Есть слой методов или способов, меня интересуют те методы, что приводят к захвату власти. Я не буду обижать здесь тех, кто питает свои мозги идеями, – вы знаете сами это слово...

– Знаем, знаем...

– В лучшем случае «дурак»...

– Можно сказать и похлеще «...»

Матерщинника попросили закрыть рот женщины.

– Я питаюсь способами. Это надежнее и намного точнее. Далее. Меня тут перебили, я ответил и теперь хочу вернуться к своему.

Я внимательно изучал нашу и не совсем нашу перестройку, и знаю, что всю эту перестройку сделали специалисты, и какие? – Лучшие умы на Западе. Когда им не хватало своих умов, они приглашали на помощь наши. Нам тоже нужно найти свои умы, а не будет хватать – пригласить со стороны...

Опять зашумели. Кто-то слева за спиной крикнул:

– Это уже было... Струве звал на выучку к капитализму. Ленин его критиковал.

Ковров оглянулся:

– Молчите лучше вы, идиот. Не мешай слушать умных людей, раз сами ничего не знаете.

Кругом засмеялись.

– Да нам и не нужно приглашать из-за океана, а своих, советских ученых попросить заняться нашим конкретным общим делом, а не обрабатывать Сороса. – При этой упоминании этой фамилии люди зашумели еще громче и оратор с силой прокричал: – Наука плюс патриотизм – равняется победа!!! Такова на сегодня наша главная формула. И, кстати, верная...

Ковров от восторга только глаза зажмурил:

– Бесподобно!.. Молодец!..

– Вот уже целую пятилетку наши коммунистические фюреры не могут разродиться ни одним толковым планом, как победить в борь­бе с врагом. Долой их! К чертовой матери!..

Ковров тоже присоединился к крику:

– Правильно, долой их!

И тут же тихо, соседу на ухо:

– Слушай, Павел Петрович! Мужик говорит верно и хорошо. Узнай-ка, кто он и что он. Это по твоей части.

С тем остался на месте, а его сосед подобрался поближе к трибу­не, вглядываясь повнимательнее в кучку выступавших, так чтобы не упустить того, кто был нужен. Выступление закончилось. Началась овация. Ковров думал, что аплодировать не будут – последние слова явно были направлены против слушателей, но был чрезвычайно рад, что его прогноз не удался. Далее, однако, дурдом развивался по своим правилам: следующие выступающие несли явную околесицу. И было это неудивительно. Крайнее крыло общества напоминало винегрет. За эти годы в стране появилось и выросло до сотни партий. И все они очень хорошо контролировались. Причем не так, как раньше – засылкой агента в оппозицию. Нет, сейчас все делалось качественно новее и лучше. Прежде всего для регистрации партии в масштабе страны требовалось всего десять человек. Поэтому достаточно было собрать десяток сторонников и можно начинать пудрить головы на законных основаниях. Второе касалось уже не юридического, а информационного плана – в сознание адептов внедрялась идеология, им подбрасывались соответствующие термины и этими словами новые партийцы отделялись от всех остальных людей. Мир переставал понимать их, они переставали понимать мир, все более и более зацикливаясь на своем видении. Гуляло множество идей, они росли в геометрической прогрессии. И что самое главное – ни одна из них не работала. Их авторы, ступив однажды на гибельный путь мира болтовни, уже не покидали его. Занималась этим преимущественно Москва, но она заражала провинции. Анархисты, анпиловцы, антиглобалисты, бабуринцы, баркашовцы, белые, верные ленинцы, власовцы, геополитики, де­мократы, державники, зюгановцы, казаки красные, белые и бог весь какие, коммунисты семи мастей, либералы, лимоновцы (они же национал-большевики), маоисты, монархисты, национал-державники, национал-патриоты, националисты всех мастей от ярых антисемитов до умеренных, подлинные демократы, революционеры, сталинцы, тюлькинцы, фашисты, черносотенцы и прочая, и прочая. Россия рожала дураков. Весь это пестрый букет редко собирался вместе. Но сегодня, пользуясь моментом, пришли многие из этой эклектики. Это был такой дурдом, что любой мало-мальский здо­ровый человек, столкнувшись с ним, просто убегал. Один из таких как раз проходил мимо: молодой человек с дипломатом, по-видимому администратор какой-то солидной компании. Его лицо из сосредоточенного и делового стало испуганным и он, ускорив шаги, скрылся за углом здания.

– Шиза косит наши ряды. – Услышал рядом с собой голос незна­комого молодого человека. Очевидно не одному Коврову приходи­ли в голову подобные мысли. Сосед имел в виду выступление оче­редного оратора. Тот как раз закончил говорить и слез с трибуны. Ему тут же крикнули:

– А какая идея, по-вашему. победит?

Сосед рассмеялся и тут же объяснил причину:

– Этот вопрос дядечка задает на каждом митинге вот уже лет семь.

– А в самом деле: какая идея, по-вашему, победит?

– Ну, если отталкиваться от этого вопроса, то можно предполо­жить, что та, которая будет наиболее востребована обществом. Можно провести хорошие социологические опросы, математически точно все на компьютерах просчитать и начинать внедрять.

– Недурно, недурно... Хотелось бы еще раз с вами встретиться. Как это сделать?

– Мельников Иван Павлович. Телефон запишите.

Толпа рассосалась. Ковров уходил одним из последних и уви­дел, как какой-то заполошный мужик поймал его нового знакомого за край пальто и что-то энергично, чуть ли не тыкая указательным пальцем в глаза, доказывал молодому парню.

– Это вы все, молодежь, позволили развалить страну.

Иван был спокоен и говорил чуть-чуть в сторону, как бывает, когда человек больше как бы рассуждает вслух, чем говорит с собеседни­ком. Коврову понравилась такая манера разговора.

– Я полагаю, что больше всех виновны москвичи, именно им предписывалась самая большая роль – основные события прошли скорее здесь, – Мельников показал рукой вокруг, – чем у меня в деревне.

– А вы против марксизма или нет? – старый член бывшей КПСС имел скорее всего не дурную привычку перескакивать с пятого на десятое; у него была, очевидно, своя стратегия вести полемику – он имел свою систему индикации: по ответам на разные вопросы он узнавал политические взгляды собеседника и ставил диагноз. Впрочем, этот-то хоть о чем-то спрашивал, остальные на это не были способны и сразу же развешивали оппонентам ярлыки.

– Мы говорим ни о чем. О чем разговор? До каких-то опреде­ленных времен марксизм действительно был самой лучшей обще­ственной теорией, потом его обогнали, придет время, и мы обгоним тех, кто...

Договорить собеседник не дал:

– Но Маркс доказал...

Теперь пришло время в отместку прервать невежду:

– Да, Маркс доказал. Да, Ленин подтвердил. Да, Сталин пре­творил. Но пришел некто Горбачев и все опровергнул. Стоит ли об этом говорить сейчас и тем более спорить?

Всем тем, кто был рядом, ответ Мельникова понравился.

– Вы антисоветчик!?

– Как я могу выступать против того, чего уже нет. Надеюсь, вас в тридцать седьмом никто не обвинял в покушении на невинность Орлеанской девственницы?!

Старик развернулся и бросился бежать.

– Вот так всегда. – Молодой человек деланно вздохнул с глубокой печалью в голосе. – А ведь так хотелось поговорить, так хоте­лось пообщаться...

...Шатров зашел к Коврову домой и протянул два листочка: на них умещалась вся собранная информация. Что нужно нам знать из этой справки? Обычная русская фамилия – Рязанцев. Работал председателем райисполкома в Сибири. Поддержал ГКЧП, смог удержаться – просто сволочей не оказалось, потом поддержал Руц­кого и Хасбулатова – тут уж «стукнули» куда положено, выгнали, на его место поставили местного ворюгу, который, видимо по недора­зумению, называл себя предпринимателем. Теперь без работы и без денег, сначала приехал в Москву добиваться восстановления, потом остался здесь, промышляет перепродажей товаров из Бело­руссии. «Связей, порочащих его, не имеет». Женат, трое дочерей.

– Неплохо, совсем неплохо. Вот такой-то человек нам и необ­ходим...

* * *

Скромная кафешка на краю Москвы. За столиком двое, на сто­ле – кофе, сигареты, листы бумаги. Если посмотреть на них со сто­роны, то можно думать только одно: двое бизнесменов договари­ваются о следующей сделке или как украсть что-то у государства. Так оно и есть, разговор идет хотя и предварительный, но очень серьезный:

– Никогда не видел ничего невозможного и сейчас не вижу. Все можно сделать, если только избрать верный путь.

– И что же, вы нашли этот свой «верный путь»?

– Я бы не сказал, что это именно мой путь. Все уже так или иначе, когда-то давно или совсем недавно, как-то кем-то уже было сделано. Остается уловить это так, чтобы повторить это в той или иной последовательности.

– Вот уже лет пять как многие и многие люди пытаются что-то сделать, но у них ничего не получается...

– Ой ли? Я отличаюсь от этих многих и многих. Прежде всего, я не имею с ними ничего общего. Раз у них ничего не выходит, зна­чит они думают неверно. Изначально. Учиться надо не у своих, не у чужих, а у тех, кто побеждает.

– Постойте. Как это было у Петра Первого: у шведов, что ли?

– А что плохого? Всегда все учатся у победителей. Если этот победитель – твой враг, что ж учись у него, чтобы потом самим навязать свою контригру и выиграть.

– А сейчас у вас есть такой план контригры?

У Коврова уже было несколько таких бесед. Предыдущие не­удачи чему-то да научили его, и он не моргнув глазом ответил:

– Пока что у меня такого плана нет, но разве это проблема на­писать его и выполнить? – Рязанцев просто изумился легковесно­сти ответа. – Главное правильно сформулировать задачу. Задача наша триединая. Первое. Что сделать, чтобы подготовиться к часу «Икс»? Этот самый час «Икс» есть не что иное, как отправная точка для наших планов в обе стороны: влево пойдут наши действия по захвату власти, а вправо – что делать после оного. Второе. Как совершить захват власти? Тут тоже могут быть разные варианты. Тре­тье. Как удержать управление? Если задумать все толково, ничего не пропустить и ничего не забыть, то сделать тоже все можно.

Рязанцев мялся и не решался спросить о чем-то сугубо для него важном прямо. Поэтому начал издалека:

– А кто будет осуществлять?

– Мы.

– А кто будет разрабатывать план?

– В общих чертах тоже мы. Нужно хотя бы в общих чертах описать цели. А детали пусть прорабатывают специалисты. Нужно еще поискать таких специалистов. Хорошо им заплатить, чтобы работа­ли на нас и не думали о житейских проблемах.

– А что с людьми?.. Знаешь, как трудно с людьми?! Пока одного уговариваешь – другой уже сбежал?

– Во-первых, их надо тоже заинтриговать. Сейчас, теперь мы ничего не можем дать, в лучшем случае – прокормить, а потом – всё, что хотите. Вот и пусть кандидаты сами выбирают себе всё, что они захотят. Квартиру, машину, деньги, мебель, дачи. Баб, наконец, что ли...

Второе – это как людьми руководить. Постоянно давить. Разбега­ются потому, что много бездельничают.

– А что с финансами?

– Есть кое-какие мыслишки, но об этом надо будет как-нибудь собраться и поговорить потом.

–  Хотелось бы, всё же, поговорить немедля.

– Здесь не место для самых серьезных разговоров. И так оговорено достаточно.

– Хорошо, подготовьте все и давайте наметим место и время сле­дующей встречи. Меня интересует весь круг вопросов. С Вами, ка­жется, можно иметь дело.

– С Вами, как мне кажется, тоже можно иметь дело... А если серь­езно, что Вас интересует?

– Да всё: финансы, где взять и сколько. Без оружия явно не обой­тись. План, да не один, а варианты. Сроки. Люди – рядовые и руко­водство.

Договорились о встрече через неделю. Расстались. Мнение Ря­занцева о Коврове, как выяснилось потом, было не очень высоким – многие такие же разговоры заканчивались ничем, а вот Коврову Рязанцев очень понравился. Настоящий управленец. Не трус. То, что надо.

* * *

Встретились, как договорились, на квартире у Рязанцева, и он про­должил разговор:

– Нужен человек, который бы написал хотя бы один какой-то план. Хотя бы на первое время: как начинать, в каком направлении и как действовать.

– Как только такой план будет, мы сразу же будем впереди всех. У других оппозиционеров, наших с вами конкурентов и такого никогда не будет.

– Эка вы с ними по злому: «наших конкурентов»...

– А как иначе? Все это тоже надо понимать. Сколько лет эта мос­ковская публика ничего умного ни сделать, ни даже сказать не может? Стыдно, товарищи-господа...

– Деньги! Нужны деньги! Нужно много денег...

– Все наши коммерческие предприятия должны быть либо чрезвы­чайно выгодными, либо точно отражать наш план. Кормить наших солдат надо? – Надо. – Значит, должна быть торговля продуктами. Одевать солдат надо? – Надо. – Тогда торговля спецодеждой, камуфляжем. Вооружить солдат надо? – Надо! – С завтрашнего дня начинаем торговать оружием. И так по каждой позиции.

Кстати, именно отсюда же и еще одна статья особая – это постоян­ная конспирация. Ведь каждый шаг наш должен быть обоснован каким-то прикрытием. Что бы ни делалось – на все нужно второе толкование: ничего плохого, обычный бизнес и только... А ваши черные мысли о нас – выдумки. Мы – бизнесмены!

– Шанс есть, и шанс великий – страну и народ спасем!

– Если начнем все делать по плану, то может быть потом найдем и еще лучший способ. Во всяком случае, надо понимать, что потом можно что-то и улучшить. Просто лучшего плана у нас пока нет.

– От какой точки мы будем плясать, составляя план?

– Это самый первый и самый существенный вопрос в таком деле. И тут возможны несколько вариантов. Несколько интеллектуальных технологий. Первое. Какую структуру мы бы хотели создать? Такую, чтобы она нам принесла победу, выражающуюся в нашем случае в захвате власти.

– Партию?

– Не обязательно.

– Полулегальную?

– Как знать? Так что над заголовком гадать пока не будем. Скажем главное слово: Организация. В чем ошибка всех наших партстроите­лей? В том, что они собирают каких-то добровольных сторонников, создают их группировки, пишут уставные документы, ищут идеи, сочиняют гербы, названия газет, девизы – вот что для них главное, – звучал тон все более иронический, – и все равно ничто не работает и ничего у них не получается. И никому из них не приходит в голову: «А давай сделаем так, как у тех людей, у которых все получается». Нет же, идут напролом, как быки...

Вот и посмотрим, как оно там, где все получается – структура состоит из руководства, совещательного органа, консультантов, безопасности, бухгалтерии, информационно-аналитического орга­на, главного инженера, отдела кадров – все как в обычной преуспева­ющей фирме. И самое большое подразделение у них – коммерция, сбыт. А что делают политические неумехи: газету ставят на первое, даже на единственное место, и все у них крутится вокруг нее.

– Да ни хрена там не крутится... Продиктуй-ка еще раз, чтобы я мог записать: «консультанты, безопасность»... Так, это создаем. Что еще?

– Теперь об оценке наших нынешних возможностей. Какие люди находятся в нашем распоряжении?

– Какими деньгами мы располага­ем? 

– Деньгами или другими ресурсами, – уточнил Ковров. – Это тоже важно. Иногда даже самая пустая идея, где взять миллион, стоит больше, чем реальные десять тысяч в кармане. Все это нужно запи­сать.

Рязанцев потянулся за чистым листком бумаги...

Работа шла до самого обеда. Её прервала жена Рязанцева, пригла­сившая их к столу. Разговор не прерывался и за едой, только теперь речь шла не о новых вопросах, а дополняли и уточняли уже отработанные. Главное же в разговоре, чего коснулся Ковров, относи­лось к сфере информации:

– Одно из самых первых и сложных дел: найти себе такого анали­тика – специалиста по сценариям, чтоб либо довериться человеку можно было полностью, либо пусть пишет десяток сценариев пока довольно абстрактных, без всяких там конкретностей. Нам многое и многое придется сделать самим.

– Например?

– Доверять мы можем только самим себе. Значит, в целом абсо­лютно все подробности переворота должны быть известны только нам.

Но нам нужны помощники, а чтобы они делали нужное, им надо говорить, что делать – а как, это их забота. Значит, весь план при­дется разбить на соответствующие подзадачи и каждому выдать только то, что ему придется делать – тогда они не будут знать всего в целом. Так?

– Так. Чтобы проделать такую работу, придется подучиться чему-то. А чему, я сам не знаю. Политологии что ли?

– Правильно. Ладно, но деньги не менее главное, чем то, как это сделать. Собственно первая же проблема – это где взять достаточное количество денег. Спланировать-то все можно...

– В связи с этим вспоминается один анекдот: строят планы двое бродяг. Один из них выдвигает прекрасную идею: берем кредит у Рокфеллера, потом покупаем товар-один, продаем, покупаем товар-два, продаем, и так далее. Потом в последний раз продаем, возвра­щаем кредит, делим деньги пополам. Строят планы, строят. Потом в конце один говорит: «В общем, дело осталось за ерундой – пошли к Рокфеллеру». Так и у нас.

Сразу же возникли противоречия в том числе и в самих подходах. Рязанцев внес предложение собрать как можно большую организа­цию и провести съезд. Ковров сказал, что съезд нужно будет проводить только в том случае, если нужно создавать какую-то большую всероссийского масштаба организацию, но раз они больше склоняются к мысли о том, что для реализации их планов нужен заговор, то ни о каких съездах и речи идти не может – в лучшем случае их всех накроют скопом.

И всё же, итожа, Рязанцев пересмотрел на все исписанные за день бумаги и с большим удовлетворением в голосе сказал:

– Когда-нибудь, лет так через двадцать, историки соберутся за круглым столом и будут гадать – они никогда не знают ничего конк­ретного: что же послужило первым элементом нашей победы? – Думаю, что это будет сегодняшняя встреча.

ЧК на работе

– Капитан Статейный! Прошу Вас: генерал ждет.

– Капитан прошел через всю приемную, думая о своем: «Неплохо устроился этот сукин сын в майорских погонах. Главное в работе – всегда безупречный вид, голос как у конферансье, преданность хозя­ину и готовность на все... Чего лично мне не хватает. Лоск давно пропал, еще с Афгана...»

Генерал Иван Юрьевич Грачев, если надо, умел говорить коротко и властно, но если человека надо было уговорить, то мог сделать это и мягко:

– Идея найти человека, который бы наиболее «прославился» в эти годы, показав свой независимый характер, принадлежит гене­ралу Александру Васильевичу Коржакову. Нам очень нужен такой человек, который бы не только защищал Президента и страну согласно инструкции «от сих до сих», но и чтобы сработал вне оной.

Кстати об этом, скажите, но теперь только честно: вы и вправду не говорили, чтобы того американского шпиона как следует «поло­мали»?..

– Нет, не говорил. И то дерево, об которое этот шпион сломал себе позвоночник, садил не я.

– Ну, я не хотел тебя оскорбить недоверием. Понимаю, что за год тебе надоели такими вопросами. Обещаю больше не приста­вать.

Прошу меня понять правильно. Президенту нужен человек, ко­торый бы защищал его, не боясь никого: ни американцев, ни «на­ших». От всех этих политиков, от оппозиций.

Вам дается карт-бланш на любые действия: обыски, подслуши­вание, аресты и прочее... Президент всегда вас прикроет.

Ситуация такова, что в любой момент может произойти госу­дарственный переворот, и потому нужно прикладывать все силы, чтобы удержаться. Случись что, и нас всех сметет. Надо сделать все, чтобы этого не случилось. Этим мы здесь все и занимаемся. Потом вас ознакомят и с более общими задачами нашего учреждения.

Дела, слава Богу, принимать не у кого – поздравляю с этим. Лично я терпеть не могу бюрократию. Начинайте с чистого листа.

Перед тем как распрощаться, генерал сказал:

– Вами я доволен. Тот человек, который был первым кандидатом – до вас, и которого я просил перейти к нам, сказал что-то типа того, что он не знает правила игры в Кремле, и поэтому не хотел бы ввязываться в историю. Вы, как я понимаю, тоже не знаете тех пра­вил, по которым вам предстоит работать. Но вы, как я понял, не делаете вывода, что это дело вам не плечу, вы будете учиться. Мне это понравилось...

Напоминания о том, что уже Статейный сделал до этого. И он понял это как правило игры на будущее: не заговаривать о том деле, что уже связало генерала из центрального аппарата и капитана из местной управы. А то, что он, защищая свою страну, вопреки инструкции попросил побить пойманного шпиона – того проводили в Штаты на носилках, – так это только предлог для перевода. И работа теперь будет связана не с тем, чтобы бить морду американцам и прочей сволочи, а именно с первым моментом: теперь предстоит не пропустить к власти тех противников, кто сможет осуществить государственный переворот.

Понимать это надо, товарищ капитан... То есть, теперь уже това­рищ майор. Снова товарищ майор.

Разговор по телефону с любимой женой был еще более приятен:

– Можешь поздравить.

– Что у нас на этот раз?

– Работа в Москве. Более того – кабинет в Кремле!

– И это после того, как тебя разжаловали из майоров?

– Это – в прошлом. – Статейный продолжал в шутливом тоне. – Квартира маленькая, зато четырехкомнатная, как-никак у нас двое детей разных полов, на окраине, но рядом с метро. Естественно, с телефоном...

– Что?..

– Ключи уже у меня. Школа – через подземный переход.

– О-о-о, Статейный, я просто счастлива... Обещаю отслужить тебе всем, что у меня есть, как только ты за мной приедешь.

Одно только напоминание о том, что есть у жены – а было там многое, и вполне любимых форм и размеров, сделало товарища Ста­тейного необыкновенно счастливым – а уж обладание этим выносило его на вершину...

* * *

Бюрократия работает с информацией. Так уж повелось издавна. Крестьянин имеет дело с землей, рабочий – преимущественно с металлом, конструктор – с карандашом, резинкой и ватманом. Работа с информацией – это тоже профессия, только несколько особого рода. Кадровик перекладывает анкеты, главный инженер выписывает накладную на какой-то особый мотор, проектировщик систем составляет инструкцию, бухгалтер оформляет счет – все работают. Командует всем этим администратор. Именно он устанавливает ин­формационные потоки, зажимая информацию в одном месте и давая ей простор в другом. Если что-то не работает, или работает не так как нужно, то он перенацеливает эти потоки. Когда все они делают свою работу хорошо, то честь им и хвала, но иногда они работают против своей системы, и тогда все рушится.

Разведчик тоже работает с информацией только особого рода. Он – бюрократ в квадрате. Чтобы не запутаться в большом инфор­мационном море, в разведке придумали, как отграничивать все со­бранные сведения. Назвали это – оперативный учет. У каждого подразделения он свой.

Аналитик принес ноутбук, поставил его на стол перед Статейным:

– Товарищ майор, здесь дела на всех лиц, недовольных строем. Естественно, таковых миллионы, но мы сделали выборку: нас инте­ресуют те, кто хоть как-то на что-то способен. Дело их, конечно же, безнадежное. Но хороший переполох они устроить могут.

Материал этот «не сырой». Аналитически все обработано с по­мощью местных органов и центрального аппарата.

Есть люди, которые находятся в розыске с давних времен. Кто-то сбежал из Прибалтики. Кто-то спасся из Белого Дома. Всего око­ло десяти тысяч человек. База данных большая. Да еще каждый день идет какое-то обновление. Надо вам ознакомиться со всем этим. Генерал приказал. А вот это отдельный список из семидесяти чело­век, на которых стоит обратить особое внимание.

Аналитик положил три страницы текста. На второй странице значился знакомый нам человек, только вот фамилия у него теперь была другая.

– Как вы полагаете, нам всех удается «запеленговать»?

– Видите ли, товарищ майор, мне бы очень хотелось ответить на этот ваш вопрос честно, но чем больше я буду на него отвечать, тем эта честность будет все больше девальвироваться. Мы только стре­мимся к тому, чтобы всех «запеленговать», как вы выразились.

– Хорошо. Идите. Я сам постараюсь все понять.

– Когда закончите работу, то ноутбук надо прятать в сейф.

– Я это сразу понял. Спасибо.

В вечном поиске...

Рязанцев и Ковров обсуждали ключевой вопрос: где взять день­ги?

– Есть одна мысль. Когда я работал в Сибири, в райисполкоме, то мой на­чальник милиции рассказывал, что первое дело, в котором он уча­ствовал, касалось тайной разработки золота в тайге. Так вот, тот, кто проходил у них главным обвиняемым был советским мультимил­лионером – точную сумму я уж и не помню. Поймали его случайно. Потом по приговору расстреляли. Другой идеи насчет того, где взять столько денег, я не вижу.

– У меня есть уже кое-какая компьютерная база. Шатров соста­вил. В нее он заносит всех людей, которые так или иначе участвовали уже в оппозиции режиму. Надо посмотреть, нет ли там какого-нибудь геолога.

Через день:

– Николай Александрович, мы здесь нашли одного геолога, живет в Новосибирске, я поеду переговорю с ним?

– Хорошо, но только осторожно...

– Конечно...

* * *

– Встречался я с ним три дня, на четвертый заговорили о его рабо­те, и он сам привел меня к разговору о золоте. Рассказал, в каких местах и как его в принципе можно искать, достал карты, свои геоло­гические, где обозначены уже разведанные месторождения, показал, где еще могут быть запасы золота. Я вроде бы особо не проявлял интерес и не говорил о чем-то конкретном.

– Все это чрезвычайно опасно, и глаз нельзя спускать с такого человека. Нужно будет сказать Шатрову – пусть выделяет двоих человек, как минимум, чтобы постоянно следить за всем нашим цик­лом, начиная с этого человека. И вот когда они его тщательно изучат: кто он и что он, тогда можно будет выходить с конкретным предложением.

Поехали вместе: Ковров и Рязанцев – дело было сверхважное.

Рогов Иван Павлович встретил дорогих гостей на вокзале. При­вез домой – жил он в пригороде в своем доме. Через день после пред­варительных намеков состоялся деловой разговор.

– В сущности, я могу для начала составить списки известных, но не разрабатываемых месторождений. Вначале перепишу произволь­но, а потом могу указать по рейтингу – куда нужно идти в первую очередь, и если не получится что-то там, то будем искать в других местах.

Список получился небольшим – что-то около двадцати позиций. На первом месте стояла большая горная река, которая вытекала из таявших ледников и впадала в довольно большое озеро в горных районах Сибири.

– Об этом месторождении известно давно, но считается, что про­мышленная добыча невозможна – река чрезвычайно холодная, пол­новодная и быстрая. Старатели пытались там что-то сделать, но, во-первых, очень холодно – летом в самую жару там температура воды не выше пяти градусов, второе – это то, что река большая, и человека сносит течением. То есть нельзя как следует взять песок со дна средины реки – по краям-то камни, а песок на середине, промыть его и получить пробы – уже проблема.

– А нам-то зачем связываться, если другие, даже более опытные и оснащенные не могут?

– Хороший вопрос, а ответ еще лучше будет. Они ходили на раз­ведку летом. Мы пойдем зимой. Температура воды, что зимой, что летом одинакова. Но летом ее по горло, а зимой-то ледники не тают, и воды по колено. Если идти без ничего, то все равно в такой воде больше минуты не простоишь. Надо идти так, как мой тесть ходит на рыбалку. Я сейчас вам все покажу.

Иван Павлович вышел из избы. Рязанцев и Ковров обменялись взглядами. Вернулся с каким-то огромным резиновым комбинезо­ном.

– Ого! Что это такое?

– В этой штуке – она досталась ему от летчиков, видишь: все в резине, тесть ходит на рыбалку. Низ разрезал, в ступни вставил валенки-самокатки, первый сорт! Потом эти разрезы завулканизировал. Ногам тепло, а сверху резина – вода не проникает. Становится в таких местах, где бьют ключи, и ни один рыбак не выдержит, и ловит рыбу. Вы только никому не говорите, что я показывал вам его изобретение.

Рязанцев размечтался:

– Вот возьмем власть, твоему тестю сделаем патент.

Ковров в ответ на эти слова только улыбнулся, он уже часто слышал от Николая Александровича такие воодушевленные слова и, хорошо зная породу таких людей, наперед предугадывал, что ничего этого не будет – они только красиво пообещать мастера.

– Сколько нам надо будет вкладывать денег, сколько нужно людей, какое оборудование покупать?

– Сколько человек вы готовы выделить?

– Встречный вопрос: а сколько надо?

– Для разведки нужно всего человека три. Я и сам, конечно же, пойду. А если что-то найдем, и будем место разрабатывать, то надо будет человек десять. Нужны молодые, здоровые парни лет под двад­цать пять. Найдете?

– Все люди у вас будут. – Рязанцев сказал это тоном, не допускаю­щим никаких сомнений. – Вопрос в другом: к какому сроку?

– Трое человек нужны будут дня через три – скоро будет плюсовая температура, а нам надо будет успеть дойти и разведать.

Ковров выдвинул идею:

– Если найдем в одном месте, то сразу надо будет искать еще ме­ста.

– Пока не будем загадывать.

Дали знать в центр, что требуется трое молодых спортивных парней. Сами остались ожидать людей. Приезжие испытали на себе все прелести Сибири: помылись в бане, сходили на охоту, – отдохну­ли, словом. Через пять дней встречали троих человек. Все – мастера спорта, прекрасно подготовлены физически, все холостяки, о которых не будут беспокоиться их жены. Ковров поговорил с каждым о важности задачи, пожелали возвращения с хорошими результатами. Сами вернулись в Москву. Занимались своими делами, но главное – ждали. Могло ведь случиться всякое. Помнили слова Рогова: «Без потерь в нашем деле не бывает. Или медведь кого задерет. Или менты посадят».

Единственная «светлая голова» в стране

В субботу, в неурочное время, заглянул «на огонек» Шатров.

– Вот посмотрите, я нашел этого человека, помните того ученого, о котором я вам говорил, что он приезжал на встречу в Красноярск с Коренных? Вполне подходящая для нас фигура.

– Его уровень подходит для нас?

– Познакомимся – поймем.

– Как фамилия?

– Наумов.

– Подожди-ка, сейчас запишу. Давай адрес, телефон.

Шатров был завален своей работой, и Коврову пришлось самому созваниваться и потом ехать к Наумову. Тот работал в одном из московских институтов где-то на окраине. Пришлось добираться на метро и на автобусе.

Наумов себя ценил высоко, о других отзывался критически. Впрочем, Ковров был с ним согласен и слушал не перебивая:

– Видишь ли, братец, я и сам их понять не могу. Наша политичес­кая оппозиция – это абсурд в квадрате. Иногда смотрю на нашу фрондирующую публику и ей богу, понять не могу. Как они говорят, как рассуждают, болтают, болтают... Ужас! Преступление! Что-то делят, выясняют отношения. И что самое ужасное, все про всё помнят. То, что было тысячу лет назад, для них ясно, как вчерашняя серия по телику. Глупость... Гадость... Им бы успокоиться. Посмотреть, что наделали за эти десять лет. Договориться друг с другом... Ан нет – не могут. Русский язык забыли... Ох, и накажет дураков Господь Бог... Уже наказал. Посмотри на все глазами нормального человека и поймешь. Нет, не хотят. Глупостей много, а верное дело – одно и только одно.

Ковров перебил:

– Это все охи и вздохи. Ты можешь письменно показать все ошиб­ки этих наших фюреров за эти годы? Или самостоятельно, или при помощи других исследователей. Изложи все доступным языком.

– То есть, показать и полицентризм, и отсутствие функциональ­ности, пренебрежение к специалистам, незнание политологии даже на элементарном уровне – и это в то время, когда ее дети изучают в школе, и...

– Да, да. Все письменно.

– Смогу.

– После этого нам будет нужен подробный доклад. Объем его не суть важен. Как вы – с позиции ваших технологий – объясняете пере­стройку, то, что происходит сейчас, и какие тенденции на будущее. Естественно, что все будет оплачено.

– Ладно. Я готов за компьютер сесть прямо хоть сейчас. – Наумов ткнул пальцем в кнопки клавиатуры, и по монитору расплылось изображение голой красавицы в откровенно зазывающей позе. Наумов покраснел. Ковров сделал вид, что ничего не заметил.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
А ПОЧЕМУ БЫ НЕ СДЕЛАТЬ ВСЕ ПО УМУ?

Политический базар

Говорят, говорят, тратят время драгоценнейшее на пустую болтовню. Когда-то «шестидесятники» трепались на кухнях – какой-никакой, а все же уют, а их, нынешних оппозиционеров, жизнь выбро­сила на улицу. И вот они задевают всех, кого только можно, травят им жизнь безнадегой. Встречаются двое и через полчаса один другому говорит:

– Да как ты, дурачок, сможешь победить Тайное Мировое Правительство, да если еще оно тайное, и ни одной фамилии неиз­вестно? – Да никак!

Тот ему спокойно, рассудительно:

– А что я, дурак бороться с кем-то, кого даже не могу описать? Я ставлю четкие, а не эфемерные задачи: могу я отвоевать Россию? – Могу. И я это сделаю. А слово «бороться» – оно как-то невнятно изла­гает задачу, настраивает не на конечный результат, а на что-то неконкретное: бороться можно хоть всю жизнь, ни на сантиметр не сдвинувшись с места, и толку от этого не будет...

Второй помолчал, двинул глазом в сторону оппонента: не при­нял ли тот эти слова на свой счет и не обиделся ли, но, так и не вынеся никакого суждения, продолжил:

– И когда люди говорят о том, что враг – это Тайное Мировое Правительство, и о том, что бороться с ним бесполезно, то на самом деле этим просто излагают проблему под таким углом зрения, что­бы прикрыть свою беспомощность и оправдать бездеятельность. Они словно вступили в сговор со своим врагом: мы вас не обижаем, но должны оправдать это вашей якобы сверхмощью и всепроникновением, вы уж постарайтесь именно так и выглядеть...

– Да ты пойми, дорогуша, что народ испортился вконец... Ни на кого нельзя положиться.

– Что это за термин такой «народ»? Сто человек – это народ или нет? А двести?... Мне в моих умопостроениях «народ» не нужен вовсе. Нужно десять тысяч (условно говоря), но правильно органи­зованных и верно построенных на поле боя... И все!..

– Нам требуется вождь. Вы слышите или нет? – Настоящий вождь.

– Ах, вот оно что: «настоящих буйных было мало – нам вождя недоставало». Вождя у них нет! Ваши мозги лишены одного полезно­го свойства. А именно – фантазии. Раз вам кто-то требуется, то возьмите и опубликуйте объявление: «Предлагаю работу. Условия: офис в самом центре Москвы. Оклад – миллион. Секретарша – по­бедительница конкурса «Мисс Вселенная». Кто хочешь прибежит. Еще и отбиваться придется. Вождя у них нет. Как стадо первобыт­ное...

Через какое-то время, как ни странно, опять встречаются эти же двое.

...Записывайтесь в нашу партию! Наша партия – партия са­мых честных людей!!! Вы что, не хотите быть самым честным челове­ком?

– А для чего? Меня мой уровень вполне устраивает... – Прохо­жий был упрям и загадочен...

– Мы создаем партию, для того чтобы идти на следующие выбо­ры, чтобы победить...

– А для чего вам побеждать на так называемых выборах? – Последнее слово было произнесено с большим пренебрежением.

– Чтобы взять власть в свои руки. – Теперь уже пренебрежитель­ным был тон оппонента.

– А разве на выборах власть раздают? Разве ее не завоевывают? – Молчание в ответ. – Вы собираетесь доверять такую сложную задачу этим жалким жертвам контуженных на психвойне, – пренебрежи­тельный кивок в сторону проходящих мимо испуганных криками людей, – принимать решения быть или не быть вам депутатом? Мэром? Президентом? Гарантию победы на выборах дает только наличие в руках рычагов воздействия на... как там ее?

– ЦИК – центральная избирательная комиссия.

– Мерси. Победа на выборах не дает автоматически в руки меха­низма воздействия на дальнейшую политику. Этот механизм надо создавать самому.

– Да я всю Россию на наши выборы подыму!!!

– Смотри, как бы пупок не развязался!..

Прошли выборы. Опять встретились: «Ну как?» Молчание в ответ... А ведь говорили дураку и вполне доступно, что власть-то завоевывается. Больше его и не видели на улицах и митингах... Так он и пропал, как и многие иные, с низкоопущенной бестолковой головой – такой у них беспросветный пессимизм: ну куда не глянут, везде всё плохо! До какого-то времени всё было хорошо, а теперь у них настроение противоположное. Однако не всё было так безна­дежно...

* * *

Когда доклад был готов и было назначено слушание в офисе фирмы, где директорствовал в то время Рязанцев, то Ковров привел одного Шатрова, Рязанцев же пригласил всех тех своих друзей, кого он думал так или иначе задействовать в предстоящем деле. В ком­нате набилось столько народу, что Наумов был несколько шокиро­ван: как на свадьбу, зачем с самого начала столько народа, зачем будем разглашать свои секреты? Если перечислять всех, то кроме самого Рязанцева и Коврова были еще трое молодых юношей, кото­рые за все время, видимо от скромности, не проронили ни слова, бывший офицер морской пехоты, который пришел с этой молоде­жью, один сорокалетний казак со своими двумя сыновьями, очень спортивный мужчина с наивными глазами, один интеллигентного вида полный, видимо болезненный мужчина, еще один в тройке со значком, на котором был ленинский профиль, и еще какие-то люди, которые сидели по углам за шкафами и которых было почти не видно – всего человек пятнадцать.

– Прежде чем я начну доклад, я вас должен сразу предупредить, что я – аналитик весьма специфического склада. Поэтому сразу обра­щаю внимание на то, что многие исходные понятия у нас не совсем такие, как у остальных, более того – они совсем другие. Поймите, что мы привыкли пользоваться такой терминологией, которая ра-бо-та-ет. Работает, – повторил он для большей ясности. – Слова там имеют исключительно точный, а не расплывчатый смысл. Поэтому мы не употребляем слов типа «народ», «независимый», «либерал», «кон­серватор», или, упаси боже не к ночи будет сказано: «демократия» или «социализм» и много-много других. Для нас всё это не существует. Например, мы редко упоминаем слово «Россия», мы говорим: «система «Россия» такого-то года». Другие, может быть, и пользуются иными привычными терминами, но меня пригласили именно потому, что я отличаюсь от уличных горлопанов. Надеюсь, что это понятно? Если да, то я приступаю...

Говорил он часа два. Слушатели утомились, но все сказанное было так необыкновенно, ярко и непривычно, что его никто не перебивал, хотя эмоций было много, иногда что-то возмущало слушателей. Никто не остался безучастным и никто не задремал, как это часто бывает во время подобных мероприятий, когда вдруг кому-то становится скучно.

Заканчивая доклад, Наумов уже явно устал и говорил уже негром­ко:

– Какой же выход из всего этого? – Надо овладеть политической наукой и прежде всего главной технологией, звучит она для нас так: «техника перехвата и удержания власти». Нам надо освоить некоторые приемы из нее. И применить. Консультированием того, как это делается на уровне отдельных предприятий, занимается очень много фирм. А вот что касается масштабов государства, то этим занимается одна кафедра в МГУ...

Тут же, как и всегда в таких случаях, нашелся некто, кто сказал то, о чем его не просили. Как всегда в таких случаях с полной безнадегой в голосе:

– Но там же везде их люди...

Наумов, которого беспардонно перебили, был приторно вежлив:

– Это всё?

Старичок в первом ряду только голову наклонил.

– Где это там и кто это их? Речь идет в данном случае об очень конкретных людях. В этом случае, насколько это я понимаю, вы должны назвать мне численность этих людей, фамилии, с кем можно иметь дело, с кем нет, уровень их подготовки, направление мышле­ния, а если подойти дифференцированно, то вы мне скажите, на какие, условно говоря, две половины они делятся, с какой половиной можно будет работать, а какая продаст, мне нужны связи этих людей, их подлинные цели. Кто будет мне все это делать за деньги, а кто – «за идею». Кто разболтает... Насколько я вас понимаю, этих сведений у вас нет. Так? – Так... Я вам все рассказывал очень и очень конкретно. Так почему же вы со мной позволяете говорить абстракциями? У меня на этом все. А заканчивая, скажу, что нельзя ни в коем случае сдерживать себя интеллектуально, соображать и говорить надо только четкими, проверенными понятиями. «Мыслить глобально – действо­вать локально!» – вот наш девиз. Девиз удачников!

Вы что же думаете, на меня не воздействуют разного рода глупостями? Да, случается, и мне дурят голову. И у меня иногда не сходятся некоторые расчеты, но я говорю себе, что я сумею, я смогу сделать то-то и то-то, и у меня тогда все получается!

Видно, что доклад настолько утомил Наумова, что, окончив его, он даже сел на стул, но сразу же вскочил, опять бодрый и готовый к продолжению беседы, стенография которой выглядела следующим образом.

Наумов: – Какие теперь будут вопросы? Прошу.

Полетаев (офицер морской пехоты): – А где у вас в докладе о евреях? Почему о них нет ни слова?

Октябрьский (человек с ленинским значком): – Да. Почему у вас нет ни одного слова о евреях, о русских, о других нациях?

Наумов (скрывая возмущение): – Но я же не этнограф. Я – аналитик. Мое особое призвание в том и состоит, что я могу описать систему «Россия», например, на очень качественном уровне и при этом ни разу не упомянуть любую националь­ность. Возможно ли такое в принципе? – Вы в этом могли толь­ко что убедиться. Я не могу и не умею пользоваться такими терминами. Я сразу же сказал, что не умею пользоваться тер­минами: «чеченцы», «русские» и «татары». Иногда я еще могу сказать: «американцы», «немцы» или «наши». Но это всегда строго по теме разговора, а не так как у вас... Москвичей, видно, испортил национальный вопрос (послышался смех – его юмор оценили и Наумов откликнулся). Да. Сначала москвичей испортил квартирный вопрос, а потом национальный. Постоянно говорят: «чечены, евреи, татары» – лишь бы только не говорить: «Америка, Германия, Израиль» – то, что находится за горизонтом, они предпочитают не видеть. А на глобус денег, очевидно, не хватает.

Ковров: – В самом деле. По-моему, мы получили исчерпывающую информацию из доклада и без всяких антисемитских пропагандист­ских штучек. Здесь нет нужды повторять все те глупости, что говорят­ся на улицах.

Рязанцев: – ...И все же хотелось бы услышать это (неопределенно машет рукой в воздухе) в увязке с олигархами...

Ковров, (не слушая): – Многого ли достигли мы за это время бол­товней о евреях?.. И нас туда же хотите свернуть? Спасибо!

Шатров: – У меня вопросов по докладу нет. Спасибо. Факты вер­ны, цифры тоже, тенденции обозначены правильно. С выводами я согласен. Если через лет пять не остановим все это безобразие, спа­сать уже будет некого. Ни страны, ни народа не будет.

Рязанцев: – Все-таки хитро доклад у тебя повернут, Наумов, по нему выходит, что только один способ у нас попасть в Кремль. И это можно сделать только по твоему предложению. Атаковать! В лоб. За счет заговора и крови... (тон голоса постепенно меняется, становится все менее уверенным). Поискать бы другой способ, как более приемлемый. Думайте, Наумов, думайте.

Ковров: – Думать надо будет до последнего дня. Еще и еще раз. На эксперимент мы не имеем права. Они кончаются октябрем девянос­то третьего года... Конечно, в случае нашей неудачи всегда кто-то другой может продолжить наше дело и добить гадов, но... Не хотелось бы.

Наумов (пожимая плечами): – Вообще-то, как я вам только что доказал, всю «перестройку» можно трактовать как правильные дей­ствия американцев и их союзников внутри страны, и одновременно создание условий для совершения ошибки со стороны их противни­ков. Но вряд ли у нас получится попользоваться второй раз таким приемом.

Соловьев (спортивный мужчина): – Все же непонятно, почему это у вас всё так хорошо. Какую газету не откроешь – там пожар, тут взрыв, столько проблем и катастроф. А у вас «всё хорошо, прекрасная маркиза...»

Наумов: – В каждом даже самом страшном и отвратительном слу­чае есть то, что у нас называется «обратная сторона явления». Меж­ду обыденным видением проблемы и нашими технологиями есть такой небольшой разграничительный слой, в котором изучается изнанка человека, структур и событий. Со временем придется это знать самим, и тогда возникнет новое понимание происходящего. Оно позволит выискивать свою выгоду там, мимо чего человек, воо­руженный обычными технологиями, пройдет, не замечая её. Мы же видим все в ином свете. Одуряющие по своему воздействию боевики – плохо. Направь дурную энергию телезрителей против тех, кто её породил: эН-Тэ-Вэ и правительства – хорошо. Проститутки – плохо. Но когда смотришь на тех, кто уехал на заработки в Европу и остался там – это уже хорошо. Потому, что это отличная агентурная база для нашей разведки – вербуй их хоть всех скопом. Беспризорные дети – плохо. Но если его подобрать, обогреть, накормить – готовый солдат через год, – то уже хорошо! Ребенок брошенный – никому не нужен, кроме нас, кроме того у него оборваны все связи, им никто не заин­тересуется. Если у вас сценарий включает уличные бои – готовый Гаврош. Преступность в стране? – Плохо. Но суть еще и в том, что задача настоящих оппозиционеров превзойти эту самую преступность на порядок. Потому, что с одной стороны они должны сделать доброе дело в стране, с другой – именно они и есть государственные преступники номер один. Если у обычных бандюг предел мечтаний – ограбить банк, допустим, то оппозиция собира­ется действовать точно так же в масштабах страны – абсолютно все банки, и не только банки, должны стать её. У нас сейчас идет беско­нечный передел собственности, и одни банды воюют с другими из-за контрольных пакетов акций. Если глядеть на нас объективно – со стороны, то можно четко увидеть, что наши действия – это обычная схватка за какое-то предприятие. Только все отличие от обычной криминальной войны в том, что на этот раз речь идет о контрольном пакете акций в масштабах всей страны, что это предприятие называется «Всея Россия». И, называя вещи своими именами, я не вижу здесь никакого отличия между нами и какой-нибудь мафиозной структурой.

Да, не такие уж мы отпетые циники. Только нужно немного абстрагироваться и занимать стороннюю позицию для рассмотре­ния, вот тогда ты увидишь всё в полном объеме. Пресса, допустим, коммунистическая, показывает все правильно – да, честно скажу, что и по моему мнению в стране всё плохо, и с каждым годом всё хуже и хуже, но делается это так, что возникает полная безысходность и опускаются руки.

Кто-то: – Как насчет союзников?

Наумов: – Ни один из тех оппозиционеров, кто известен в масшта­бах страны, у меня лично не вызывает доверия. Если наши оппозици­онеры были бы просто людьми тупыми и не способными на реаль­ные дела, но при этом людьми искренними, то они давно бы уже сказали об этом откровенно, и объявили через свои СМИ: «Так, мол, и так, извините, но у нас нет мозгов, и мы не знаем, что надо делать, для того чтобы победить нашего врага – Кремлевских правителей и их заокеанских «друзей». Поэтому объявляем конкурс на лучший проект, как нам сделать революцию. Цена – такая-то». (В голове у всех присутствующих без всякого исключения промелькнуло: «И тут- то Наумов победил бы в этом конкурсе».) еще вопросы?

Соловьев: – Что такого, интересно знать, с точки зрения вашей науки происходило, что в семнадцатом победили большевики, в тридцать третьем – нацисты, в девяносто первом – демократы...

Наумов: – Вопрос уловил. Собственно говоря, моя наука весьма плотно занимается этими проблемами. Мы только ищем во всём общий знаменатель, иногда, если надо, упрощая всё до предела. Есть это и в вашем вопросе. Общим для всех перечисленных событий является то, что всех этих персонажей можно назвать одним словом: «победи­тель». И разбирать надо, не что при этом происходило, а отвечать на вопрос: «как это произошло?» (Договорить ему не дали. Поднялся какой-то хор голосов, в котором больше всего негодование вызывало слово «победитель». Некоторые помалкивали). Не нравится термин «победитель», давайте поищем другой. Но только не слова типа: «большевики», «нацисты», «демократы»... Они малую играют роль для перспективы. Человек, который оперирует ими, становится в позицию, из которой видно только прошлое. Я же отхожу в сторону и становлюсь как бы на такое место, из которого должно быть одинаково хорошо видно и прошлое, и настоящее и будущее. Во всех трёх случаях меня интересуют только победители, причем в последнем случае я буду должен увидеть себя.

Октябрьский: – Вывод один: нужно еще шире проводить разъяс­нительную работу – тогда люди поймут, что они жертвы обмана и начнут...

Наумов: – Ну-ну, и что же они начнут? Противник против нас использует от сотни до двухсот методов, политических технологий и тому подобное. А мы такие умные, что хотим применить один прием и с его помощью сделать себе победу. Причем этот прием самый пассивный, самый беспомощный, самый открытый. Где это видано? Ваше вполне объяснимое желание еще шире проводить разъяснительную работу напоминает мне страдания нашей милиции, готовой в любой момент победить мафию. Но только законными методами. Мафия действует всеми методами. – Наумов так широко развел руки в стороны, настолько ему это позволяла его конституция. – А мы, как люди совестливые, будем действовать только законными, – свел ладони и оставил узенькую щелочку, – методами. Вот поэтому мафия у нас до последнего человека гуляет на свободе, от милиции не страдает, а в тюрьмах сидит половина исключительно либо невинных, либо несчастных людей. Спросишь: почему мы такие дураки? А мне отвечают: мы не дураки, мы честные люди. Мы – хорошие! Эта публика начиталась в детстве сказок и до сих пор ждет чуда. Чудо не может произойти само по себе. Чудо можно и надо организовать...

Октябрьский: – В нашу организацию нужно набирать только русских.

Шатров: – Эту процедуру мы поручим вам, не беспокойтесь... Никто не против? – Нет! Будем считать, что этот вопрос мы утрясли.

Ковров: – Тогда мне надо покидать вашу организацию прямо сейчас. (Все напряглись.) У меня мать – белоруска, отец – украинец.

Соловьев: – Ну, ладно, с этим ясно. А как вы сами-то думаете: а как разрешится ситуация? Кто переборет наших врагов?

Наумов: – Тот, кто будет наиболее совершенен в политике, кто умеет лучше управлять, кто наиболее решителен, смел и последова­телен, а не ищет оправданий, что у него-де ничего не получается.

Дальше пошла какая-то мелочь, вопросы были малоинтересны, ответы только «да» или «нет».

Когда Ковров провожал Наумова, и они шли по темному кори­дору, среди ящиков с товаром и мимо банковских ячеек, что выст­роились по обе стороны тесного коридора, счел нужным извиниться за низкий уровень слушателей. Наумов в ответ только рукой мах­нул:

– Не обращайте внимания. Я к такому обращению привык. При первом контакте с такими интеллектуальными отбросами я еще как-то обижался и чего-то переживал. Я как-то прочел статью в одной газете, и возникло у меня три вопроса, позвонил автору, успел за­дать один вопрос, человек ответил, только я открыл рот, чтобы спро­сить еще, но этому болтуну попала шлея под одно место, и его понесло: минут пять он орал чего-то про свое, потом дошел до полной и окон­чательной победы коммунизма, а дальше-то некуда – всё! – тут он бро­сил трубку и был таков. Я опять набираю номер, прошу его, что мне надо еще узнать, опять задаю вопрос, опять... Про третий раз рассказывать или не надо?

– Неужели пришлось звонить три раза?

– Не поверите, но да. Истина дороже! И чем дальше, тем всё боль­ше и больше я с этим сталкиваюсь. Выучила их, – он мотнул головой назад, где остались оппоненты, – Советская власть читать, а вот думать, – он с каким-то благоговением выделил последнее слово, – они должны были сами научиться. Но этого они не стали делать, а повторяют всякую ерунду.

Есть один знакомый, к сожалению, нам довольно часто прихо­дится общаться, так тот вообще каждое предложение начинает со слова «жиды», естественно, от собеседника он требует того же. Даже такие выражения как «Троцкий со Свердловым» или «Гусинский и Березовский» он не приемлет. По этому, в общем-то, поводу со студен­ческих времен я знаю анекдот. Студент собирается сдавать экзамен по биологии, но что делать, если ничего не учил весь семестр, а экзамен завтра? Опытный сосед по комнате в общаге советует: выучи про блох. Попадётся про собак, скажешь про них два слова, а потом скажи, что у них в шерсти водятся блохи, и будешь рассказывать про блох. Попадется билет про рыб, скажешь про рыб два слова, а потом скажи, что у них блохи не водятся, и рассказывай опять про блох. Главное в нашем деле – найти общий знаменатель. У кого-то это блохи, у кого-то евреи; а на самом деле за всем этим скрывается незнание.

...Когда все разошлись, и Рязанцев с Ковровым остались вдвоем, Николай Александрович спросил:

– Где ты нашел это настоящее чудо интеллекта?

– Это знакомый Шатрова. Кандидат наук – сфера его интересов: государственные перевороты, заговоры, мятежи, восстания народа, революции и прочее. – «Ого», – отреагировал на такое сообщение Рязанцев, – Именно этого парня вызывал к себе покойный академик Коренных. Почему? – не совсем ясно.

– Пока не ясно. Может быть, потом и разберемся. – Рязанцев по­молчал, собираясь со словами, а потом дал свою оценку услышанно­му за этот вечер: – Даже если он как-то приукрашивает свои знания, то всё равно умнее и решительнее человека нам не найти. Важно не переплатить ему, но еще может быть гораздо хуже, если мы не дадим ему столько, сколько он запросит. Моя примерная оценка – полторы тысячи в долларах в месяц. По отдельным проектам – еще можно платить дополнительно. Но это только в том случае, если у нас будет достаточно денег. Пока же у нас ничего такого нет. А вот, когда будет, тогда мы с ним поговорим более предметно... Только бы голова хорошо варила у мальчишки, а за ценой мы не постоим.

У Коврова на этот счет были свои мысли, и в них ничего не было оптимистического:

– Без денег никуда, пятую экспедицию снаряжаем, а толку ни­какого!.. Пока не найдем золото, с места всё равно больше не дви­немся...

Рязанцев в ответ только вздохнул – да, без «золотого запасу» мы не атаманы.

* * *

Как потом было подсчитано, ушли на все рисковые поиски око­ло семидесяти пяти тысяч долларов. Но самые главные потери были – нервы и время. Лишь одиннадцатая экспедиция удалась на сла­ву: были найдены большие россыпи золота, не тронутые человеком – в глухой тайге, да еще и в заповеднике – более чем в сорока кило­метрах от ближайшего жилья. Золотой песок и самородки. Первая же партия весила чуть больше пуда. Она сразу же окупила все зат­раты и дала первую прибыль. Геологи из экспедиции пошли ис­кать дальше, а на речке оставили рабочих. Как говорится, «про­цесс пошел», но только теперь в нашу сторону.

Интеллектуальная продукция

– Будем составлять договор. Естественно, обговорим, что тре­буются его услуги для консультирования фирмы, а не то, что на самом деле. Раз в неделю пусть приезжает к нам. Если что-то случится экстренное, пусть едет срочно.

Рязанцеву не терпелось переговорить с Наумовым лично, без свидетелей, даже без Коврова; в его высокий интеллект он поверил сразу и безоговорочно, теперь требовалось убедиться в этом всесторонне. Дело их верное: страну требовалось освободить не столько от тирании «демократов», сколько от невидимого явно иностранного владычества. Насколько это было бы возможно? – вот в чем вопрос.

Наумов говорил четко, громко, как на митинге или на лекции в полупустой аудитории, и слова его, отлетая от стен, оседали в па­мяти Коврова колокольным звоном:

– Нам не стоит связываться с такого рода дураками. Вы же ви­дите, что они больны. В хорошем смысле этого слова. Сначала их стоит вылечить до состояния нормальных людей, а потом уж брать­ся делать из них что-то путное.

В известном отношении мой доклад, другие подобные доку­менты можно использовать как хороший индикатор – если человек его прочитал, и у него нет вопросов по поводу наций, с ним можно начинать работать – политика доклад удовлетворит, а антисемиту подавай еврейский вопрос... Тогда нам с таким человеком просто не по пути. У меня тоже есть такие знакомые. Один говорит: кругом сионистское мировое правительство, сделать мы ничего не можем, так давай сожжем вон тот ларек – он принадлежит одному азер­байджанцу. Или другой: Андрей, ты же умный парень – составь списки евреев всего города... Вы можете себе представить больше­вика, на досуге составляющего списки всех богатеев? Нет? Вот и я тоже...

Как бороться с любым, даже самым умным противником, я знаю или, по крайней мере, могу посоветовать. Что делать с нашим ду­раком, я не могу себе представить. С ним просто нельзя общаться – иначе сам станешь таким же согласно поговорке русского народа «с кем поведешься...»

– «...От того и наберешься!» Я-то согласен. Но что же делать? Где мне взять других?

– Молодежь. У них мозги чисты. Относительно, конечно. Но как только человек услышит когда-нибудь где-нибудь по какому угодно поводу хотя бы один раз, да еще с пояснениями, слово «еврей», то из него так или иначе вырастает ограниченный человек. Они нам не нужны. Нам нужны здоровые политические бойцы. Мы же пока имеем большую бестолковую «банду» антисемитов, толку от них никакого – они ничего полезного не сделают, только будут бегать по кругу и болтать, болтать и еще раз болтать. Прежде всего потому, что так они подходят к проблемам, что те становятся неразрешимыми. «Надо же что-то делать», – слышали ли вы их любимую фразу? То-то! «Что-то» – стоит так сказать, как сразу ясно, что он и через десять лет будет повторять то же самое.

Какие принципы нужны? Ходить белыми фигурами. Всегда на шаг вперед. Всегда за спиной врага. Навязывать свою стратегию так, чтобы противник попал в такую ситуацию, из которой теперь уже он, а не мы, вынужден будет только реагировать на наши шаги. Мы должны превратиться в атакующую сторону. Я не очень-то много смотрю американских фильмов, но приметил одну вещь. В голливудских боевиках всегда выигрывает один и тот же герой – тот, что договорился с автором сценария. Вот и мы теперь договоримся с автором сценария и выиграем. Для этого нужно не только понимание, но и носители этого, для чего нам нужна новая популя­ция, популяция победителей. Сама по себе она не появится. Ее надо выводить. Это будут совсем другие люди. Они не будут знать ничего о наших поражениях. «Что такое га-кэ-чэ-пэ?» «Что такое Белый Дом?» Вот как только молодые люди начнут задавать такие вопросы, так сразу же знайте, что с этим материалом мы можем работать. Должно, конечно же, пройти и некоторое время. А те люди, которых мы сейчас имеем? – Это же полное барахло...

Ну, понятно, что молодежь нужна не абы какая, а деятельная. У нас до черта всяких людей, готовых хоть сейчас на баррикады. Но они нам не нужны – толку от них не будет никакого потому, что нужно в первую очередь еще суметь довести ситуацию до баррикад. Нужны профессионалы. Люди, с которыми можно рабо­тать, должны обладать определенным набором качеств.

Например, будущие руководители с пониманием, что главное не только захватить власть на секунду, а еще и удержать её. Этот класс людей должен быть заинтересован в изменении положения страны. (Это объективная сторона.) И они же должны желать при этом занять для себя лично какой-то пост. (Это субъективно.) Но пост этот должен быть именно тот и именно там, где мы ему укажем или договоримся. Иначе будет потом путаница: все захотят хоть простым клерком, но в Сочи, а в Магадане у нас не будет даже губер­натора.

– Это так.

Вдохновленный поддержкой слушателя, Наумов продолжал.

– У нас же в оппозиции самая большая болезнь – это фюрерство: все, кто мнит себя руководителем, хотят быть королями (хотя на самом деле – пешки), тузами (хотя на самом деле все до единого – шестерки), в самом худшем случае – президентами... Никого не уго­воришь на явное министерство.

Вторая группа – это более низкий уровень – специалисты. Так вот, это совершенно особая группа. Она несколько выпадает из на­шей колоды. Они могут и не быть «своими парнями». Они не под­бираются по признаку «свой-чужой», у них принцип подбора «лучший-худший». Естественно, в сторону «лучший». Это ясно?

Третья группа – исполнители. Здесь берем только «своих». Хотя за деньги (если они есть) можно навербовать и кого угодно. Они мало стоят нашего разговора.

Наумов вздохнул, и как показалось Валерию Коврову, несколько деланно:

– Ах, если б был хоть чуть-чуть талантлив, я бы взял и написал про наше время роман. Я бы назвал его «Балбесы» – у Достоевского есть «Бесы», у меня был бы «Балбесы». Самое подходящее назва­ние.

Ковров воспринял эти слова по-своему и спросил:

– А сам-то ты «Бесы» читал?

– Да, но сразу признаюсь, что далеко не с первого раза я смог его одолеть. Начало скучноватое. – Помолчали, и Наумов спросил: – Значит будем встречаться по средам?

– Да, но если что-то произойдет важное, приезжай немедленно.

Ковров, оставшись один, подумал: «Хорошо, что мы начали наше дело с доклада Андрея Ивановича. Это для нас действительно был как индикатор. Через него я, по крайней мере, понял, кто у нас есть ху: ясно, что все эти друзья Рязанцева есть самые настоящие беспово­ротные примитивные антисемиты, из которых уже никогда не сде­лаешь настоящих политических бойцов. А раз так, то с ними со всеми до единого надо расставаться – они балласт, который будет только мешать. Переучиваться они вряд ли станут. Главное: как убедить этого же Рязанцева избавиться от них – друзья ж по гроб! Как? По одному? Или сразу же от всех вместе?»

Как ни странно, но Рязанцев сам первый же признал, что все, кто оказался на семинаре Наумова, показали себя полными идиота­ми и ни на что не годными людьми. Упросил только оставить одно­го Соловьева – «Мне будут нужны помощники».

* * *

Наумов на следующий же день приступил к выполнению основ­ной задачи – составлению планов и сценариев. К сожалению, он был «совой», и большая часть дня ушла на «пробуждение». Зато после обеда мысль заработала в нужном направлении.

Наумов усмехнулся, вспомнив главный вопрос, поставленный неучами после доклада: «Надо же что-то делать». Отлично ведая, что правильно изложенная проблема – значит наполовину решен­ная, он не торопился ни с изложением того, что происходило уже в мире подобного, ни с тем, под каким углом можно рассматри­вать такие задачи, ни с размышлениями о том, каким способом они решаются. Легко сказать: как выбраться России из этой ситуации? Надо думать...

Вообще-то, чтобы думать в верном направлении, нужно уметь правильно задавать вопросы. Вот Лев Толстой поставил правиль­ный вопрос: что произойдет, если жена уйдет от своего занудного старого мужа к молодому гусару? (Ах, нет-нет, он служил не в гусар­ском полку... Ну, да ладно – это не важно...) Получилось у Толстого ответить на этот вопрос в виде романа «Анна Каренина». Великое, между прочим, произведение. Вот и нам надо правильно поставить вопрос: что произойдет, если некто (необязательно ведь это привязывать к той компании, где я выступал) в сегодняшней России захочет, и не просто захочет, а возжаждет захватить власть в ней, и наша задача – не только показать ему, что это возможно в принципе, но и объяснить, как это сделать. По возможности – дешево. По возможности – при минимуме жертв. По возможности – в кратчайшие сроки и не взирая на всякие текущие расстройства. «Анна Каренина», конечно же, не получится, но на небольшой политический детективчик вполне хватит,» – Наумов умел думать о серьезных вещах только так: играя мыслью, высмеивая объект размышлений и упиваясь собственной оригинальностью. На пуб­лике произносилось много лишних слов, которые отталкивали лю­дей, не привыкших к такой цветастой речи. Но Наумов умел гово­рить только так – либо много, либо ничего. Мысль его была бесспорно ценна, но подавалась она с некой нагрузкой. Приходилось прини­мать его таким, каков есть...

«Что нам это должно напоминать? Что уже было подобного в историческом прошлом? Под каким углом мы должны разобраться с этими прошлыми моментами, чтобы повторить их в ближайшей перспективе в системе Россия, год пусть будет две тысячи пятый – эдакое «двадцать лет спустя», отсчитывая от начала перестройки? Как нам это разобрать, чтобы понять, как это работает? Каков должен быть общий знаменатель происходившего? – Причем не пер­вый попавшийся, а такой, чтобы его легко можно было бы экстра­полировать на будущее? Ах, как жалко, что мне мало приходилось думать о таких вещах, опрокинутых на перспективу!!! Маловато я ду­мал о будущем, всё больше о том, что уже было. Ну, да ладно: придется обходиться тем багажом, что есть...»

Интеллектуальная составляющая биографии Наумова формаль­но насчитывала следующее: учеба в провинциальном пединституте, перевод как весьма перспективного студента в МГУ, окончание оного, аспирантура, кандидатская по весьма щекотливой теме, но в годы «перестройки» принятой на ура, защита и успешная работа в академическом Институте отечественной истории. Потом, когда после 1991 года пришло безденежье, переводом ушел в один закрытый институт, который готовил доклады правительству, именно в этом учреждении Наумов столкнулся со специалистами по новому научному универсальному методу – системному анализу и увлекся им, перенес его на те знания, что уже имел; потом институт разогнали, но навыки-то остались, и их лаборатория, ставшая независимой (« выброшенной на ветер» – уточняли её сотрудники) стала готовить доклады Жириновскому, но Наумов мечтал о самостоятельности. Подрабатывая, он присматривался еще и к перспективе. Пока не организовал свой центр...

Думать приходилось, уже конспективно записывая то, что при­ходило в голову. Поставив на чистом листочке бумаги слова: «Общий знаменатель» (боясь чистого листа, на котором не было ни строчки, редко он садился с ним за стол – иногда по два часа ничего не рождалось в голове, и он вставал ни с чем; а вот уже имея хоть какую-то даже самую робкую идею и занеся её на лист, он дальше мог писать и писать не останавливаясь), Наумов приступил к анализу.

«Тут дело не только в том, чтобы отделить уже прошлое от настоящего, а это настоящее, в свою очередь, от перспектив. Нет, многие и многие события уже начались, тенденции обозначились, и можно смешивать всё вместе. Так даже интереснее.

Прежде, чем мы предложим свое видение проблемы, мы должны, – просто обязаны! – предложить несколько прогнозов о вариантах раз­вития страны в ближайшем будущем.

Прогноз №1. Вариант с Лебедем. То, как отражаются события последнего времени, ясно показывает, что ныне действующие наверху лица, понаделав кучу бед, могут уйти, а их посты должны занять другие «свои» люди, из более низкого эшелона. Но при этом процессы раз­рушения страны по их задумке должны идти в прежнем направлении. Лебедь спо­собен подменить Ельцина на выборах и реализовать развал страны. Это будет заметно особенно в свете того, как это делалось с Китаем. Китайский вариант, как мы помним, заключался в развале по военным округам. Было это вначале нашего окаянного века. Пред­ставим себе такое с Россией. Власть в таком случае могут захватить не обязательно военные. Так, например, сделанный самым популярным демократическим руководителем Поволжья Б.Е. Нем­цов не только Губернатор Нижегородской области, но еще и член Военного Совета 22-й Армии. И это будет соблюдаться до тех пор, пока он Губернатор...

Прогноз №2. Польский вариант. Опыт выполнения формулы: «разделяй и властвуй» имеет многолетнюю историю. Вся полити­ка, все многообразие методов сводятся, в конечном итоге, к этой формулировке. Так и поступили в восемнадцатом веке с Польшей – страной, которая приютила наибольшее количество иудействующих. В Польше не было единой системно функционирующей жесткой государственной власти. Этим Речь Посполитая удивительно напоминает нашу страну в ее нынешнем состоянии: полусуверенизация, наиболее дееспособные институты экономики захвачены, всевластие временщиков. Почему бы, рассматривая происходящее как историческую аналогию, не вспомнить, что развал всей прежней единой системы социализма был проведен на уровне СЭВа и организации Варшавского Военного Договора, было сие в 1990-м, потом следующий уровень – СССР, что и произошло с августа по декабрь 1991 года. Тогда почему б не предположить, что впереди – третий, на уровне России...

Прогноз №3. Возможно, что какой-то наиболее подходящий, приграничный регион (группа регионов) по некоторым парамет­рам имеют сходную картину с сопредельными странами; тогда, что­бы развалить Россию, потребуется соединение их с этими сопре­дельными государствами или с одним... Для этого надо довести противоречия между собственно Россией и этим регионом до мак­симума. Какие-то варианты непрямого противодействия всему это­му, а как бы «сами по себе», вне основных политических событий и вне тех тенденций, о которых я говорил...

Прогноз №4. Монархия и война объединенных славянских го­сударств против панисламизма. Элитой, захватившей власть, мо­жет стать технократия, которой страна будет благодарна за мате­риальное обеспечение победы в такой войне. А победа в войне настолько укрепит власть любого Верховного Главнокомандующе­го, что он может потребовать себе пост монарха с передачей прав по наследству. Помимо естественных неисчислимых бед победа будет иметь и положительные стороны. Раз и навсегда решится русский вопрос в Средней Азии и судьба северных районов Казахстана. Поднимется потенциал ВПК, укрепится престиж во всем мире...

Прогноз №5. Гражданская война и интервенция НАТО. Целый ряд событий и аналогий в других бывших союзных республиках показывает, что вариант разворачивания гражданской войны практически на всей территории страны не следует сбрасывать со счетов. Фактически она уже идет. В случае явного превосходства над внутренним врагом, вторжение войск НАТО при таком варианте неминуемо, по крайней мере – в ключевые регионы...

Прогноз №6, с народной победой в перспективе. Партизанская война. Если оппозиция в своей от­крытой печати уже позволяет себе сравнивать происходящее с западной оккупацией, и если самые авторитетные вожди объявят узурпаторам войну Отечественную, тем скорее, мощнее и неизбежнее найдутся решительные люди и уйдут в леса. Тем более, что в деревнях и небольших городах уже нечем кормить детей, а по дорогам снуют машины с импортными вещами и продуктами. Методы успешной партизанской войны всегда были таковы, что приносили самоокупаемость. Да еще и, подобно схемам Робин Гуда, давали бы возмож­ность, урвав от врага, хоть чем-то помочь населению. В обмен на взаимную поддержку в трудную минуту. Потому-то партизан, как и прочих инсургентов, так сложно «вычислить» и уничтожить. Как хо­рошо известно, в 1943 году в конце битвы на Курской дуге партизаны начали т.н. «рельсовую войну». Цель ее была: прервать сообщения по железной дороге – по рокадным (т.е. параллельным линии фронта) путям вблизи фронта и по всем в глубине, благодаря этому немцы не смогли перегруппировать силы во втором эшелоне, а наше наступление продолжалось. Именно по рельсам, как основному виду коммуникаций в СССР, увозят из нашей страны наши разворованные богатства. Нуж­но и можно «оседлать» вообще все коммуникации и не выпускать свое добро из своего дома. Если Европа, особенно зимой, не будет получать наш газ хотя бы месяц, то она либо вымерзнет, как в сорок первом под Москвой, либо начнет спасаться на машинах в южном направлении, точно так же, как американцы в шестьдесят первом году бежали от наших ракет, установленных на Кубе...

Прогноз №7, с народной победой в перспективе, но требующий немалой конспирации. Вооруженный переворот, совершенный народом и армией. Здесь вспоминается Гамсахурдиа, картина зимнего Тбилиси и бегства оттуда этого господина. Российскую верхушку может ожи­дать то же самое. Тогда, возможно, что и в Москве повторится то же, что и в свое время в Тбилиси...

Прогноз №8. Дворцовый переворот в духе восемнадцатого века силами придворных полков или спецподразделений также вполне веро­ятен...

Прогноз №9, с партийной победой в перспективе. Террор. Чисто технически нет ничего проще, чем физически устранить любого чиновника из высших эшелонов вла­сти. Здесь стоит понимать, что террор революционеров подорвал уверенность правительства, психологически измотал «верхи»: ка­кая может быть спокойная работа, когда в любой момент прилетит бомба, или всадят кинжал... Террор продолжался с 1863-го – убий­ство генерала Мезенцева – до самого 1916-го, когда последней жер­твой стал Григорий Распутин. Общее число – семнадцать тысяч. Сколько лет на это потребовалось: 53. Долго! Но есть и свои поло­жительные и приятные моменты.

Прогноз №10 с народной победой в перспективе. Народное восстание. Теоретически оно по-прежнему, несмотря на поражение в октябре 93-го года, вполне воз­можно. Тем более, что мы давно трактуем эти события в Москве, да даже не в Москве, а в центре Москвы, как управляемый протест, устроенный провокаторами. Так что аналогии этого поражения с восстанием здесь не вполне уме­стны. Когда восстание в Москве будет управляться искренними людьми, то это одно, а когда командовать будут наши люди – это дру­гое, и когда такое произойдет, то надо, чтобы не было аналогий с пре­жними событиями в глазах москвичей и гостей. Что бы там не го­ворили, Россия не исчерпала лимит революций. Россия и ныне беременна Великой националистической революцией (месяц для полноты названия указать не могу). Но вот сколько угодно длительное существование подпольной организации, активные действия ко­торой будут направлены против режима, мало возможны. Методы оперативно-розыскной деятельности доведены до совершенства. Практически каждый оппозиционер даже по духу, а не только по делу стоит на соответствующем оперативном учете.

Итого: 10 (десять). Методом перестановок, наложения одних приемов на другие получим 100 различных вариантов. Но и не это главное. Главное в другом. Главное – это поиск общего знаменате­ля.

Для нас, для систематиков, все исторические события: все эти войны, революции и «перестройки»,  – есть не что иное, как управлен­ческие задачи. Они состоят не из случайностей, а произошли на основе нескольких вариантов, предложенных разного рода советниками, и были управляемы политиками.

Какие вообще исторические события были интересующего нас плана? – Революция во Франции; Великая Октябрьская социалисти­ческая революция – государственный переворот, совершенный большевиками (для нас не столь важны пусть даже самые распростра­ненные и везде принятые наименования, сколь важны конкретные характеристики, бьющие в самую точку); победа нацистов на выборах в тридцать третьем; Великая Отечественная война; «перестройка». (Она должна рассматриваться для нас как крупнейшая геополитическая ка­тастрофа, так и контрреволюция советской обуржуазившейся элиты против пролетариата).

Каков же общий знаменатель у первых пяти вариантов?

Великая французская буржуазная революция. Первое. Наличие достаточно разработанных конкретных методик, достаточно широкого тезауруса, который был дан массам. В первом случае – труды мсье энциклопедистов.

Второй случай: наша революция 1905-1917 гг.: «Катехизис револю­ционера» товарища Сергея Нечаева. Сколько бы они его критиковали, но установкам «Катехизиса» они следовали неукоснительно в своей практике. Далее – труды товарищей Ленина, Маркса, Бакунина, князя Кропоткина, Чернова, и многих-многих других: имя им легион, а с ними и товарища Сталина и знаменитые «Протоколы заседаний сионских мудрецов».

Третий случай. С немцами все просто и ясно: «Майн кампф» Адольфа Гитлера, он же Адольф Алоизович Шикльгрубер и «Мифы двадцатого века» Розенберга. Всё остальное, что там натрепала «Фелькишер беобахтер».

Четвертый случай. Война. Методы, использованные в войне таковы. Директивы Генштаба; верховного главнокомандования, знаменитый приказ номер двести двадцать семь и полевой устав РККА от сорок второго года.

Пятое. Перестройка. Самый последний, единственный, который мне повезло пережить. Что тут свое, особенное: «труды» диссидентов, Солженицын, этот литературный власовец, Сахаров и его мадам Боннэр, – это для широкого доступа. Для узкого круга: доктрина Даллеса, весь набор внешнеполитических доктрин от «сдержива­ния» до доктрины «освобождения», весь открытый и закрытый Бжезинский, Киссинджер, «мозговые центры» США, советологи­ческие организации.

Но одних слов мало. Чтобы что-то переделать, нужен еще меха­низм такого преобразования.

Случай первый: революция во Франции. Масонские ложи. Марсельский батальон, который пришел штурмовать дворец Тюильри. Якобинцы. Конвент. Комитет общественной безопасности. Комитет общественного спасения.

Наша революция. Партии. Очень широкие фронт партий: если по алфавиту, то от анархистов до эсэров. «Боевая организация» последней, другие террористические организации. (Это только в школе нам, дуракам, внушали, что террор не давал толку – одного царя сменял другой царь. На самом же деле в результате террора было убито семнадцать тысяч самых верноподданных его Импера­торскому величеству – попробуй поруководи вверенным участком державы, когда того и гляди прилетит пуля! Управление лихоради­ло, и постоянно сбивали с пути истинного). Была и еще одна очень умная вещь: Ленинская школа в Лонжюмо. (Идея, конечно же, не Ленина – он её украл у знаменитого философа Богданова-Малинов­ского, когда приехал на Капри к Горькому, где этот самый Богданов завел первую школу – у меньшевиков.) Вольное экономическое общество. Украинские националисты, австро-венгерская и немец­кая разведки.

Немцы. Национал-социалистская рабочая партия Германии. А внутри её штурмовики и эсэсовцы.

Война. Вооруженные Силы, партия, тыл, партизаны, – словом, вся советская система, на тот момент наиболее совершенная, пре­взошедшая весь Запад.

Наша «перестройка». Ее зарубежные партнеры. Диссиденты, как продолжение кураторов из КГБ. Институт мистера Крибла. ЦРУ США. КГБ СССР. И совместные механизмы, например: МИД СССР плюс госдепартамент, ЦРУ США плюс КГБ СССР.

Таковы механизмы. В общих чертах и первом приближении.

Итак, общий знаменатель таков. На первом месте – разработка методов, сценариев, планов. То есть – тезауруса. На втором месте – создание механизма.

Отсюда выводы и для нас – нам нужны наиболее передовые тех­нологии того же системного анализа. Надо их, по возможности, превзойти. Надо «родить» какую-то новую идею на его базе. Надо найти путь, как обмануть моего главного врага – самые мощные аналитические центры Запада.

Второе – это поиск механизма. Только подготовишки от политики могут полагать, что они что-то могут сделать через выборы. Это смешно. Поэтому может быть какая-то партийка, и она нужна, но её одной мало. Она может в принципе решить внутренние проблемы. Но нужно такое устройство организации-победительницы, которое позволило бы иметь продолжение вне географических рамок России. Это должно быть что-то типа еще одного вида Вооруженных Сил. Против страны идет война, а коль война – так по-военному: а-ля гер – ком а-ля гер. Значит пока назовем наш механизм «организацией», о чём можно сказать пока только в общих чертах. Она, может быть, будет состоять из партии и такого нового «генштаба».

Будем думать дальше, более конкретно. А на сегодня итоги тако­вы: наиболее совершенная информация плюс механизм – равняется победа».

Наумов закончил свои размышления далеко за полночь. Больше он к ним не возвращался. Всё, что было им надумано, он изложил Коврову назавтра же. Получил свой гонорар, подписали договор на целый год.

* * *

Наумов продолжил думать в заданном направлении: «К чему вообще можно свести нашу задачу? – Ввести в центр Москвы десять тысяч человек (точную цифру пусть прорабатывают военные). Захва­тить все здания. Насадить в эти же здания своих людей, которые к тому времени будут подготовлены для управления государством.

Навязать свою игру тем людям, кто будет недоволен этим фактом. Как внутри государства, так и вне государства. Убить всех, кто будет представлять малейшую опасность для курса нового правительства. Вот так мы это и будем прорабатывать...»

Еще за одну неделю Наумов разработал план государственного переворота в России. Сделать это он смог методом записной книжки: все наиболее удачные мысли он заносил в тетрадь, которую постоянно имел с собой. Потом он все эти отдельные записи суммировал и отредактировал.

«Слава Богу, – подумал Наумов, просматривая набранный на компьютере текст, – что я изучил теорию систем. Если бы я знал толь­ко историю, я бы понадергал лучшие фрагменты из разных заго­воров и переворотов, что уже были в прошлом. И это привело бы нас к краху. Провал одного элемента привел бы к провалу всей цепочки и аресту всей организации. А ведь мог быть и такой путь. Если бы я был только историком, всё что я мог посоветовать – это использовать такой путь. Я бы только говорил о том, кто и что будет делать. Но на сегодня я изучил методы систематики и могу отвечать на вопрос: как? – да, как надо делать то-то и то-то».

Результаты поиска удовлетворили его. «По сути дела, это – доктрина Даллеса, только наоборот», – прокомментировал он свою работу, вручая Коврову свои записи, получившие условное наи­менование «План качественных изменений №1».

С планом ознакомились только Ковров, Рязанцев и Наумов. Много времени спустя – еще некоторые люди. Многие работали на этот план с первого дня, не зная, что и для чего они в конечном итоге делают.

Рязанцев сделал только вид, что план ему не понравился, хотя на самом деле он был шокирован быстротой проработки вопроса и даже смутно подозревал, что либо у Наумова была какая-то за­готовка, либо он работал не один, а с коллективом, хотя была договоренность, что все вопросы в целом он будет прорабатывать только один, но может пользоваться услугами отдельных специалистов по узким вопросам.

– Тут множество недоработок и нестыковок, – высказывал не­довольство Рязанцев.

– Это первый план, он весь состоит из недостатков. Но в нем одно достоинство – ни у кого нет и близко того, что мы имеем. Это первый план, будут и другие. Потом, наконец, появится тот, с помощью которого всё и свершится. Пока имеем только такой и будем работать по нему. Этот план – качественно новый рывок в нужном направлении: нельзя же в самом деле сравнивать его с какими-то открытыми статейками мутного содержания и с одними голыми призывами, – защищал доклад Валерий Михайлович, – Ушли те времена, когда можно было взять и всё изменить одним махом в масштабе страны. Теперь настроения такого рода будут легко вычислены по социологическим опросам, причём даже не в лоб, а так – косвенно. Потому и нужен был план быстрых и незаметных действий. – Теперь он у нас есть.

...И всё же один вопрос был практически обойдён в плане, и к нему вернулись особо:

– Где взять денег, причём много – так, чтобы было достаточно для реализации нашего плана, но при этом чтобы ни один человек не прознал?

Наумов и тут за словом в карман не полез:

– Раз ограбление банка и что-то подобное невозможно, то оста­ются пути вне социальной среды. А это значит, что возможно таки­м способом будет добыча каких-то особых ценностей. В истории это уже часто бывало через поиск союзников по принципу: наши враги – ваши враги; обращение к серьезным людям за рубежом...

Ковров и Рязанцев только переглянулись.

* * *

Наумов: – Я повторяю то, что говорил еще на прошлом совеща­нии: по срокам давно пора и уже сейчас нужно ввести штат под структуру нашего Генерального Штаба и наполнять её людьми.

Рязанцев: – Вот вы этим и займитесь.

Наумов: – (Голос полный иронии.) Да? Я – независимый от вас консультант. Прошу об этом помнить. Я не нахожусь в контуре вашего управления. Может быть, именно сегодня меня перекупят за большую цену и у меня уже не останется времени на вас.

Завтра же попрошу поставить для меня отдельный столик возле окна – потому что когда я нахожусь за общим столом, чисто психо­логически меня воспринимают за члена команды, которым можно руководить.

Ковров: – Будет сделано.

Шатров: – У меня тоже масса претензий. По-моему мы раз и на­всегда договаривались, чтобы о каждом шаге мне докладывалось для внесения в него элемента прикрытия. Но о многом я узнаю уже после факта. Противник тоже может узнать об этом. Я так работать не могу. Мы все скоро «засыплемся». По нашему бюджету у нас до десяти процентов затрат должно уходить на конспирацию и акции прикрытия – в прошлом году было израсходовано три.

Рязанцев: – Не стоит драматизировать.

Ковров: – Мы можем действовать внутри себя на идеальном уров­не. А мы ставим сейчас себя под удар. Я согласен с Шатровым. Мы договаривались, что тот, кто не выполняет его требования – тот уйдет, чтобы не провалить все дело. Мы так договаривались и это правильно.

Рязанцев: – Вернемся к повестке заседания. Нам было нужно най­ти человека, который бы хорошо знал расположение охраняемых объектов. Наш человек сообщал в своей анкете, что он имеет выход на одного такого человека – естественно в Москве. Нужно послать ему письмо: сможет ли он приехать встретиться и уговорить этого человека, чтобы тот рассказал всё, что знает по интересующему вопросу.

Наумов: – Я против. Не этот самый родственник должен будет уго­варивать этого человека, а опытный профессионал из подготовлен­ных нами вербовщиков.

Ковров: – Это разумно. Так надо делать не только в этом случае, но так надо поступать и впредь. Тем более, что наши противники, по всей видимости, именно так и поступали при развале Советского Союза.

Рязанцев: – А может он сам по себе развалился, наш Союз?.. (Все переглянулись. Наумов негромко фыркнул).

Кремль не дремлет...

К концу составления записки сильные, но тяжелые мужские руки затекли от вроде бы легкой женской работы – стучать по клавишам. Заглядывая в черновик, лежащий перед ним, Статейный печатал:

«...Необходимо не просто перестроить работу информационно-ана­литического отдела. Надо еще и всё сделать так, чтобы она шла навстречу поступающей информации, определяя необходимую по нашей системе индикации.

Работу оперативной службы по внедрению в среду противников существующего строя необходимо еще более локализовать. Создать мощную ложную организацию, имитирующую самую сильную оппозицию.

Требуется определенное мужество, но надо признать прежнюю работу на этом направлении неудовлетворительной».

Звонок внутреннего телефона:

– Товарищ подполковник, ждем вас на мозговой штурм. Прошу поторопиться – его будет вести генерал Рогозин. Георгий Георгие­вич не любит, когда кто-то приходит позже его.

– Хорошо, иду.

Статейный впервые принимал участие в подобном мероприя­тии, да еще был из провинции, поэтому перед началом ему вручили маленькую инструкцию: «Мозговая атака (применяются также другие названия: «мозговой штурм», «брейнсторминг», «групповая» или «коллективная память») – это интеллектуальная технология, способствующая генерации идей, с помощью которых в дальней­шем можно решить ту или иную проблему. Применяется в случае необходимости полного, оперативного и неконфликтного учета и структурирования мнений включенных участников некоторого научного процесса. Метод мозговой атаки коренным образом от­личается от дискуссионного и предполагает отказ от всякой крити­ки идей. Члены группы, в которой проходит мозговая атака, перво­начально выдвигают идеи без определения их ценности, анализа на предмет реальности и нереальности и боязни быть неправильно понятыми. Отсутствие этих сдерживающих мотивов способствует тому, что одна идея стимулирует другую, а в результате получается целый набор идей. При организации и проведении мозговой атаки должны быть выполнены следующие задачи.

До начала мозговой атаки:

1. Определение групповой цели. Стимулирование группы к размышлению о том, что она хотела бы получить в результате мозговой атаки.

2. В случае если компетенция членов группы по обсуждаемой проблеме недостаточна, приглашение к участию экс­пертов со стороны, хорошо информированных по данной пробле­ме.

3. Ограничение числа участников обсуждения, имея в виду, что мозговая атака наиболее эффективна тогда, когда состав группы не превышает 10 человек. Если это число всё-таки больше, целесооб­разно проведение мозговой атаки в подгруппах, а затем суммирова­ние результатов их работы.

4. Изменение привычной для членов группы обстановки. Подбор такого времени и места, которые бы как можно больше отличались от ситуации обычных дискуссий.

5. Создание неформальной атмосферы.

Во время проведения мозго­вой атаки:

1. Размещение участников рядом друг с другом, лучше в круг или полукруг. Не должно быть ни «президиума», ни «галерки», что значительно снижает психологический барьер «подчиненный-начальник», здесь все равны. Тот факт, что участники команды сидят бок о бок, сам по себе стимулирует желание сообща заняться проблемой.

2. Раздача участникам вспомогательных материалов.

3. Поощрение генерации идей мозговой атаки, выдвижения возможно большего количества идей, подхода к обсуждаемой проблеме со всех сторон. Принятие к сведению даже «диких» идей, так как при появлении идей, находящихся вне сферы возможного, группа начинает в ответ генерировать другие варианты, которые реальны и о которых никто прежде не задумывался.

4. Обязательная фиксация на доске или листе бумаги всех произнесенных идей (это может делать специально выбранный протоколист), таким образом, чтобы всем было видно – визуальная фиксация идей создает у группы ощущение коллективного достижения, снижает тенденцию к повторению и стимулирует новые идеи.

5. Жестко определяется время обсуждения. Дефицит времени порождает стресс, стимулирующий мозговую деятельность. Оптимальное время – 30 минут.

После окончания мозговой атаки:

1. Уменьшение перечня идей (за счет синтеза сходных).

2. Выделение консенсунсных (самых приемлемых) идей. Наиболее простой способ здесь – определить такого рода идеи с по­мощью принципа «вето», когда членам группы задается вопрос: «Есть ли кто-то несогласный с тем, что данная идея считается важнейшей?» При любом количестве несогласных идея снимается с консенсусного рассмотрения.

3. Формирование рейтинга (иерархии) оставшихся идей хотя бы с помощью вопроса «Кто голосует за то, что данная идея является важнейшей?» При этом каждый член группы голосует неограниченное количество раз, после чего рядом с формулировкой каждой идеи проставляется число поданных в её поддержку голосов.

4. Детализация самых лучших идей, обсуждение путей их улучше­ния. Можно предложить членам группы начинать такое обсуждение со слов: «Данная идея станет лучше, если её усилить еще тем-то и тем-то.»

Расшифрованная запись «мозгового штурма» специалистов Отдела удержания управления Службы Безопасности Президента РФ

Ведущий: – Надеюсь, нет нужды для всех присутствующих напоми­нать правила о порядке ведения «мозговых штурмов». Засим приступим.

Угрозы по свержению существующего конституционного строя и президентского курса могут в настоящее время исходить от самых различных структур и лиц экстремистской направленности, которые могут находиться как внутри России, так и во внешней среде. Прошу присутствующих высказаться в этом ключе.

Первый: – Помощь противникам существующего конституцион­ного строя и президентского курса может быть осуществлена со сто­роны правительств Северной Кореи, Вьетнама...

Второй: – Вплоть до Кубы.

Первый: – Стоит понимать, что достаточно ограбить банк, и тогда уже могут появиться деньги на переворот.

Третий: – Да, как экспроприация в годы перед революцией.

Ведущий: – А сколько денег вообще надо на разные сценарии? Сколько вообще нужно денег на самый дешевый из них?

Первый: – Самая низкая сумма нам неизвестна. Известно лишь, что военным, расквартированным вокруг Москвы, вообще никаких денег не нужно...

Четвертый: – Кстати насчет военных. Был заговор генштабистов. Был еще вариант, но он тоже не прошел. Бунт войск из Германии, переброшенных в снега.

Ведущий: – Будет лучше, если мы сосредоточимся на своей задаче. Наша задача – создать надежную систему противодействия, а не копаться в прошлом.

Третий: – Чтобы система надежно работала, нужно, чтобы она была стопроцентной. Как в пэ-вэ-о. В Хиросиме расслабились на минуту, а грохоту-то потом было...

Нужно постараться дать лазейку – показать всем желающим: ход в Кремль так или иначе, но возможен. А потом выловить всех, кто этим ходом пойдет.

Ведущий: – Ладно. Запомним это. Заговор военных. Еще?

Четвертый: – Некто типа Жириновского.

Ведущий: – Слышал бы вас сейчас сам Владимир Вольфович. (Об­щий смех).

Первый: – Может быть еще кто-нибудь типа Лимонова.

Ведущий: – Или Баркашова. Еще? Смелее, смелее, не надо их бо­яться – никто не сдаст: здесь все свои. (Общий смех.)

Второй: – Может быть мафия?

Третий: – Серьезная мафия вся сама себя перестреляла.

Первый: – Кто-то в договоренностях с Америкой.

Второй: – Возможный вариант: с демократической партией сэ-шэ-а, которая сейчас в оппозиции.

Шестой: – Или с республиканцами. Потом.

Пятый: – Не понятно, как это можно будет осуществить на практи­ке.

Ведущий (со вздохом): – Американцы имеют свои – помимо нас – агентурные позиции во всех без исключения фашистских, экстре­мистских и антиглобалистских организациях. Если наш Президент чем-то сильно не угодит американцам, то они могут устранить его через мятеж этих организаций. Мы ничего и не узнаем.

Пятый: – Могут быть чеченцы. Не менее десяти банд обладают потенциалом для этого.

Первый: – Саддам Хусейн может помочь кому-то взамен на проти­востояние с Америкой и отвлечение на себя основного внимания.

Пятый: – Ка-гэ-бэ – советско-коммунистическое крыло.

Ведущий: – Хорошо. еще?

Пятый: – Отвергаемые союзники: Приднестровье, Абхазия. Кто может быть еще?

Ведущий: – Белоруссия.

Седьмой: – Лукашенко на это не пойдет.

Ведущий: – Лукашенко не пойдет, но и он не вечен. Белоруссия – статья особая.

Третий: – Русские общины, брошенные в бывших союзных респуб­ликах. Местная госбезопасность полагает, что вся деятельность русских обшин может быть направлена только против местных политиканов. Опасность для нас они пропустят.

Ведущий: – Значит, надо усилить контакты с местной госбезопасно­стью.

Третий: – Начало может быть, как непрямая атака на нас: переворот в одной из республик Прибалтики, лучше всего в Литве.

Первый: – Может быть – лучше в Латвии?

Третий: – Как занять деньги за рубежом? Может быть, заговорщики создадут ситуацию, чтобы эти деньги дали. Где они создадут ситуацию? У нас или за границей?

Первый: – Можно даже в третьей стране?

Ведущий: – Анклав. Калининградская область. Германия может дать деньги в обмен на неё.

Первый: – Тогда и Япония. В обмен на Курильские острова.

Ведущий: – Все или только четыре?

Третий: – А это уже зависит от того, как мы с вами сторгуемся: могу продать и четыре острова, могу и все. (Общий смех).

Ведущий: – Губернаторы способны на многое. Если Президент еще немного их «прижмет», то никакое фэ-эс-бэ не спасет. Основной мотив, что мы рассматриваем: захват власти с целью изменения курса. Что может быть еще мотивами, вплоть до личных?

Третий: – Не знаю ничего про личные, но вот в девяносто третьем был реализован интересный сценарий... Тогда события шли по на­растающей. Руцкой тогда...

Ведущий: – Интересный вариант: реванш Руцкого.

Первый: – Не стоял ли кто-нибудь за ним еще, и чьи амбиции, таким образом, не были реализованы?

Шестой: – Не проявляет ли кто-нибудь из историков повышен­ного внимания к различным переворотам или попыткам?

Третий: – Под видом, скажем, написания монографии? Или дис­сертации.

Ведущий. – Надо самим досконально проработать этот вопрос. И дать задание отследить повышенный интерес к архивам. Я напишу записку – пусть поработают спецслужбы. Пожалуйста, еще предложения...

Первый: – Переворот – это многоходовая операция. Тогда каков будет первый шаг? Как его нам идентифицировать?

Первый: – Вариант: эм-вэ-дэ против ка-гэ-бэ.

Шестой: – Или же: гэ-рэ-у против ка-гэ-бэ.

Четвертый: – Если не пускать на-то в страны восточной Европы, то тогда угроза исходит от объединенной разведки на-то.

Третий: – Кто-то может выйти из тюрьмы или бежать из неё. По­том возглавить заговор.

Четвертый: – Вариант: «Александр Дубчек»?..

Ведущий: – Хорошо сказано, но поясните свою мысль.

Четвертый: – Сценарий с Александром Дубчеком, как я понимаю, будет подразумевать смерть того политического деятеля, который будет единственным препятствием для развала страны.

Кто-то: – Гэ-ка-чэ-пэ?

Четвертый: – Не совсем. В Чехословакии к тому времени было три типа элиты: собственно чехословацкая, стоящая на принципах фе­дерализации страны, чешская и словацкая – эти были за раскол. Убили Дубчека и устранили главное препятствие на пути к разделу страны.

Ведущий: – А когда это случилось?

Четвертый: – Первого сентября одна тысяча девятьсот девяносто второго года Дубчек попал в катастрофу. А когда умер, не помню.

Ведущий: – Проработаем, если у нас есть еще силы для этого вари­анта: с устранением Президента всвязи с развалом России. У кого какие соображения?

Кто-то: – Исторические аналоги можно?

Ведущий: – Давайте. Давайте всё.

Четвертый: – Году, наверное, в девяностом, когда Ельцин был кандидатом в Президенты, он ездил по России и вначале озвучил предложение о разделении России на семь-восемь самостоятельных регионов. Предложение не получило отклика, и его сняли. Если его реанимировать, то мы можем в конце получить именно тот вариант «Дубчек».

Второй: – То есть, мы можем иметь развал России в таком виде: разделение на семь-восемь регионов. Усиление этих новых центров двумя путями: снизу отобрать полномочия самостоятельных шагов у губернаторов, сверху отобрать полномочия у Москвы. Далее – все финансовые, силовые, экономические, внешнеполитические рыча­ги переводятся в эти центры. В эти центры смещаются управленчес­кие функции по энергетике, транспорту (железные дороги в первую очередь), связи, силовые (ракетно-ядерные силы в первую очередь), а потом и дележ общего золотого запаса.

Четвертый: – Дальше действительно напрашивается историческая аналогия: совнархозы Хрущева.

Второй: – Далее – поиск точки неустойчивости, слабое воздействие через неё на всю систему – например, конфликты между регионами из-за ресурсов – удар, и система посыпалась. Как это уже было с Советским Союзом.

Четвертый: – Или с Чехословакией – убийство Президента... Для нас это главное. Об остальных угрозах пусть думает фэ-эс-бэ.

Ведущий: – Все-таки какая сумма может быть минимальной для переворота? Это у меня своего рода Idee fixe.

Ладно: – На этом предлагаю прекратить обсуждение. Иначе мы договоримся до варианта: «Восстание разъяренных проституток в центре Москвы».

Третий: – Так и запишем: «вариант «Бабий бунт»? (Общий смех).

Ведущий: – О’ кей. На сегодня все свободны.

Дня через три после этого Статейный попросил у генерала рас­ширить свою группу, придав ему хотя бы на месяц людей из других отделов. Грачев на это только вздохнул. «Людей нет, финансов нет», – к таким ответам Статейный привык и во время работы в Краснояр­ске. Генерал же его сразил наповал: «Не дам, и у тебя половину скоро заберу. Иногда так зашиваюсь, что у меня мой адъютант вместо меня разбирает бумаги с мест. Можешь себе это представить? Но это так и есть. Только никому не говори». Генерал встал, коротко как-то вздохнул и сказал Статейному еще одно такое, что офицер запомнил надолго: «Собственно говоря, от кого исходит главная опасность? Не может же она в самом деле исходить от этих полубезумных стариков, что выходят на Первое мая с красными флагами? Молодые «лимоновцы»? Да они все у нас «под колпаком». А стоит только вылезти хоть одному, кого мы не опекаем, как тут же мы его объявим евреем, сделаем подтверждающие документы, напечатаем в газетах – от него все отвернутся... Или агентом ка-гэ-бэ. Настоящая опасность исходит для нашего Президента от игроков одного с ним масштаба – все эти березовские, чубайсы, – генерал даже руками в воздухе помотал, – примаковы, даже вчерашние горбачевы, – вот основной объект внимания. А на коммунистов, на «патриотов» – плюнь, они глупые, они ни на что не способны. У них никогда ничего не получится. Будут деньги – не будет мозгов. У того, у кого есть мозги – не будет денег. У того, у кого есть и мозги, и деньги – нет храбрости. Всегда найдется что-то такое, чего не будет хватать. Россия исчерпала лимит на революции. О! Хорошая фраза – надо будет её передать для опубликования. Одна такая фраза, и миллион дурачков-экстремистов признает её, поверит этому блефу, и это перепутает все их фантазии. Они только и могут делать, что пользоваться чужими мыслями. Твоя забота – именно в каждодневном сочинении таких морально разоруживающих идеек, от которых у них будут опускаться руки. Ты еще много не знаешь... Ладно – иди.»

Жаль, что многие возможности работы, которые открылись пос­ле «мозгового штурма», пришлось приостановить. Но генерал был прав. Талант обходиться небольшими средствами особенно ценился в работе центрального аппарата. Людей постоянно выгоняли за несогласие с нынешним курсом и открытые высказывания, кого-то рекрутировали нынешние полугосударственные-получастные сис­темы, многие ждали пенсию, гибли в Чечне. А денег не было на многое...

Пришлось переписать весь план работы, и то, что хотели сде­лать одновременно и срочно, пришлось упорядочить по мере воз­можности. Так незаметно и получилось, что вычислять историков, проявлявших повышенный интерес к технике государственных­ переворотов и копавшихся в архивах, стали чуть ли не лет через пять после этой беседы.

...Система «демократов» пожирала самоё себя и стала очень и очень уязвима...

«...Наука дивная таится...»

– В известном нам докладе Вы советовали открыть свою школу. Мы решили прислушаться к вашему совету, собрались вот с силами и открываем её. Название – Славянская Патриотическая Академия! Будешь у нас читать лекции?

Наумов согласился и, начиная с сентября-месяца, оставался на четверг еще вести занятия в Академии.

Первая его лекция была такая:

– Скажу откровенно, что лектор из меня неважный. Опыта пока нет. Я больше привык выступать на небольших семинарах, чем в столь представительных аудиториях по пятьдесят человек.

Своей сегодняшней задачей я считаю внести необратимые изме­нения в вашем сознании. Речь идет прежде всего о повышении ва­шей информационной культуры. Моя, а теперь и ваша, наука хотя и называется «Аналитика», но лучше было бы её называть «Интеллек­туальные технологии». Для тех, кто будет учиться на эксперта-консультанта, наша наука должна стать основной. Но нужна она в принципе всем, в том числе и будущим руководителям самого высокого ранга – вдруг вам придет в голову хорошая идея, но вы не будете знать, можно ли такое осуществить. И тогда ваша идея безвозвратно погибнет, потому что вам будет казаться, что это не­возможно – слишком уж это похоже на чудо, а между тем исполнение этой идеи вполне нам по силам. Мы здесь и будем заниматься чудесами или хотя бы узнавать, как это уже получалось у других. Разве развал эс-сэ-сэ-эр не чудо? – Чудо! А рассчитали и сделали его мои коллеги. Сам замысел на такой разгром нашей страны мог быть задуман людьми, знающими системный порядок мироустройства. Некоторые говорят, что политика – это искусство невозможного, вот такими невозможными, на первый взгляд, вещами мы и будем здесь заниматься. (Кардинал Ришелье, да-да, тот самый из «Трёх мушкетеров» Александра Дюма-отца, как-то сказал, обращаясь к королю Людовику Тринадцатому: «Сир, если это возможно, это уже сделано. Если невозможно, то будет сделано».) Мы в какой-то степени тоже руководствуемся этими словами.

Засим, как говорится, приступим к делу.

Дедукция, применением которой так прославился мистер Шер­лок Холмс – опять книжный герой! – устарела, и мы с вами будем работать на базе анализа систем. До того, как начать её применять в полном объеме, мы пройдем небольшой курс, сущность которого заключается в том, чтобы от простого здравого смысла, от обычной науки дойти до вершин современной экономической и политичес­кой мысли.

Естественно, что теория систем, равно как и всякая наука, не является универсальным правилом. Иногда, когда речь идет о ве­щах довольно простых, вполне достаточно либо элементарного житейского опыта, или же применяются соответствующие науки. Но как только выходят за рамки этого и появляются определенные слож­ности, так сразу же применение системных технологий является необходимым.

Наумов продолжал выступать далее, все более увлекаясь, он говорил с патетикой:

– Пропагандисты заняты идеями, которыми они дурят головы народа (а самые тупые из них и свои головы), исследователи, жур­налисты, политологи занимаются фактами. Разведчики, кстати ска­зать, тоже занимаются преимущественно фактами, только теми, ко­торые хотят скрыть, или же замыслами одних государств и международных структур против их Родины или союзников. Мы же – политические технологи – занимаемся преимущественно метода­ми. Надеюсь, все понимают, и нет мне здесь нужды доказывать, что по степени интеллектуальной ценности внизу мы расположим идеи, потом пойдут факты, методы будут занимать свое место на самом верху. Ваши конкретные результаты будут на самом-самом верху. Недостижимом для других.

Вся человеческая история состоит из фактов двух родов: тех, что можно отнести к замыслу человека, и тех, что произошли «сами по себе» вне определенных планов, случайно, импульсивно. И надо сказать, что событий первого рода становится всё больше и боль­ше. Они замышляются в специально созданных институтах, где работают наши коллеги, которые работают с уже переработанной информацией, полученной от разведки, эти ученые работают по заданиям политиков. Это именно они выдвигают различные вари­анты событий, а уж дело политика из готовых альтернатив выбрать лучшую. Именно так и получается, что теперь история всё реже и реже происходит «сама-по-себе», а всё больше и больше она именно наз-на-ча-ет-ся! Если вы не знаете о таких вещах, то вам будет казаться, что событие произошло само по себе.

Мы же стремимся к получению всей информации во всей её пол­ноте. Впервые я столкнулся с этим сам вот при каких обстоятель­ствах. Сразу же по окончании «перестройки» задумал я написать одну книгу. Самая банальная для Запада, но у нас она должна была стать первой. Название ее: «Ху из ху», что в переводе с английского...

– «Кто есть кто», – чуть ли не хором подсказала аудитория.

– Да. Ограничился я по сути хронологическими рамками одной «перестройки», описал не только чины и звания, но и всю деятель­ность персоналий. Книгу, правда, издали, но очень дурно...

Но вот проблема, с которой я столкнулся. Я в начале работы думал, что через эту книгу я смогу достичь несколько больше, чем заявленная цель – я думал, что смогу изложить всю историю «перестройки» в полном объеме, будет видно, кто и что делал, и станет видна вся картина. И вот я после выхода книги вижу, что сверхцель не достигнута. Да, информация ценная, сведения о людях приведены исчерпывающе, насколько возможно объективно. И тогда, как-то сразу одновременно я увидел, что для того, чтобы описать всё во всей полноте, нужно будет кроме деятельности людей полностью описать все структуры (!), которые работали на общегосударственном уровне и те факты, те события, те процессы, что были в тот или иной промежуток времени. Тогда полное описание будет включать в себя (дальше запишите обязательно) поведение людей, деятельность структур и процессы. И вот, когда у вас всё это есть – тогда на руках у вас будет полная информация. Если чего-то не хватает, – то значит информация не полная. Может ли быть что-то сверх этого? – В принципе могут подать информацию и так, что будет что-то допол­нительное, но это будет уже информационный шум. Вот так моя первая книга оказалась неполноценной. Теперь, когда я пишу что-то, я стараюсь отобразить всё в полноте, это не всегда, правда, получается, но я, по крайней мере, к этому стремлюсь.

Каждый факт есть сам по себе законченный элемент жизни. Для нас (дальше запишите обязательно) абсолютно каждый исследуемый факт – это точно определенное и взаимоувязанное соотношение деятельности лица или целой организации, сущности поступка, метода, места, времени, мотивации. И отвечая на вопрос «сколько?», мы понимаем здесь либо проверку всего предыдущего через математический аппарат, либо указание, сколько всё это мероп­риятие стоило...

– В долларах? – крикнул кто-то, чтобы показать свое тонкое понимание юмора.

Юмор оценили:

– В центах.

Наши оценки математического аппарата очень точны. Точнее, чем в самой математике. У нас, например, одна десятая метра, дециметр, десять сантиметров, сто миллиметров – всё это есть разные ве­личины, хотя для обычных людей это одно и тоже.

Да, еще такого рода анализ проводится с учетом тех фактов, что были ранее в центре внимания, также как и тех результатов, что были получены. Если хотя бы одно звено из этого выпадает и одно не соответствует другому, то мы полностью отрицаем представлен­ную, или правильнее сказать навязываемую, нам версию и начинаем отыскивать истину. Стоит понимать, что объяснить происходящее событие будет невозможно, если вы ничего не знаете о тех методах, которые были применены в ходе его разработки и применения.

Но это то, что будет касаться чужих успехов или неудач. Что же касается ваших конкретных результатов, то, проучившись у нас, вы сможете научиться всему, чему угодно. Например. Как не шокиру­юще это прозвучит, но для вас не будет препятствия обдумать и организовать убийство человека – причем так, что вас не найдет ни наша милиция, ни весь Интерпол с его громадным информацион­но-справочным аппаратом. Вы научитесь заниматься бизнесом так, как это не умеет никто, извлекая прибыль отовсюду, и там, где сам Рокфеллер пройдет мимо, вы поимеете свой гешефт.

Мой вам совет. Чтобы воспринять всё, что я вам скажу, вам луч­ше всего на время забыть всё то, что у вас есть в голове – настолько мы начинаем дело принципиально новое, что для усвоения лучше всего забыть всё, и начинать воспринимать с «чистого листа». Тог­да вы не будете путаться с какими-то прежними неверными пред­ставлениями. Поэтому забудьте на наших лекциях всё, что вы знали до сих пор. Не обижайтесь, но я внимательно прочел ваши ответы в анкетах на вопрос «Что вы читали?» и не нашел там глубоких, системных знаний в целом. Там есть только некоторые отрывки, тяга к истине, но пока говорить о благоприятной картине рано.

Как таковой, единой универсальной методики для наших расче­тов у нас на сегодня нет в настоящее время, и вряд ли она будет. Универсальной для нас может быть только теория систем.

Современный нам системный анализ является обычной при­кладной наукой, он нацелен на выяснение реальных причин сложности в возникшей проблеме и на выработку вариантов её устранения. В самой своей продвинутой форме анализ будет включать непосредственное улучшение ситуации, признанной проблемной, или создание такой системной, необратимой проблемы для других. Появление проблемы у вас есть первый признак того, что вы недостаточно системны. Появление проблемы у вашего врага – признак его недостаточной системности. А когда эту проблему создали вы – это ваша наивысшая системность. И так далее...

Собственно говоря, по окончании курса вы должны будете в состоянии решить самые сложные, да еще и в придачу слабо форма­лизованные задачи. Скажем, «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».

– А как такое делается?

– Да очень просто, мой юный друг! «Пойди туда» – значит, речь идет в принципе о каком-то месте, предположительно в рамках Зем­ли. «Пойди туда, не знаю куда» – значит, можно смело вычленить те места на земле, о которых человек, задающий задачу, знает: а) что они существуют, либо б) не знает, есть они или нет. «Пойди туда, не знаю куда, найди то» – значит, там что-то есть, или может быть, еще отграничиваем – наше искомое место становится всё меньше и оно должно обладать какими-то свойствами. Какими? Человек, задаю­щий задачу, не знает, что это такое. Берём личность человека: ска­жем, эскимос не знает, что такое банан – но об этом хорошо знает какой-нибудь негр. Негр, в свою очередь, не знает, что такое морж на льдине. И так далее... В принципе задача всегда может быть раз­решена. Если она как-то специально запутанно сформулирована, её надо переформулировать на системный язык, и вы её решите.

Всякая наука начинается с того, что люди договариваются о той терминологии, что будет в ней применяться. Мы сильно – даже очень сильно – отличаемся в точности определений и языка, которым будем пользоваться. Запишите пример. Все говорят так: «Профес­сор Н поехал за границу читать лекции». Наш перевод: «Профессор Н покинул нашу систему и в соседних системах знакомит большое число элементов с известной ему методической информацией». Еще пример правильного перевода – это когда политик говорит: «Я думаю то-то и то-то...», на самом деле это переводится: «Мне выгодно, чтобы вы думали так-то».

Еще одно сильное отличие у системных технологов от осталь­ных ученых. Это – та самая погоня за полной информацией, о кото­рой мы давеча говорили. И тут, надо сказать, не всё так хорошо, как хотелось бы. Есть один тут «негативчик»: когда эта информация во всей полноте излагается на бумаге, то очень часто одни и те же сведения могут подаваться по нескольку раз. Они могут подаваться раза три-четыре, в зависимости от того контекста, в котором вы пишете. Каждый раз та или иная составляющая рассматривается под другим углом. Поэтому учтите, что системно составленный документ – это документ прежде всего повторяющийся. А систем­ным подходом будет результирующая всех других, правильных подхо­дов.

Надо сказать, что мы будем проводить множество практических семинаров. На семинарах мы будем искать разрешение тех или иных больших и малых проблем, составлять свои планы по их успешному разрешению. И тут большое значение будет иметь не работа одного человека, а коллективная – всех участников. Надо сказать, что один человек, даже очень подготовленный, ограничен в умственных операциях. Интеллектуальная операция, называемая «мозговой штурм», для группы экспертов стирает эту ограниченность. Наложение информационных полей участников, субпараллельность знаний по­зволяет значительно увеличивать умственные возможности и при­водить к очень качественным результатам. Результат «мозгового штурма» называется «момент истины».

– Это как в книге про разведчиков?

– Если вы имеете в виду хорошую книгу Владимира Богомолова «В августе сорок четвер­того, или Момент истины», то она про советских контрразведчи­ков. Да, собственно говоря, момент истины – это когда в целое укладывается последний, неизвестный ранее элемент информации. Именно к этому и должны мы стремиться. Но, надо сказать, что все эти методы не всесильны, и командные правила игры тоже имеют свои «минусы». Например. В команде властвует единый принцип – без этого её не бывает, а кто сказал, что этот принцип хорош во всём? «Белая ворона» из неё отторгается, система склонна к экс­пансии по вертикали и горизонтали, карьера элемента складывается только путем просчета правил игры. Человек – неординарная лич­ность, может и не выжить в таких условиях, а потерять хорошего специалиста нежелательно.

Слушатели заметно устали, и Наумов сделал попытку вернуть их интерес к лекции.

– Применять наши методы стоит не только на работе, но и всегда, когда в этом есть хоть какая-то необходимость. Расскажу вам один случай из своей жизни. Было это до моего знакомства с нашими удивительными технологиями. Но история показательная. В добрые времена, при «плохой» Советской власти однажды я был в командировке в Ереване. Из-за отсутствия номеров в гостинице жил на квартире. На второй день вечером сидим, смотрим телевизор. Идет спектакль на местном языке. Я гляжу вполглаза, одновременно чи­тая газету. Шелестнул страницей, чем привлек внимание хозяина. Он обратился ко мне: «Слушай парень, ты не подумай, что у нас здесь какая-то деревня. У нас три программы: одна – на армянском и две – на русском, но нам хочется посмотреть именно этот спектакль. Очень интересно!» Я отвечаю: «Ну, раз интересно – так и смотрите. Я тоже между делом смотрю и мне всё понятно: сейчас этот маленький толстенький объясняет этому высокому худому, кто мог совершить убийство. Так вот, убийство – по моему мнению – совершил тот, у которого самое «железное» алиби». Все бросили «пялиться» в ящик и уставились на меня. Через какое-то время глава дома вымолвил: «Ты смотри-ка! До чего же понятный армянский язык. Человек второй день в Армении... И все понимает!!!» По глазам остальных мне было ясно, что они тоже очень высокого мнения о своем языке. Никому и в голову не пришло, что за два дня ни одному человеку на достаточно хорошем уровне не выучить не то что армянский язык, а даже украинский диалект, но стоит только человеку с аналитическим складом ума (на довольно примитивном уровне, надо сказать!) услышать: «Пуаро» и увидеть перед этим фильм или прочитать книжку Агаты Кристи, где всё построено на принципе «подозреваются все», то становится ясно: преступление совершил тот, кто менее всех подозреваем. И объяснения Пуаро полковнику Гастингсу – это милая уловка «Королевы Детектива». Стоит только великому сыщику объяснить своему товарищу истинное положение дел, как тот начинает сразу начинает причитать: «Ну, это же так просто!» Такое явление я называю «синдром доктора Ватсона». Конечно же, мистер Шерлок Холмс никогда не обманывал своего верного друга и летописца. Но в нашей жизни мы встречаем мало Холмсов... Вы будете по окончании курса моих лекций одним из них.

Итак, вступительная лекция или, вернее, реклама нашей науки закончена, и теперь несколько слов о том, какие основные темы, с которыми мы должны ознакомиться...

Теория систем в традиционной философии, например, отно­сится к сфере диалектики. Значит, мы будем изучать диалектику. Но это будет не такая скучная, как у философов, а мы изучим только самые интересные её формы. Описание социальной системы. На­учные категории информации в социуме. Структуры. Иерархия. Процессы и связи в социуме. Внедрение в чужие системы (это меня попросили почитать особо). Независимая предпринимательская структура. Управление. Теория принятия решений. Не знаю, будет ли у нас время на лекцию «Разгром эс-сэ-сэ-эр с точки зрения тео­рии систем»... еще у нас будет столько же семинаров, сколько лек­ций.

Наговорили мы сегодня очень много. Времени на вопросы оста­лось мало... О! – он глянул на часы, – вообще не осталось. И это хорошо. Сегодня я дал вам предостаточно «информации к размыш­лению» или, как говорил Кашпировский, «поток сознания». Обду­майте всё, и тогда сможете в начале следующей лекции задать мне вопросы. Это будет для нас с вами так называемая обратная связь. На основании ваших вопросов я смогу уяснить для себя, что вы поняли, что – нет, и подкорректировать свою следующую лекцию. Думайте над всем, что вы сегодня услышали, а уж потом задавайте вопросы.

* * *

Через неделю из вопросов стало ясно, что учащиеся разобра­лись с темой великолепно. По крайней мере, у самого Наумова в свое время первые вопросы были на порядок наивнее. Впрочем, и учиться Наумов начинал у менее подготовленного преподавателя.

Вопрос. Вы нам назвали несколько методик. Хотелось бы знать, есть ли какое-то одно универсальное правило.

Ответ. Самая простая формула: узнай (если надо, переспроси); потом – подумай; и последнее: если это в сфере исследований, то значит, говори, если в сфере технологий – делай. У нас же, как правило, информационная культура нулевая. Сначала говорят, потом узнают, а что касается подумать, то не думают никогда ни до, ни после, ни даже вместо. Думать некогда...

Вопрос. Почему большинство людей не может мыслить систем­но?

Ответ. Прежде всего потому, что тем политикам, которые управ­ляют страной, очень выгодно иметь глупые народные массы. Если каждый начнет мыслить системно, то не будет пирамид эм-эм-эм, будет стопроцентная раскрываемость преступлений, пропаганда ничего не сможет сделать во время выборов, и народ – не дай Бог такое пережить, конечно – изберет себе достойных руководителей, ложь фальсификаторов истории не будет иметь силы, и их книги перестанут покупать, – в общем ничего хорошего... Для наших подлых правителей, разумеется.

Вопрос. А вот Вы говорили насчет убийства. Здесь как?

Ответ. Тут надо применять правило номер один: «Надо убить – убей». Что касается конкретики, то будем еще разбирать. Будем продумывать сами – для развития мозгов, конечно же, а не для совершения преступлений... Здесь, как и во многих и многих делах, до сих пор нет законченных процедур, многое лежит в сфере и науки, и искусства...

Вопрос. Как России выйти из нынешнего негативного положе­ния?

Ответ. Этим будем заниматься на последнем семинаре. У кого какие будут к тому времени предложения – всё будем рассматривать. Если вопросов больше нет, то мы приступаем к следующей лекции...

Сегодня мы займемся тем, что одному и тому же явлению мы будем давать разные трактовки. Вообще-то это еще не есть сама тео­рия систем. Это что-то такое среднее между ним и элементарным здравым смыслом.

Как правило, какому-то событию дается одна трактовка. Как правило, через СМИ. Все каналы, при всей их независимости (в кавычках, конечно) и конкуренции, дают одну и ту же картинку и комментарий к ней: так-то и так-то, и то-то и то-то. На самом деле это звучит так: посмотрите на это с моей точки зрения. Если очу­титься на этом месте самому и не смотреть на это глазами журналис­та, а зайти с другой стороны, то можно увидеть иное. И это иное может оказаться скрываемым. И оно может оказаться истинным. Например. Для нас очень важным является определение подлинной сущности человека. Смотришь на него с той стороны, с какой он себя подает, и что ты видишь? – этот человек настоящий оппозицио­нер. На митингах выступает, ругает правительство, пишет статейки и книжечки, организует демонстрации, участвует во всех выборах. И во всём проигрывает. И ничего у него не получается, за что ни возьмется. Но что-то у него и выходит, с чего-то он живет, как-то кормится. И когда задаешься такими понятиями, то тут же сразу выясняется, что на самом деле это приватизатор крупнейшего ма­газина в центре города. И вот только потому, что это у него полу­чилось, мы и делаем выводы, что он только имитирует свою оппо­зиционность, а на самом-то деле он – вот кто! А игра в оппозицию – есть не что иное, как операция прикрытия (как говорят в разведке).

Так, еще для нас главный вопрос – это точное и правильное определение сущности происходящего...

* * *

Первоначальный расчет был успеть пройти программу за два месяца, однако не успели уложиться – много ушло времени на ин­дивидуальную и самостоятельную подготовку, подтягивание отста­ющих до нужного уровня знаний. Учились-то хорошо, но вот очень много времени уходило на то, чтобы перепропагандировать людей из мира идеологем в сферу настоящей современной политической науки. Мозги даже молодых людей были засорены разного рода глупостями и примитивизмом. Но всё было вполне поправимо.

Специалист по широкому кругу вопросов

Ковров был предельно собран и деловит. К концу рабочего дня это проявлялось особенно заметно. Наумову было это знакомо: сам относил себя к «совам», полдня уходило на то, чтобы разогреть свои интеллектуальные возможности, зато потом было трудно ос­тановится.

– Так, ну вроде бы всё ясно и с этим вопросом. Начнем действо­вать – авось заработает...

Наумову было неприятно слышать этот пассаж об одном его предложении, но он смолчал. Это было в черте его характера. Он обо многом помалкивал, но обо всем думал. Иногда он как бы про­говаривал внутри себя те диалоги, которые могли бы прозвучать с кем-то из его собеседников. Самое откровенное и обидное для них он высказывал «про себя». Тонкий специалист по многим вещам он применял такие методы, зная, что даже в бытовых сценах бывает такое, что можно смело отнести к самым высоким аналитическим материям. Даже в мелочи он тренировал свой ум, оттачивая его до совершенства. Заметил он это за собой во время службы в армии.

Командиры так давили на него и занимали столько много места в его сознании, что он заранее просчитывал их отношение к нему, их слова и поступки, а к концу службы довел это до совершенства. Вот и сейчас он произносил внутри себя диалог. Наумов должен поправить: «Не авось сработает, а начнем действовать – и всё у нас получится». Ковров на это обязательно ответит следующими словами: «Да, если начнем действовать по Вашим разработкам, то только тогда и...» До конца представить не дали – в реальности Наумов услышал другие слова обращенные к нему:

– У моей подруги сегодня день рождения, она приглашает нас обоих. Вас хотела бы познакомить со своей дальней родственницей, у той, знаете ли, нету мужа... Вы, как я сказал, человек, не обременен­ный семьей.

Это так не вязалось с тем, о чем сейчас думал Наумов, что от неожиданности он покраснел. Ковров понял это по-своему и тихо заметил:

– Никто вас не собирается укладывать с ней в постель. Вы ездите к нам раз в неделю. Нужно же и о себе подумать... Если у Вас в Москве есть кто-то постоянный то, будем считать, что приглашение не состоялось.

– И как зовут ваше протеже?

– Для женщины у нее редкое имя – Александра.

Пошли. По дороге купили цветов. Потом шампанское. Пришли чуть ли не раньше всех. Той, что предназначалась для Наумова, не было. Не пришла она и к тому моменту, когда нужно было садиться за стол. «Слава Богу, может её и не будет – мало там кто. Может, какая-то уродина? Ковров, как я понял, тоже её ни разу не видел».

Выпили раз, потом еще... В дверь позвонили именно тогда, когда поднимали третий тост: «За любовь!» Ковров покраснел...

– А во-от и Саша пришла. Она после работы, поэтому опоздала. – Хозяйка была рада. Получила подарок, поцеловались. Наумов видел, как гостья сама разделась, сунула куда-то подальше от людских глаз стоптанные сапоги. Вошла на свет в комнату...

Ковров ткнул по-свойски под локоть:

– Ну, как?

– Ничего.

– То-то же.

Гостья была высокая, с гибкой талией, но фигура была несколько тяжеловата. Лет тридцати, видно было, что и жизнь её поломала, и проблем хватало. Одета скромно.

Все выпили, закусили, курящие вышли перекурить, за столом осталось немного народу. В том числе Ковров, Наумов и Алексан­дра. Ковров познакомил их. Когда курящие вернулись, все пошли танцевать...

Наумов пошел провожать Сашу. Идти было далеко. Успели наговориться.

– Вы кем работаете-то, я так и не поняла?

– Я специалист по консультированию.

– А как называется?

– Консультант по организационным вопросам.

– А-а-а. Это что ж такое-то?

«Совсем как девчонка. Такое «чудо» можно встретить еще только в провинции. Наивное существо,» – Наумов, привыкший видеть возле себя людей, стремящихся ухватить и запомнить всё, что он говорил, был очарован таким простодушием. «Надо с ней как-то попроще. Как это рассказать ей о себе так, чтоб и смешно было и точно?»

– Самое подходящее, что я тебе могу рассказать о людях нашей профессии, описано у Жванецкого. Знаете такого?

– Да уж не из глухой деревни. Телевизор включаем... – Голос ее звучал ровно и без всякой обиды.

– Так вот, есть у него рассказ. Если не ошибаюсь, называется «Специалист». Там главный герой всё время дает консультации по телефону. То как телемастер, то как простой врач, то как сексопа­толог... – в этом месте Саша прыснула, а Андрей подтвердил: – Да, а потом гадалка на картах, под конец рассказывает содержание номера журнала, который еще не вышел, – в общем, специалист на все руки.

– Смешно. Жванецкий ваш любимый писатель?

Наумов только усмехнулся: такие ошибки, сделанные обычны­ми людьми, его развлекали.

– Нет. Это мой самый любимый рассказ у самого нелюбимого писателя.

– И вы такой специалист?

– Скромно говоря: да. Я именно специалист по широкому кругу вопросов. Я знаю, как работает не та или иная отдельно взятая си­стема, а как работают все системы.

– Интересная профессия.

– Всё равно тяжеловато бывает. Клиент пошел такой, что не знаешь, как и чем угодить.

– Вам секретарша не нужна?

– Только с московской пропиской.

– Тогда я не подхожу.

– Жаль. А вы кем работаете?

– Я – библиотекарь.

– О-о-о. Это гораздо интересней, чем вы думаете. По крайней мере для меня. А старые книги есть в вашей библиотеке?

– Лично в моей – нет, а в городской – сколько хочешь. Есть и дореволюционные и довоенные.

– Я обязательно зайду.

– Буду рада видеть.

Помолчали.

– А часто к нам приезжаете?

– Раз в неделю, если нет ничего срочного. Так в договоре с фирмой Коврова...

Отношения, которые установились у Андрея с Александрой, были такие же, как и у многих остальных мужчин и женщин в то время: чисто плотские, ни к чему не обязывающие. Время нелюбви, подрыва связей в противоположность тому, что было в прошлом (когда люди стремились создавать семьи, рожать детей от любимых, жалеть друг друга), съедало нормальные человеческие чувства, уподобляло мир человека существованию. Сашенька не претендовала на большее. Она понимала и приняла всё так, как оно есть. Даже не спрашивала и не настаивала на отказе от связей с московскими женщинами. Она была не глупа, причем именно житейски не глупа – есть женщины начитанные, общаются с умными людьми, но при этом остаются полными дурами, а эта – нет. Жизнь как-то поковеркала её судьбу, но не душу. Она еще могла бы не сдерживать свои чувства, как пушкинская Татьяна, но она относилась к Андрею просто как к счастливому билету в лотерею и не позволяла себя строить какие-то планы даже на следующую встречу. Всё у них было хорошо. Андрей к ней относился ровно. С праздниками поздравлял, духи дарил, о прошлом и будущем говорили мало.

У Андрея отношения с его женщинами складывались своеобраз­но: первое время он их стеснялся еще в постели, но потом раскрепо­щался, становился более изобретателен, и однажды удивил Сашу таким виртуозным приемом, что та просто изумилась: что только мужчины не смогут сделать для удовлетворения желаний женщины.

У неё были мужчины, и мужчины разные: одни думали только о себе, другие могли еще как-то постараться ради неё, она читала книги и смотрела фильмы, но и там ничего подобного не встречала. В первое время, изумленная такими возможностями, она могла лишь сказать: «Дас ист фантастиш». Андрей, хотя его и покинули на миг всякие силы, собрал энергию в кулак и спросил: «Это что-то из области немецкой порнографии?» Сашенька покраснела и, защищаясь, ответила, что да, они действительно как-то раз с подругой смотрели иностранную порнографию, и там действительно одна из героинь часто произносила такие слова, и у неё они вырвались случайно. Она не могла скрыть своё любопытство и спрашивала:

– Я не поняла: как ты это делаешь?

– Вот то, что только что было?

– Да.

– Есть кое-что. Это тоже из мира наших технологий. Только на сердце сильно действует. Извините, пожалуйста, но каждый раз я так не могу.

– Нет, ты мне объясни...

– Не смогу. Ты же – женщина, ты не поймешь...

– Извини.

Всё было бы ничего, но была у неё мания рассказывать о своих подругах, в том числе и то, что не должно было доходить до чужих ушей вообще, а уж до мужских тем более. Самым пристальным объек­том была сослуживица Оля. Баба одинокая, беспутная, любящая прилично одеваться, но не имеющая средств. Андрей её видел несколько раз – она, к счастью, была не в его вкусе – слишком уж тощенькая и прозрачная, хотя всё, что надо, у неё торчало вполне прилично. Как-то раз Александра сказала, что Ольга просила её попросить у Андрея совета:

– Понимаешь, у Ольги появился новый любовник, – Андрей слы­шал это за год в пятый раз, но изо всех сил постарался изобразить на лице заинтересованность.

– Так.

– Она с ним уже побывала в Москве, походили по магазинам, попили вина на природе, съездили на машине на озера...

– Дальше можно не продолжать. Что главное?

Она замялась, подбирая выражение, но всё равно получилось что-то вульгарное, навроде:

– Он её не имел ни разу!.. Ольга просила тебя, как умного человека, спросить: «Поче­му?»

Андрей задумался: «Не надо ей было рассказывать про «Спе­циалиста» у Жванецкого».

– Ответ примерно таков. Вариант первый: молодой человек за­разился дурной болезнью и сейчас лечится. Вылечится – всё будет хорошо. Совет: надо подождать. Вариант второй. Молодой чело­век заражался в прошлом и сейчас боится заразиться повторно. Совет: со смехом показать справку из диспансера – дескать, мы ра­ботаем с людьми, и нас заставили пройти обследование. Третий вариант: этот – как его? Слово-то такое еще... Забыл.

– Импотент.

– Во-во. Совет: лечиться надо.

– Тебе тоже. Только не от импотенции, а от склероза.

– Мерси.

(Тут надо сказать, что при всём безграничном уме Андрея На­умова у него была вполне объяснимая – не может же человек по­мнить и знать абсолютно все! – слабость. Иногда он начисто забывал какое-нибудь слово. Так один раз он при всех вспоминал и никак не мог вспомнить слово «видеоклип», и все едва додумались, что он имел в виду под словосочетанием «кусочек музыкального фильма». В остальном он был безупречен.)

* * *

Ковров, давая новое задание, всякий раз был внимателен и к коммерческим интересам самого Наумова – фирма его всё время разрасталась, и приходилось кормить такую ораву! Вот и в этот раз, изложив свою просьбу, а дело касалось выпуска бюллетеня поли­тической информации для региональных организаций, смог об­ставить так, чтобы и Наумов мог что-то иметь от этого:

– У нас множество филиалов на местах – без этого тоже никак нельзя: нужны свежие люди, нужны свои глаза и уши, в конце-кон­цов и деньги они приносят нам кое-какие. Но они не имеют хоро­шей информации о том, что происходит в мире, в стране, в столице, в соседнем регионе, наконец. У нас в центре кое-какая система на этот счет установлена, по вашей подсказке, Андрей. Теперь нуж­но, чтобы эту информацию знали на местах. А подавать её надо так, чтобы в случае нужды она была подтверждена теоретически – вашими технологиями. Тогда от такого взгляда будет двойная польза. И отдача.

Мы хотим, чтоб вы создали такую систему – это раз. А два – вы будете иметь у себя мощную типографию, которой можете пользо­ваться в своих уже интересах. Договорились? – Ну и хорошо. А вопрос с расходными материалами и бумагой мы ещё утрясем. Через бухгалтера.

Наумов обдумал всё и сделал за месяц очень хороший первый выпуск бюллетеня. Нужны были ещё люди, и он расширил свой штат. Теперь он подумывал о том, чтобы в его центре была бы своя библиотека. С этой целью перевез на работу в Москву свою Сашу.

Работа на кажды день

Рязанцеву удалось найти и установить хорошие отношения с одним из военных. Полковник, воевал в Афганистане. Звали его Пряхин Сергей Николаевич. Три месяца встречался с ним, разгова­ривал на разные темы, часто – о политике, о более существенном пока помалкивали, потом отдали его под наблюдение. Сегодня ре­шили поговорить обо всем – зачем он им нужен. Поехали вдвоем. Встречу контролировали ребята Шатрова.

– ...Ну, что ж, задача мне, в общем, ясна. Не впервой, – сказал полковник, и сразу вспомнил тот самый бой, когда было «впервой», Кабул в декабре семьдесят девятого, тревожное гадание: «Вернешься домой или нет?» и маленький генерал, который всё понял с первого взгляда и спросил тогда: «Ну, что, похулиганим?», и, вспомнив это, сказал что-то непонятное для окружающих: – ...«Похулиганим»... А где людей наберем? Вот ты, – теперь он обратил всё своё внимание на Коврова, – я тебя первый раз вижу, дать тебе автомат?

– Наша задача с Николаем Александровичем, теперь мы его бу­дем называть «Заказчиком», к нужному числу поставить для вас нужное число людей. В первую очередь всех рядовых – моложе двад­цати пяти лет. Скажете, что надо будет десять тысяч – будет десять тысяч. Как? – Наша забота. А что касается лично меня, то к нужному дню мне будет пятьдесят лет. Можно, конечно же, и побегать, и пострелять, и я могу это сделать, если вам нужен именно я один, а не десять тысяч. Скажите сразу, сколько вы выбираете – одного меня или еще сколько-то?

Рязанцев заступился за своего товарища:

– Валерий Михайлович был в Белом Доме – призывал не сидеть, а идти на Кремль... Что из этого получилось, вы знаете...

Ковров же покраснел: ему было стыдно за свое участие в авантю­ре, за то, что его и многие тысячи других искренних, но недалеких в политическом отношении людей провели тогда, как маль­чишек.

– Октябрь девяносто третьего не должен повториться – в этот раз мы (он выделил совершенно особо это «мы») победим.

Полковник смягчился:

– Да это я так, к слову пришлось. Извините, товарищ «Замести­тель Заказчика». Ведь не просто уговорить людей идти на смерть.

– Мы подготовили уже на сегодня больше ста человек пропаган­дистов, настолько высокого уровня, что они способны будут за месяц уговорить каждый сотню человек. И это не пустые слова – это уже нами было проверено опытным путем.

Еще долго они разговаривали втроем. Ковров с Рязанцевым рассказали всё, что могло потом пригодиться в работе полковника, всё, что они сделали в военном отношении. Тот хвалил их, отвечал на вопросы, сам спрашивал. Расходились далеко за полночь. Ков­рову понравилось то, как быстро учится Сергей Николаевич, испы­тывал удовлетворение от того, что его признали, и теперь его идеи работают.

* * *

Наумову часто приходилось искать, чем бы дополнить свои пла­ны, вот и на этот раз он пришел с необычной просьбой:

– Нам нужен режиссер с голливудской фантазией. Нужно при­думать какой-нибудь трюк... Что-нибудь типа «Апокалипсиса»...

– Для кого? Для Америки?

– Нет, для федералов. Надо их напугать чем-то таким... – он нео­пределенно пощелкал пальцами.

– Посмотреть в компьютерной базе данных? – Пойдем ко мне, у меня все есть...

Они прошли к Коврову в кабинет и по ключевому слову «режис­сер» просмотрели картотеку всех тех, кто работал в их организации – база давно перевалила за десять тысяч человек.

– Никого нет. Странно. Даже астрономы, насколько я помню, у нас есть, а вот с людьми творческой профессии оказалось туго. Может быть, актеры есть?

Тот же результат.

– Нужно кого-то «покупать», только вот как это назвать? Может быть, дать объявление в прессе: «Требуется режиссер-постановщик»? А вообще зачем тебе это? В чем вообще сущность задумки?

– Когда на нас пойдут контратакой, то потребуется какой-ни­будь спецэффект, который отобьет у наступающих всякое желание воевать... Я не знаю, чем и как мы должны подействовать, но факт остается фактом – нужно что-то такое, что повлияло бы на войска.

– Проработайте заранее это со своими ребятами и давайте вари­анты...

Общие проблемы

Хотя работал Статейный весьма старательно, но время от вре­мени всё равно что-то получалось не так, как было угодно началь­ству. Вот и в этот раз вызов к генералу Грачеву принес неприятные стороны. Генерал был человек искренний – его недовольство прояв­лялось сразу же, оно сказывалось в одном: если пригласил сесть, то значит всё нормально, если нет, то будет ругать. В этот раз не при­гласил.

– В вашем ежегодном докладе Вы сообщаете о том, что Вами и Вашими людьми выявлена некая организация с неизвестными це­лями. Что там за люди?

Статейный начал рассказывать, что организация была выявлена по некоторым признакам, что смогла выявить его система индика­ции. Организация явно антиправительственного толка, но ничего серьезного от нее ждать не стоит – молодые люди больше балуются политикой, чем что-то могут сделать, тем более настоящее дело. Идет только несерьезная болтовня. Замечена она была лишь за три месяца до составления отчета.

– Вы понимаете, что мы не фэ-эс-бэ. Мы здесь, товарищ полков­ник, не в бирюльки играем. Именно вам доверен такой ключевой пост, от которого всё и зависит – вплоть до того, увидим ли мы зав­тра утро, таким как я его вижу из своего окна, или будем его видеть через решетку? Идите. И чтоб через минимум времени я от вас ус­лышал, что в эту «Организацию» внедрены ваши люди. Чтоб каж­дый шаг я знал...

Дело это было привычное, и вскоре рядом с Ковровым уже рабо­тал человек от Статейного.

Внедрен, но не опасен

Валерий Михайлович работал в специально учрежденной для его прикрытия фирме – он занимал должность заместителя генерально­го директора, курировал подразделения функционального назначе­ния: безопасность, кадры, организацию коммерческих операций, службу главного инженера, информационно-аналитическое подразделение. Ни генеральный директор фирмы, ни его коммер­ческий директор не догадывались ни о его подлинной роли, ни о том, что люди, которыми руководил Ковров, занимались двойной работой, ни вообще зачем создана фирма. Их больше всего интересо­вали экономика и рутинная, повседневная текучка: как можно боль­ше высосать из всех клиентов и партнеров, как платить налоги и т.п.

Каждый день по утрам проходили планерки. К директору фирмы собирались начальники линейных отделов. У Коврова проводились планерки со «своими». Шла нудная скучная работа: отмывание денег от золота требовало повседневного внимания.

Рязанцев в очередной раз приехал не один, а вдвоем с каким-то человеком, прошел к Шатрову и отрекомендовал его тут же в его присутствии в самых восторженных выражениях:

– Это настоящий самородок! Судите сами: учился на юридичес­ком факультете, выгнали за увлечение русским национализмом, служил в особом отделе дивизии, потом работал на заводе – был внештатным сотрудником милиции, затем – журналистом криминаль­ной хроники в газете, начальником службы безопасности одной фирмы. Всё умеет!

«Самородок» стоял с видом человека, который привык к тому, что им все вокруг только гордятся.

– Нам был нужен заместитель начальника секьюрити. Пусть этот человек поработает.

Ковров же только поморщился: «Да, наша безопасность – наше самое уязвимое место. Начальник – Шатров, бывший лейтенант. Заместитель будет бывшим внештатником».

Самое неприятное в этом человеке, фамилия которого была Алексан­дров, было даже не отсутствие профессионализма, а много худшее. По-видимому, обчитался шпионских романов, но он везде и в каждом человеке видел только засланного врага. Если, например, такой политически безупречный человек как Ковров, пользовался словом «предатель» крайнё редко и всегда точно, то Александров говорил это, когда было нужно и не нужно, к месту и не к месту. Предателями были все: те, кто не разделял его политические взгляды и симпатии, – кстати, часто менявшиеся и неустойчивые, так что ему вчера один был хорош, а кто-то другой хорош сегодня, а значит, завтра чем-то плох, – и вместе с ним нужно было колебаться и менять свою позицию, чтобы не попасть в число дурных людей. По каким-то оговоркам, непродуманным словам он пытался «вычислить» агентов КГБ. Он придумывал целую систему вычислений агентов «охранки», гордился ею, потом она его пере­ставала устраивать, и он её менял, придумывал что-то новое. Приду­мал он, например, что можно вычислить предателей, если внезап­но спросить кого-то из подозреваемых: «А доносы вы пишете от руки или печатаете на машинке?» От этого практически любой человек впадал в столбняк и автоматически заносился в «черный список». Этот метод был универсальным – на него попадались все. Кругом были враги, с которыми ему приходилось держать ухо востро. Своего мнения он не скрывал: ходил по кабинетам и, отрывая всех от работы, что-то такое нашептывал.

Его скоро стали воспринимать, как анекдот, как наименьшее зло и терпели, а потом начали и бояться. Считая себя за ярого оппозиционера, которым обязательно должны были интересоваться в недрах спецслужб – а как же может быть иначе: ведь он против правительства, значит адекватно против него должно вестись дело, он не понимал, что таковых в стране миллионы, но не они занимали умы и внимание высоких кабинетов: там обращали внимание на людей способных на поступки, либо при уме, либо при деньгах. Ковров пару раз попытался убедить его, что мы никому не нужны; что сейчас система в спецслужбах построена несколько по-иному: да, провокаторы по-прежнему нужны, чтобы сбивать с пути истинного, но больше отслеживается информация индикаторного плана, и пока они ничем не «засветились» в глазах контрразведки, – ничего не помогало, и он на Александрова махнул рукой. Правда у этого «бзика» имелся один плюс: разоблачив очередного «шпика», Александров не бежал в вышестоящую инстан­цию с требованием изгнать этого человека из организации: видимо это было связано с тем, что и руководство не вызывало у него полного доверия.

Рязанцева это никак не касалось, он даже не знал о таком явлении, и по-прежнему гордился своим «самородком». Шатров на замашки заместителя не обращал внимания: пусть лучше будет такой, какой есть, чем Рязанцев ему подсунет другого. Даже в ежедневных разговорах с Ковровым он никогда не заговаривал о странностях своего зама: у серьезных людей всегда не хватает времени на глупости других, даже если этот другой – твой заместитель.

Необходима поездка в Москву

Автором идеи написать свою книгу о последних событиях в нашей стране был не я, а мой бывший научный руководитель Свет­лов. Когда-то я слушал его лекции по отечественной истории в ин­ституте, потом учился в аспирантуре, каюсь, что до защиты диссер­тации у меня так и не дошло. Я ушел в журналистику – там хоть что-то платили. Почти за десять лет работы скопилось множество статей, отдельных, не связанных в единое целое соображений, заме­ток, цитат. Все это просило систематизации, доработки, доведения до определенного уровня совершенства. Далее у себя в провинции я сидеть не мог: работу по превращению этой эклектики в хорошую публицистическую книгу можно было продолжить только в столице с её библиотеками, архивами, знающими людьми и издательства­ми. Я спрашивал у нескольких человек, нет ли у них каких-то связей в Москве или в ближнем Подмосковье, где было бы можно пожить некоторое время. Чего-то особенного не нужно, только бы можно было поспать и тишина, чтоб можно было писать без помех. Неожиданно помог человек, к которому я обратился в последнюю очередь. Мы с ним написали в газету как-то одну статью в соавтор­стве, и хотя знали друг друга давно, но близкими друзьями не были – я был увлечен своими писательскими опытами, он занимался политикой.

– Есть у меня ребята. Можешь пожить у них. Правда, это доволь­но далеко – на электричке ехать часа полтора-два. Но, если встать пораньше, к семи утра, чтобы успеть на утреннюю, то она идет по­чти без остановок, и можно доехать пораньше. Если устраивает, то я могу переговорить.

– Сколько будет стоить?

– Поедешь от меня – будешь жить бесплатно.

Я задумался...

– Они что, тоже политикой занимаются?

– Нет, они – бизнесмены. У них там своя гостиница, которую они приватизировали. Ты там сильно не присматривайся к их бизнесу. Они этого не любят. Баня городская тоже их. Охранное агентство. Торговля кое-какая в самой Москве и рядом. Потом там много приезжих: учатся в бизнес-школе, она тоже им принадлежит. В общем, хозяйство большое.

И я поехал. Приехал в Москву на поезде утром, позвонил по телефону в московский филиал.

– Очень хорошо. Заезжайте к нам. Адрес такой-то; в час пойдет машина, она вас и отвезет.

Приехали в городок. Меня отправили в гостиницу с запиской – с ней платить за жилье не надо. Завтрак в семь, но только чай, кофе и бутерброды, обед мне был не нужен, ужин с шести до девяти вечера. Поесть можно доллара на три – цены дешевле, чем у нас. Сначала я жил в комнате вдвоем, потом попросили перейти в четырехместную. Народ почти не пьющий, работать мне никто не мешал. Но самое главное даже не это – мне еще и помогли с компьютером и множительной техникой: «Раз надо – значит, поможем», – сказал замгенерального. С тех пор я по вечерам, когда компьютер был не занят, мог ходить работать на нем сколько угодно, хоть до утра.

Перезнакомился я со всеми работниками тех фирм, что были в здании; никто не проявил интереса ни ко мне, ни к моим творческим планам. Однажды их консультант, видно в это время не загруженный как обычно, поинтересовался моими наработками. Я пока­зал ему почти готовую книгу. Он читал ее, не выходя из комнаты и нисколько мне не мешая заниматься ее правкой – когда книга представляет собой отдельные статьи, то это нетрудно. Он не дал никакой ее оценки, не отозвался о ней никак: ни плохо, ни хорошо. Только весьма убедительно сказал: «С понедельника я начинаю читать лекции для будущих бизнесменов, приходи – ты не пожале­ешь». Я пришел. Прослушал всё. Не знаю, что поняли в ней остальные, я понял свое: книгу надо переписывать с самого начала. Мои мысли плавали на поверхности, часто они были просто вне контекста. Я засел за переработку – кое-что еще можно было переделать. К сожалению, у меня обнаружилась чудовищная черта: я не желал ничего переписывать полностью. Я продолжал только править и править один и тот же текст. Я не мог себя заставить взять и полностью переписать, получить качественно что-то новое, искать еще варианты. Я не знал, что я так патологически упрям, а может, точнее будет – ленив?

Я ходил на занятия Наумова – на остальные я не ходил потому, что никто не приглашал, да и зачем мне весь этот бизнес? Я проник­ся всем своим существом в его школу, при одном только слове «система» у меня обострялось всё внимание, обострялось чутье, и даже от получения новой нужной мне информации у меня развилось странное физиологическое чувство – я получал удовольствие.

Книга моя преобразилась – и это не мудрено, изменился я сам. Даже все банальные размышления о так называемом «еврейском вопросе» пришлось оставить после одного философского замечания Наумова. «Собственно говоря, – сказал он как-то, – самые страшные люди это не немецкие фашисты в сорок первом, не еврейские чекисты и комиссары в восемнадцатом, а люди, так сказать, рожденные без любви. Эти – самые страшные. Человек должен быть продуктом любви мужчины и женщины. Бог – есть любовь! Тогда, дьявол – это противо­положное ему. Понятно, что я говорю здесь на несерьезном уровне – больше бытовом, чем политическом. Но стоит твердо знать, что положительные качества есть у всех людей. Абсолютно. Только повернуты они могут быть от нас к кому-либо другому. Я не думаю, что тот же Ельцин не желает добра своим жене, дочерям, внукам. Желает... Но – за наш счет!»

Обычный прапор

Корепанов имел много друзей среди прапорщиков и офицеров, в Чечне он выпивал даже со своим командиром дивизии, генералом, который в обычной обстановке помнил о субординации (обмывали ордена). Но так получилось, что его приятель Статейный не завел себе друзей среди кремлевских – там какие бы то ни было человеческие чувства не приживались. Поэтому у него был только один товарищ, и пусть он был всего лишь прапорщик, какое это имело значение? Пол­ковник Статейный каждый раз провожал своего друга в частые командировки, встречал его оттуда же, вместе отмечались все праздники, и даже смог для него добиться один раз путевки в санаторий в Сочи. Сильно (по сегодняшним меркам) они не пили, но говорили много и всякий раз на самые острые темы. Статейный по роду службы знал много, и единственный человек, с которым он мог распахнуть душу, был его друг – кому рассказать, как не ему. Он не видел, что с каждым возвращением «оттуда» лицо прапора черствеет и глаза становятся злыми при всяких упоминаниях о безобразиях, творимых в Кремле. Корепанов постепенно превратился в другого человека – вместо тупого служаки, живущего в замкнутом мире «от зарплаты до зарплаты», он стал человеком, ждущим тот самый день, когда всё переменится, и всякая сволочь будет ползать в его ногах. Но он молчал и никогда в разговоре со Статейным не позволял себе быть хоть сколько-нибудь искренним.

Статейный мог рассказывать сколько угодно. Корепанов узнал так много, что ему не терпелось поделиться с кем-то. Он только не знал, как это сделать, и решил самым банальным способом: написал всё в виде статьи, факты разбавил надеждами по поводу того, что когда-то да придет такой день, и всю эту сволочь мы похороним. С точки зрения оформления материала статья была весьма невысо­кого уровня и требовала доработки. Но факты в ней были такие!.. Подписав статью вымышленным именем и вообще подработав так, чтобы совершенно не ясно было, кто ее автор, Корепанов решил посоветоваться насчет того, в какую газету бы ее отправить. Тут надо сказать, что, как и процентов 80 из его части, он подрабатывал на охране складов в Москве. Решил обратиться к начальнику службы безопасности фирмы, где подрабатывал – ведь именно в этой фирме ему и другим давали читать оппозиционные газеты. На следующее же дежурство его уже поджидал человек с весьма пронизывающим взглядом, который объяснил ему, что печатать в открытой прессе такое всё равно опасно, а будет лучше, если всю информацию, кото­рую он получает от такого ценного источника, он будет отдавать ему в руки. А если что-то будет срочное, то позвонить по телефону такому-то. Договорились... И Корепанов стал работать на сторону. Ему за это даже никак не доплачивалось. Работал от чистого сердца, понимая больше интуитивно, чем разумом, что такая работа важнее всего.

Статейный все больше расслаблялся, откровенно рассказывая о том, кто на него работает. А однажды сболтнул такое важное, что касалось и самого Корепанова, и его новых товарищей: «Удалось раскрыть еще одну оппозиционную партию... Так они что приду­мали шельмы: закамуфлировали свою организацию под коммерчес­кие фирмы. Представляешь? Вычислили через их консультанта – парень не промах, один из лучших аналитиков в стране, но именно поэтому-то у нас на особом счету. Заслали туда своего человека, повезло – сразу же попал в их службу безопасности». Сообщение это Корепанову показалось настолько срочным, что стоило только Статейному уехать, как «Кореш» (такой псевдоним ему присвоили) сразу же позвонил по телефону. Там этим не просто заинтересовались, там сразу же приняли меры. Круг подозреваемых ограничился вообще одним человеком – Александровым. Раз­рабатывать его не могли поручить кому бы то ни было – он знал всех, кто работал в секьюрити, поэтому пришлось нанять людей из ох­ранной фирмы, те следить должны были хоть целый месяц, но «вы­числить» все его связи. Недельки через три Александров встретился с товарищем полковником Статейным, которому подробно вы­ложил всё, чем занимались за последний месяц Рязанцев, Ковров, Шатров, Наумов. Остальные были не под таким сильным колпаком, но тоже представляли интерес. Такого рода ситуация была вполне предусмотрена, и на этот случай была одна «домашняя заготовка». Ни с того ни с сего вдруг запил, а потом и вовсе бросил работу на­чальник отдела кадров. Увещевания не помогали, и его просто пере­вели в сторожа. На полгода – вдруг человек исправится. Начальни­ком отдела кадров попросили поработать Александрова. Объясни­ли суть, и он приступил к работе.

Александров смотрел на своего прежнего начальника как на равного, но особого гонора за ним не было. Перед Ковровым он заискивал, но считал за недалекого человека, тщательно отрабаты­вал свою легенду и, по его мнению, Валерий Михайлович просмот­рел столько шпионов спецслужб... Выполняя первое же задание – подбор кадров для белорусского филиала фирмы, где предполага­лось, что должны быть люди случайные, он пришел к Коврову с пухлыми досье: «Этот не подходит – его дети учились в одной школе с детьми Гайдара, этот подходит, а этот не мог вспомнить, как звали его бабку...»

Начальник отдела кадров понизил голос, наклонился к Вале­рию Михайловичу и спросил:

– Вы понимаете, о чем я говорю?

Ковров не терпел долгих разногольствований:

– Мне не нужны ваши измышления о том, кто у него была бабка, или где учатся его дети. Еще я не понимаю слов и выражений типа: «настоящий русич», «истинный патриот» и так далее. Ты мне скажи о человеке в таком ключе: можно ли с ним идти в разведку или нет? Подожди, не тужься отвечать. Под этими словами я понимаю два, как минимум, момента. Первое. Кто он: дурак или нет? – Неприятно, знаете ли, пойти в разведку и засыпаться на этом деле из-за того, что твой «подельник» неловкий человек. Второе. Свой ли он человек, или не свой? – Предаст он тебя при первом же «шухе­ре», или нет. Вот такой подход я еще понимаю. И наконец, после­днее: оно касается не только этих людей, но и всех остальных кан­дидатур. Впредь постарайтесь отвечать на такой же вопрос и в отношении других.

Карьера

Виталий Носов (по матери – Трубецкой) попал в поле зрения организации Рязанцева и Коврова как человек, выдвигавший себя кандидатом в депутаты Городского Совета. Еще он написал три-четыре статейки, опубликованные потом в газетах. Его попытки и статьи были оценены как оппозиционные, и вот координатор Петр Александрович Воротников попросил зайти к нему: «Поговорить надо». Надо так надо. Все устроило в этом человеке – и начало его биографии: студент, потом мастер на заводе, затем рабочий и, пос­ле того, как завод закрыли, стал подрабатывать торговлей и стал оппозиционером; свобода – ни жен, ни детей, и способность мыс­лить самостоятельно. После первой состоялось еще не меньше трех­-четырех встреч, прежде чем Петр Александрович перешел к делу.

– Мог бы ты по делу съездить в Москву?

– Я и так собираюсь ехать туда за товаром.

– Когда?

– Недели через две. А что?

– Нужно съездить через неделю и остаться там на полгода.

– Ого!.. А зачем?

– По нашим делам. Подучишься – даже если тебе не подойдет работа в нашей организации, то получишь хорошую школу в биз­несе. Всё равно хорошие знания не пропадут, а получишь такое штучное образование, что где угодно и когда угодно тебе это при­годится. Думай – но через три дня я должен знать ответ.

Носов согласился. Он приехал в назначенное ему место, встре­тился там с людьми, которые отвезли его на место. Устроили в гостиницу. Первый день ушел на заполнение каких-то многочис­ленных анкет и тестирование его интеллектуальных способностей. К вечеру зашумела голова, и не мудрено: целый день надо думать и думать чрезвычайно точно, вопросы были разные. Например, «Ка­кие книги вы читали за последние четыре года? Дайте ответ на отдельном листочке». Отдельных листочков набралось пять штук, и то не было полной уверенности, что ответ был полным. «Какие книги вы хотели бы почитать, но они вам недоступны?» «Какие газеты и журналы вы больше всего любите и за что? Что в них, по вашему мнению, нужно было бы переделать?» Тоже не простой ответ. А вот еще почище: «Способен ли ты выполнять команды, не спрашивая «Зачем это?» Как можно будет проверить твою ис­полнительность?»

Носов перезнакомился со всеми такими же, как он, кто приехал на занятия. Здесь были люди со всех регионов России, двое из Украины, четверо с Приднестровья, трое из Белоруссии. Люди это были, конечно, разные, но чувствовался и какой-то общий подход тех, кто их отбирал на местах, утверждал в центре и думал исполь­зовать в дальнейшем. Каждый, конечно же, имел свои недостатки и уязвимые места, но все желали изменений в своей жизни и судьбе своего народа. Да, вот, что их объединяло – общая цель. Люди уже вполне взрослые, они сами что-то повидали в эти тяжкие годы, они искали выход в одиночку, и у них не получалось, они смогли сделать некоторые выводы, и пусть с еще не совсем определенной целью они пришли в Организацию. Теперь они стремились стать настоящими профессиональными политиками, чтобы получить серьезные навыки и умения что-то изменить. Как им сказали, страну вполне можно вернуть на путь успешного развития. Только для этого нужно будет выучиться, и потом из них можно будет составить более совершенную систему, которая сможет победить врага.

Как потом они мне признавались, никогда они не занимались с таким рвением: слушали лекции, задавали вопросы, на семинарах детально проходили разные темы, допоздна засиживались в тихих залах библиотеки (которая была открыта до одиннадцати часов вечера), рылись в книгах, искали ответы на те вопросы, что перед ними встали, еще и еще раз утрясали все вопросы, чтобы потом с блеском отвечать на экзаменах. Не только лекции приносили пользу и повы­шали интеллект – многое решалось на разного рода семинарах. Обыч­но это проходило в таком ключе.

– Вы назначены губернатором. Ваши первые действия после назначения?

Носов отвечал:

– Первое. Задержание с бессрочным содержанием под стражей представителей власти: бывших губернатора, мэров крупных горо­дов, их заместителей, начальника фэ-эс-бэ, у-вэ-дэ, налоговой полиции, инспекции, банкиров – на уровне всех учредителей, пред­принимателей, занимающихся внешнеэкономической деятельнос­тью или занимавшихся каким-то темными делами с местной влас­тью, всех воров в законе, местных авторитетов, состоящих на оперативном учете в УБОПе, директоров приватизированных и разоренных предприятий.

– Да, – поддержали его, – только не надо этого бояться!

– Со всеми, не торопясь, разбираться. Отпускать только после моей санкции.

– Такой список можно составить заранее. Хороша формулировка: «задержание с бессрочным содержанием под стражей».

– Далее. Национализировать все без всякого исключения прива­тизированные предприятия. Промышленные, сельскохозяйствен­ные, транспортные, строительные, торговые. Все же мелкие о-о-о, которые сами себя сделали без бюджетной подпитки, пусть работа­ют на хозяина. Запускать прежде всего крупные предприятия, кото­рые позволят дать сразу же много рабочих мест и реально снизить безработицу.

– А что у вас произойдет в сфере идеологии?

– Пока будем выпускать одну газету и будет один телеканал.

– Усложним ситуацию. Вы арестовали мэра, которого избрали только вчера при ста процентах голосов. И он еще не растерял сво­его мандата доверия. Народ против. Ваши действия?

– Сразу же выступлю по телевидению и скажу, что мэр арестован вместе со всеми остальными за кампанию. Если преступлений с его стороны нет, то мы его выпустим, вернется на свое место до избра­ния.

– Мало. Митинг на следующий день возле мэрии. Народ не рас­ходится.

Носов не сдавался так просто – он еще что-то отвечал.

– Забастовки по всему городу.

Носов еще что-то говорил.

– Диверсия на водоканале. Город без воды и тепла.

Молчание.

– Ставлю вам оценку «хорошо». Ко всему этому надо быть гото­вым. Самое сложная задача для местной власти: арест какой-то заезжей поп-звезды, которая занесена в общегосударственный спи­сок на, как вы сказали, задержание с бессрочным содержанием под стражей, а значит ее надо брать. Тогда восстанет молодежь. Вот тут-то придется стрелять. – Увидев сомкнутые брови в тяжелом раздумье, Наумов успокоил: – Ну-ну, я пошутил... Вывод отсюда другой: надо все предусматривать, чтоб потом не пришлось стрелять по своим.

По вечерам те, кто не уходил на занятия в библиотеку, любили собираться вместе и мечтать о будущем. Эта была какая-то общая странность. Эти молодые люди пренебрегали телевизором, поиском каких-то других сомнительных удовольствий ради отвлеченного, лирического времяпровождения: мечтаний и споров о том, что и как они будут делать в своей стране тогда, когда станут ею руково­дить. По средам, когда в гостинице оставался ночевать Наумов, споров было поменьше, чего было спорить с признанным авторите­том, а вот деловых предложений было и больше, и они были точнее. Каждый стремился показать свой интеллект и произвести впечат­ление самостоятельностью мышления, понимая, что времени на экзаменах будет мало, а запомниться преподавателю можно только на таких «посиделках». Зарабатывать оценку нужно с первого кон­такта, – Наумов сам об этом говорил прямо. Обсуждали ту пер­спективу, которая перед ними откроется сразу после зах­вата власти, и как противодействовать контратакам Запада, и как раздавить внутреннего врага, и тот путь, по которому нужно на­правлять развитие страны, и как вернуть максимум влияния страны на весь мир.

Над всеми этими рассуждениями часто вставала тень великого человека из прошлого. Каждый считал своим долгом вспомнить деяния Сталина, дать им ту оценку, что мог, и соотносил его дей­ствия с грядущим: возможно ли повторить хоть как-то то, что сде­лал он – в том, что хотелось осуществить им самим. Молодые храб­рецы, они не знали робости перед врагом, но к великому человеку из минувшего они относились со священным благоговением и с мистическим безотчетным ужасом. На каждом занятии по любому поводу так или иначе имя Сталина поминалось не иначе как человека, с которого они должны были брать пример. По договоренности между всеми преподавателями, они не обрабатывали мозги примитивной ложью, по мере всех интеллектуальных сил говорилась правда, только правда и ничего сверх оного, но в одном было исключение – в каждом поминании имени Сталина так или иначе звучал один и тот же призыв: нужно и можно превзойти его дела, вам, молодым это вполне по силам. Такая обработка была мощным импульсом, пробуждавшим силы в прекрасных сердцах молодых славян, направлявшим их порыв в нужном направлении. И группа «стариков», что преподавала в Ака­демии (В.М. Ковров, А.И. Наумов, И.П. Мельников) не могла не нарадоваться, глядя на молодых людей.

Общий курс чтения лекций был закончен, все студенты сдавали экзамены. Это был уже третий выпуск, с каждым разом улучша­лось и чтение лекций и, соответственно, качество выпускников, что чувствовалось по их ответам. Учили с утра до вечера. Носов все гадал насчет своего распределения: «Куда пошлют?» Насколько он мог понять, его могли оставить и в центральном аппарате – здесь или в самой Москве, но это во многом зависело от тех его характе­ристик, что должны были написать, но вот кто это будет делать, он не знал и поэтому старался понравиться всем сразу. Могли отпра­вить и куда-нибудь на периферию, организовывать где-нибудь филиал. Вопрос в таком случае был один: куда? Всё стало известно на следующий день: распределяли сразу же после сданных экзаменов. Носов должен был еще подучиться на дополнительных курсах, и его отправляли на Северный Кавказ – в районы приграничные с Чечней. Восторгов у него поубавилось, но судьбу не переспоришь: зато он будет на более хорошем счету, чем те, кто сейчас оставался в более тепличных условиях или возвращался домой.

Носову объяснили все так: «От Вас не потребуется какой-то раз­ведки и прочее. Но в этом месте нам нужен человек именно с вашими высокими интеллектуальными способностями – обрабатывать уже полученную информацию и самому на месте писать статьи в газеты. Направление – в основном пропагандистское, но в то же время и на базе фактов. Помните, что вам будет даваться как открытая, так и закрытая информация – ничего лишнего не должно попасть на страницы газеты. Надо будет – мы вас отзовем».

Носов уехал на место распределения. Стал работать. Местная организация его только нахваливала. За короткое время Носов смог установить много связей: среди военных, местных журналистов, политиков разных рангов и направлений, он работал буквально днем и ночью. К нему стекалась качественная информации, он хо­рошо, много и толково писал в разные газеты, и быстро стал извес­тен.

Виталий был отмечен на самом верху организации, за его успе­хами следил и сам Ковров. Носов имел право самостоятельного ка­нала к Коврову и два раза он пользовался им для того, чтобы пред­ложить свои идеи по улучшению работы Организации. Идеи были апробированы и потом внедрены во все филиалы. Носов делал го­раздо больше, чем от него требовалось – много раз он по своей ини­циативе ездил в Чечню под видом журналиста, встречался там с офицерами, даже ходил на опасные задания, видел кровь. Все это привело к тому, что из тех сотен людей, что были выпущены из стен Академии, Виталий был отмечен и отозван в центральный аппарат. Вернувшись на «123-й километр», он имел долгий разговор с Ковровым и стал работать непосредственно с ним. Он выполнял самые различные поручения, ездил по всем регионам, встречался с руководителями филиалов, привозил деньги, потом стал куриро­вать вопросы покупки оружия и боеприпасов и постепенно стал самым незаменимым человеком.

Проверка

Военные лагеря, где скрытно обучались войска, были разбро­саны по всей стране: в лесах Беларусии и Украины, на Северном Кавказе, в Сибири, в крупных городах они существовали под ви­дом учебных центров подготовки телохранителей и охранников – здесь работало несколько бывших полковников из спецведомств, все они замыкались на Шатрова, который выделил одного своего человека, который курировал «учебное» направление. Один из таких лагерей и собрался проверять Рязанцев. Он предупредил Пряхина, что они поедут проверять не все лагеря, а только один, но не сказал, какой именно.

Выехали на двух машинах еще засветло, поехали в юго-вос­точном направлении. Сергей Николаевич полагал, что это мог быть только один лагерь – он находился в двухстах километрах от столицы на бывшей ракетной базе. Несколько раз его проверяла местная милиция, но было все нормально: прикрытием служило малое предприятие по переработке отходов леса в технологическую щепу для целлюлозы. Однако, полковник ошибся. Через какое-то время машина свернула на другую дорогу, и все прибыли к утру на другой объект. Он сильно отличался от остальных: здесь проходили «обкатку» те, из кого должна состоять противотанковая оборона. Пехотинцы здесь денно и нощно рыли окопы, сколько бы ни успел вырыть за полчаса, ложись в него и жди, пока над тобой не пройдет танк, потом надо вскочить и успеть бросить гранату. Собаководы натаскивали своих собак: не кормили их сутками, прикрепляли к их телам килограммовые муляжи мин с торчащим проводком, потом собаки как бешеные бросались под ревущий танк – там их ждала еда. Когда должны будут начаться настоящие боевые действия, у собак будут настоящие мины. Жертвуя собой, сколько человеческих жизней они смогут спасти!..

В каждом лагере кроме обязательного стрельбища были еще и участки, оборудованные для игр в пейнтбол. Перед тем, как вы­пускать готовых бойцов, они обязаны были пройти не только полную подготовку, но и в течение двух часов «продержаться» на участке площадью в гектар, пока их разыскивали двое хорошо под­готовленных инструкторов – не обязательно было стрелять и кого-то убивать, достаточно было просто прятаться на местности; учились выживать и в трудных условиях. Словом, это была всесторонняя подготовка, выпускники предыдущих курсов оставались тут же, они либо работали в этих же лесах, либо охраняли лагеря. Домой уже никто не возвращался.

Собственно говоря, проверял все в своем хозяйстве сам Пряхин. На долю же Коврова и Рязанцева вышло только посмотреть на показа­тельные общелагерные учения, которые специально устроили для них, пострелять из пистолета и автомата, а также «популять» друг в друга на поле для пейнтбола. Рязанцеву такая игрушка понравилась, и всякий раз, когда он еще «инспектировал» лагеря, этим занятием начинался приезд и заканчивался. Вечером вернулись.

Успех

Книга моя получалась совсем не такой, как она была изначально, с каким скромным замыслом я ехал в Москву. Вместо пестрой эклектики из разных статей получилась четко упорядоченная, последовательно описанная целостность, где не было никаких повторов, и не было упущено ничего из главного, не было и общедоступного, того, что было уже известно ранее. В книге исследовалось давнее прошлое – от революции 17-го года до самого застоя, недавнее прошлое (здесь гово­рилось о перестройке, впервые во всех исследованиях она трактова­лось как антисоветская контрреволюция, перемноженная на геополитическую катастрофу), говорилось у меня и о настоящей политической ситуации; и последняя глава, но она больше, конечно же, была написана при помощи Наумова, представляла собой прогнозы на перспективу. Дописывал я ее очень трудно: как только мне выпадала какая-то легкая тема, то работалось быстро и приятно, а как только удавалось найти подтверждение какой-то своей версии, мне сразу представлялось, что вот он – тот самый недостающий элемент, без которого книжка уже была бы неполной, но раз я его нашел, то всё – это и есть момент истины и, соответственно, конец работы. Увы, что-то еще не совпадало, что-то нужно было еще писать и писать, от этого настроение портилось, работа останавливалась. В конце концов и в издательство я понес свою книгу в виде полуфабриката, объясняя ре­дакторам, что на большее не способен. Случайно ли, или нет, но мою книгу пока отложили в сторонку, потом выдали мне ее с рекомендациями довольно общего характера, и я многое правил сам, вооруженный советами и наказами профессионалов. Прошло еще кое-какое время, и я сам стал больше видеть недостатки в ней, потом мне еще раз вернули ее по цензурным соображениям, и я смог убрать в книжке последние ошибки так, что теперь мне стало за нее нисколько не стыдно. На это ушло шестнадцать месяцев – дорого она мне обошлась. Можете себе представить: 16 месяцев беспокойств и ожиданий, недоедания и хронического безденежья.

Когда она вышла, то все, о чём я только мог мечтать, сбылось: я стал весьма популярным автором. Газеты отмечали оригинальность суждений, и еще бы – против правоты и логики Наумова никто не мог устоять. Я говорил ему об этом каждый раз при встрече, что всем своим успехом я обязан ему – но только он от меня отмахивался и говорил, что кабы я не понял ничего из его науки, то не было бы и книжки, что сами новаторские подходы и дали такую новизну, от которой все ахнули. Разумеется, нашлись и критиканы. Они поглу­пели еще больше – так уж устроена голова у людей. У подлинных интеллектуалов протестов ничто не вызывало.

После полугодовой отлучки я мог ехать домой. Я стал писать новую книгу и опять приехал в Подмосковье. Одна из глав книги, над которой я сейчас работал, была посвящена нынешней оппози­ции Кремлю. Я сидел и итожил вышесказанное такими словами: «Собственно говоря, то, что в России такая власть, это еще не есть самое страшное – бывало и похуже: самое дурное то, что оппозиция нисколько не соответствует своему высокому предназначению, а является точным слепком с власти. Она не отличается ни умом, ни решительностью взять власть в свои руки по-настоящему – она не стремится к этому, ни вообще способностью к управлению. Как гласят все учебники по политологии, включая школьные, оппозиция по своему определению должна стремиться перехватить власть у тех, кому она принадлежит. Но в нынешней России это основное правило не работает: оппозиция лишь имитирует такое желание. Она действу­ет лишь на том небольшом клочке поля, что ей дано свыше, и раз навсегда негласно утверждено. Она избрала строго пассивные фор­мы, неопасные для существующей власти, она запоздало реагирует на действительную политику, которая может иметь только наступа­тельные формы. Она не принимает на себя функцию атакующей стороны.

Особое место занимают «товарищи КПРФ-ники». Они любят рядиться в одежды тех настоящих большевиков, которые смогли по­строить Великую Державу, пройти пол-Европы, выйти в космос. Всё это моральное наследие досталось современным коммунистам, ко­торые не имеют к прошлому никакого отношения. Отличие ны­нешних оппозиционеров от реальных, которые были, например, при царе, таково же примерно, как отличие реального Сталина от актера, который только играет его роль в кино.

Старые политические импотенты из числа коммунистических функционеров губят страну ровно настолько же, насколько и сама «российская» власть. Оппозиция боится народа, от имени которо­го она выступает. Она контактирует с ним ровно столько, сколько это необходимо для поддержки своего имиджа. Она более всего ви­новна в существующем порядке вещей. Приближается время, когда она ответит за всё сполна вместе со своими кремлевскими курато­рами.

Самое большое политическое достижение нашей власти – это именно создание такой оппозиции, которая рождена и выпестова­на в кремлевских мозговых центрах, является ее надежным продол­жением...»

Именно эти последние слова и были на мониторе, когда дверь открылась и вошел Ковров: «Я увидел, что кто-то есть и решил зай­ти». Ковров, не особенно церемонясь, прочел мои последние слова.

Я спросил у него:

– Ну, как?

– Откровенно говоря, мне понравилось! Хотя можно было бы ударить и еще посильнее – они это заслужили, но я не знаю, как бы это можно было сделать. – Ковров оказался в этот вечер удивитель­но словоохотлив и стал развивать дальше свою мысль: – Я с вами согласен и по сути, и по актуальности; для России сейчас это поли­тическая проблема номер один!

Московские фюреры... Все эти депутаты, дипломаты, началь­ники, министры, генералы и адмиралы, академики, писатели и из­датели... Лукавые, они имитируют наличие политической девствен­ности, как проститутки, надевшие на себя фату. Они только корчат из себя патриотов и жертвенников, – вот люди, которые вызывают у меня наибольшее пренебрежение. Придет момент, и они будут­ ломать комедию, строить из себя великих героев и настоящих вождей, которые-де «столько лет, не покладая рук, рискуя последними гро­шами на очередную избирательную кампанию... А какие книжки они писали? У-м-м...» Правда, у них ничего не получилось! Ах, бедняжки! – пожалейте же их... Наступит день, и эти людишки пер­выми полезут в Кремль. Пока настоящие герои будут лежать в гос­питалях, а жертвы – они ведь всё равно будут, не так ли? – отправятся в последний земной путь, эти уже будут сидеть впереди всех, и каждый на нужном месте, они будут удерживаться сообща и кричать, что только они-то и есть достойные для управления страной. Меня это крайне тревожит...

Когда я впоследствии еще познакомлюсь с Ковровым поближе, то замечу, что говорил он, может быть, и важное, и нужное, но слова его были какие-то удивительно книжные, как в каком-то фельето­не. Он не был скучен, как другие, он был точен, но чересчур, он был прав, но лучше от этого не становилось никому. Может быть, ему самому? Нет, в первую очередь не ему. Сначала я полагал, что это у него от Наумова, который часто выражался примерно так же, но Наумов это говорил на работе, а в быту был совсем другим человеком. Для Коврова же разницы не было, он всюду был одинаков.

В ответ я спросил:

– Ну а вы-то сами, Валерий Михайлович, со своею командой, разве вы не могли бы стать настоящим лидером, устроить переворот и захватить всю государственную власть в стране? Ведь у Вас и Ваших людей есть все возможности для этого: Вы – волевой человек, есть деньги, знания, откуда и что берется, как нужно управлять. Что Вам еще не хватает?! Взяли власть – вышвырнули бы всю эту шайку из Кремля, вернули стране всё утраченное, разве Вам и Вашим людям это не под силу?

Я сказал, наверное, что-то не то, потому что Валерий Михайло­вич от неожиданности растерялся и смутился:

– Ну, говорить о политике верное и заниматься ею с успехом – это вещи разные. У меня и моих друзей, как Вы верно изволили заме­тить, хорошо идут дела в бизнесе, но нельзя это механически пере­носить на политику, да еще в масштабах страны...

Он откланялся и ушел.

Знал бы я тогда, как я попал в точку! Лишь теперь, столько време­ни спустя, я понимаю, от чего он так себя повел и такими словами отговорился.

* * *

Вторая моя книга получилась еще лучше первой. Видно потому, что тут я сосредоточился только на одной теме – на «перестройке». Через издательство передали множество писем, которые пришли ко мне. Одно запомнилось мне очень сильно, оно было коротким – на полстранички, главное, что было в нем: «Я выбросил все книги, которые я покупал раньше, и оставил только Вашу». Лучшего комплимента, наверное, и придумать было нельзя.

* * *

На новую встречу Александрова со Статейным первый принес с собой «полный расклад»: дискету, на которой были записаны устано­вочные данные (фамилии, адреса) и должности всех членов организации – все три тысячи человек. Полковник был доволен и обещал Александрову отозвать его из проваленной им организации. Но ни тот, ни другой не знали, как не узнали это потом и «органы» на местах, что это была полнейшая фикция: да, эти люди числились активными оппозиционерами, они исправно ходили на митинги, писали в газеты, выдвигались на выборах, занимались прочей полити­ческой трескотней, многие были связаны с настоящей организацией, но на них смотрели заранее, как на балласт, который были готовы сбросить, а понадобится – отправить либо в тюрьму, либо под пулеметы: а куда еще годны болтуны?

Наставления Путина

Статейный и Грачев проработали в Кремле очень долго. Они вместе пережили большую перетряску, которую учинили Чубайс и Лебедь в 1996 году, они остались и тогда, когда Лебедя попросили вон, и еще множество больших и малых чисток. Статейный постарался зарекомендовать себя незаменимым специалистом, и его ценили. Он пережил и последнюю «кадровую» революцию и даже еще больше поднялся (к должности «начальник отдела» было приставлено еще и «заместитель начальника управления»), когда хозяином в Кремле стал их человек – из спецслужбы. За всё время работы в Кремле с Президентом удалось повстречаться только один раз. И это был уже Владимир Владимирович, а не Борис Николаевич. Позвонил его референт и напрямую, минуя генерала, попросил к завтрашнему обеду подготовить доклад о проделанной работе и о созданной «системе удержания развития страны». Всего на пятнадцать минут. Не более, но и не менее.

Готовясь, Статейный не спал всю ночь.

Президент выслушал доклад, задал вопросы. Потом помолчал, подбирая слова.

– Хочу с вами быть откровенным, – Путин посмотрел в глаза так, чтобы собеседнику была до конца понятна его мысль. – Ваше на­правление очень важно и всегда в истории страны имело чрезвы­чайно большое значение. Занять вашу позицию просто. Выйти из неё нельзя.

Если взять историю вчерашнего дня, то такой человек, как Кор­жаков, по своей собственной инициативе дважды спасал Ельцина. Первый раз – после отставки Ельцина... Так, в каком это году было?

– В восемьдесят седьмом?..

– Да, верно. Тогда Коржакова выставили из девятого управления, и он стал его охранять без оплаты, а на самом деле он нес информа­цию о Ельцине в «контору» – об этом все знают. И это была информация такого рода, что Ельцин не умер. Политически, я имею в виду.

А вот второй раз Коржаков спас Ельцина после своей отставки в девяносто шестом... Об этом никто не знает. Понимаете? Ельцина хотели убить в девяносто восьмом, после дефолта. И спас его имен­но Коржаков, который своей книгой только сделал вид, что с ним рассорился, а на самом же деле продолжал его охранять. Полити­чески...

Вот что важно. Нам приходится заниматься национальной бе­зопасностью всю жизнь. Бывших чекистов не бывает. Вы верно под­метили в своем докладе, что опасность подстерегает нас по всем азимутам. Но это верно и по отношению ко времени.

На этом аудиенция окончилась. Генерал о ней так ничего и не узнал. А Статейный узнал, что Путин четко дает понять, что Ельцин в девяносто восьмом ещё оставался вживых.

«Думайте, думайте...»

Ковров созвонился с Наумовым:

– Что мы можем иметь для себя в связи с ситуацией после одиннадцатого сентября?

– Она еще не устоялась. Должны произойти какие-то события, тогда мы можем что-то сказать определенное. А не гадать, как сей­час.

– Мы что-то будем иметь со всего этого?

– Событие слишком большое, чтобы мы хоть как-то каким-то боком, но не остались к нему причастными. Пока же наберемся терпе­ния и подождем. Начинать какие-то телодвижения пока рано.

Опять потекло время, то спрессовываясь в значимые дела, то растекаясь в ожидании. Ковров и Наумов встречались еще дважды. Говорили о текущем.

Шатрову его знакомые из Службы Внешней Разведки смогли достать один любопытный документ, который произвел сильное впечатление на всех и особенно на Рязанцева, который с особой силой стал напирать на всех, чтобы ускорить события.

Совершенно секретно
Центральное Разведывательное Управление США
Аналитическая Служба по евразийским делам

Доклад о перспективах наших дел на территории пост-России
(извлечения)

В настоящем документе нам предстоит охватить несколько свя­занных в единое целое тем. Это – новый территориальный аспект бывшей России, это – удар по ее вертикали власти, это – военный аспект. Для осуществления нового распада в России требуется усилить противоречия в обществе – пусть коммунисты и им подобные бьют и свою элиту, этих так называемых новых русских, мы в ней больше не заинтересованы, для нас они – тоже русские. (...)

Для лучшего понимая новых задач требуется подвести итоги разгрома СССР. (...)

Еще при СССР мы заложили основы распада самой РСФСР. (...)

Нами был подготовлен сценарий распада России, где после уничтожения Л. Рохлина самую яркую роль предстоит сыграть генералу и губернатору А. Лебедю. Россия не спасется. (...)

Президентом Путиным с установлением модели руководства территориями через 7 федеральных округов был начат новый процесс. (...)

Непосредственно перед вторжением мы предпримем новые уси­лия для развала страны, на этот раз на 7 или даже больше частей. Можно будет спровоцировать самих русских, которые в ответ на исключительно мирное проникновение НАТО на их территорию под лозунгом «Пора бы и силу применить...» будут вынуждены принять меры к тому, чтобы неадекватными усилиями остановить наше продвижение. Это позволит в ответ применить международные сан­кции и прежде всего в отношении стратегических ядерных сил, угро­жающих мировому обществу атомной войной.

Еще вчера мы внедрили в головы русских для их психологическо­го расслабления формулировку «мы – свободные люди свободной страны», и она ими усиленно повторяется на разные лады. Сегодня этого мало. И непосредственно перед вторжением необходимо реализовать в российских СМИ программу успокоения населения, для чего максимально подробно (возможно, с утечкой информации) рассказать о достоинствах и непобедимости всех видов вооружения во всех средах российского оружия. Мы же знаем, что не важно, какое это оружие, насколько оно сильно и современно, а важно, в чьих руках оно находится. В неразумных руках русских оно – есть угроза для них самих.

МИД России должен совершить какие-то ошибки, в результате чего связи с окружающими странами прервутся, и вместо нормальных отношений насту­пят конфликты.

Россия, если на нее посмотреть верным критическим глазом, это ничто иное, как головастик со своей Москвой (головой) и Транссибом (хвостиком). Уже один только раздел, выполненный через привати­зацию Министерства железных дорог, что приведет к созданию РАО «ЖД», позволяет расчленить ее дальше на 7 частей. Так будет рассечена единая магистраль.

Мы проведем еще целый ряд таких мероприятий, мы попросим или принудим русских снова совершить такие действия, которые в сумме своей дадут нам возможность раскола их Федерации. Транссиб должен отойти в Сибири к нам, а также всё, что лежит севернее. А южнее на 100 км – это Китай. Следует мирно завлечь в этот наш поступок Китай, и мы сможем добиться этого от нового руководства Пекина. Следует раз и навсегда запомнить, что новое поколение китайских руководителей не говорит больше на русском языке. Наоборот, всё оно воспитано в Америке на ее традициях. Взамен их послушания мы временно предоставим им свободу рук в Средней Азии и Казахстане. (...)

Белоруссия больше не является козырем Москвы. Чего не пони­мал Лукашенко, так это то, что соединяются не народы, даже не один народ, соединяются не государства, а соединяются системы. Если бы он подходил к Союзу России и Белоруссии именно так, то он бы давно решил эту задачу. Мы никому здесь не мешали. Мы не только не вмешивались в дела отдельных государств, никто не может объективно нас в этом упрекнуть, но мы же не вмешивались и в союз стран. (...)

Разгромом СССР были задеты процессы на самом глубоком сис­темном уровне – вот каково должно быть объяснение произошедше­го.

Продвижение НАТО в восточноевропейские страны

Мы, объективно говоря, вышли на границы с Россией, но у нее нет умных людей, которые бы назвали это такими словами, верно отражающими суть дела. Они это называют по-иному, так чтобы это не тревожило: «продвижение НАТО на восток». (...)

Кульминационный момент

Следует четко признавать, что дружба дружбой, но дело – прежде всего. Сегодня это так, а завтра может статься, что именно любой Президент России будет нам мешать, и тогда мы – при расчленении России – будем вынуждены избавиться от его политического трупа. Так уже было при развале ЧССР (через смерть Дубчека, который, как объяснили потом мы, только один и сдерживал развал страны на 2 республики), или при развале СССР (Горбачев по уговору спас свою жизнь). Мы не будем искать каких-то новых способов. Но мы должны помнить обо всех обстоятельствах. Разгром страны часто сопутствует устранению ее лидера. (Перевод этой фразы выполнен неправильно. На самом деле в ЦРУ имели в виду: «Разгрому страны часто сопутствует устранение ее лидера»).

Русской останется небольшая, компактно управляемая Моско­вия. Со временем вся собственно Московия должна превратиться в Вологодчину. И тут пойдет процесс жесткого сокращения численно­сти населения русских. Нам потребуется изучить опыт немцев по уничтожению людей. Ответить на вопрос: «Кто лучше горит в крема­ториях». К испытаниям стоит приступить немедленно. Лучшим материалом для этого могут явиться сами же русские на Кавказе или в Средней Азии.

Раскол России может вызвать в Поволжском федеральном округе устремление мусульман создать свои самостоятельные государства, но им не устоять перед консолидированным натиском русских из Сибири и Московии. Тогда потребуется создать единый Поволжс­кий мусульманский пояс. А Астраханскую, Волгоградскую, Саратов­скую области населить выходцами из Азии, Африки, Латинской Америки. Для чего следует их переселить из стран Европы. Где, кстати сказать, они весьма ужасающе плодятся. Во Франции прогосовал за Ле Пэна значительный процент, чтобы только от них избавиться. Помочь странам и народам Европы – всегда был благородный долг Америки. Мы должны выселить этих пришельцев в южные районы России – там им будет комфортно. Куда при этом денутся сами русские, умрут ли они или уедут на север – это их дело. А мы за это не несем никакой ответственности. (...)

Кое-кто из русских и близких им национальностей могут остать­ся здесь же. Но мусульмане, что вполне естественно для их права, будут требовать, чтобы это были лица, принявшие ислам. Новых переселенцев следует размещать в городах, а русских выгонять в деревни, но следить, чтоб не ушли в леса.

Целиком заброшенные территории – это только север, Республи­ка Коми, Карелия, Мурманск – отходят к сопредельной Финляндии, так как она давно этого хотела.

Украина управляется тремя участниками: с запада на восток Польшей, часть страны, расположенная в пойме Днепра – Германи­ей, а юг и Донбасс – Турцией.

Это будет лишь первая фаза раздела РФ, историческим аналогом может служит раздел Польши, совершенный в 18-м веке. Только число участников должно быть больше.

Стоит не забывать об уникальном историческом опыте России вообще и большевиков в частности. В 1918 г. им принадлежала со­всем небольшая зона (она лежала в границах того, что нами названо Московией), 30 лет спустя их западная граница проходила по середине Европы. Захваченная ими территория превышала прежнюю в 12-15 раз.

Россия имеет какое-то чудесное свойство приманивать других. Как такое происходит, не ясно даже в принципе и имеет, видимо, свойство одной из загадок русской души, обладающей способностью приманивать к себе другие народы. Нам стоит об этом помнить.

ФСБ и СВР

Мы традиционно находим наших друзей там, где и не ждали. Мы имеем их, мы ищем их, мы встраиваем их в свой механизм. Мы всегда были сильны тем, что четко проводим разделение на наших врагов и сторонников, и через анализ наших врагов мы видим, что сегодня нуждаемся в помощи со стороны наших и заинтересован­ных в нас лиц из следующих государственных и общественных ин­ститутов России. (...)

Чем можно будет их привлечь? Им для выполнения их особых миссий должна быть предоставлена наша активная помощь. Мож­но не стесняться с остальными.

Главный враг ФСБ находится внутри страны – это фашизм, который охотится за евреями, негритянскими студентами. Злодей­ства, творимые фашистами – это не наша тема. Но мы должны бу­дем защищать их жертвы. (...)

Роль спецназа особая. Мы не ставим вопрос: будут или нет они стрелять в спину своим, а открываем способы, которые должны уси­лить противоречия. ФСБ: его роль должна быть такой же как и КГБ при развале СССР. (...)

Новые русские должны будут для защиты своей частной соб­ственности заводить себе как можно больше людей, они будут сами без нашей помощи и даже вопреки ей набирать солдат в свои част­ные армии. Брать их будут из частей и органов ФСБ. Также хороши готовые убийцы из тюрем. Если их перестать кормить, то это неминуемо приведет к голодным бунтам, массовым побегам. Слава богу, что под давлением гуманитарных организаций русские их не расстреливают – боятся санкций, хотя если бы их расстреливали, для России было бы гораздо лучше: так хоть как-то сдерживали бы потери своего этноса, и выиграли хотя бы одну войну – криминальную. Потом из них можно сформировать отряды по типу полицаев, как это уже было при немецкой оккупации.

С подачи партии «СПС» Россия сочла нужным завести в своей армии наемников. Мы найдем способ перекупить их, и они в реша­ющий момент выступят на нашей стороне.

Мы должны полностью подкупить за доллары и евро генералов и офицеров армии и атомного флота – так, как это удалось в Ираке. Тогда атомные базы и флот России перестанут угрожать человече­ству.

Устранение последнего препятствия: что еще делать с фашистами?

Операция «Феникс», проведенная нами во Вьетнаме, тогда по­зволила установить режим, лояльный к демократии. Поэтому жела­тельно провести ее блестящий повтор. Все, за исключением, может быть, одного или двоих, которые могут нами использоваться для наиболее важных дел, выявленные нами и соответствующей службой ФСБ лидеры фашистских организаций должны быть устранены: убиты с элементами устрашения, под видом внезапной болезни или же заключены в тюрьму на достаточно длительные сроки по обвинениям в совершении тяжких преступлений. Мы можем только предполагать, что они станут первыми, кого постигнет тяжелая судь­ба, но далеко не последними.

Мы также не хотели бы видеть на свободе в такой нужный для нас момент всех их последователей, речь может идти об одном миллионе человек, так как роль молодых членов экстремистских организаций часто бывает непредсказуема. И пора, наконец, показать этим русским их подлинное место в истории: они будут раздавлены нашей машиной, как ненужные элементы, только паразитирующие на земле, на чужих идеях.

Мы помогли установить им демократию, и только. Но мы и предположить не могли, что их извечная угроза свободному миру приоб­ретет форму кровавой русской мафии. Они сами не пожелали приве­сти к власти достаточно самостоятельное, независимое правительство, хотя столько раз могли это сделать во время честных (мы за ними наблюдали) парламентских и/или президентских выборов. Существует также целый набор других политических тех­нологий. После Сталина Россия так и не смогла породить нового Великого вождя, который бы составил достойную конкуренцию нашим президентам за все это время. Они не смогли также стать достаточно сильными. Мы им не мешали в этом. Так пусть же сегод­ня наступит для этого народа час расплаты. Мы не стремимся их защитить от их же собственной тупости – за всё время их хваленая официальная наука не смогла по-настоящему объяснить, как мы помогли им провести их же «перестройку».

США постоянно очень и очень несправедливо обвиняют в неста­бильности во всем мире. Наша благородная миссия в установлении демократии часто сопровождается вспышками негуманного сопротивления и насилия. Вина в этом, повторяю, не наша, а тех, кто сопротивляется нашей воле в установлении нового мирового порядка. Но они, пользуясь поддержкой международного терро­ризма, усиленно через СМИ насаждают эту пагубную идею. Исходя из этого, мы должны озаботиться этим как можно больше. Мы дол­жны взять на себя миссию предупредить некоторые правительства, чье мнение нам дорого, об ухудшении дел в России. Мы должны своевременно предупредить эти страны, чтобы они вовремя обес­печили отъезд своих граждан. Но при этом все должно быть сделано так, чтобы именно мы, США, не должны были нести никакой отвественности и не должны были испытывать каких-либо чувств по отноше­нию к событиям, происходящим в этой стране, а также в других странах мира.

В ходе операции «Занавес» мы навсегда стираем название «Рос­сия» с мировой карты. И да поможет нам Бог!

* * *

Больше всех этот документ поразил Рязанцева. Видимо под воздействием содержания, сразу же после ознакомления, фактическому главе организации приснился даже какой-то кошмарный сон.

...Кто-то говорит: «Эпизод за эпизодом будет разыгрываться гран­диозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его...» Голос-то какой-то страшный, трубный. Кто это? Ах, да это же Аллен Даллес. Будуший директор цэ-рэ-у Америки.

...Кто-то еще говорит. А это телевизор. Включаем. Слушаем. Дик­торша что-то лепечет. При том, что она сидит лицом, но видна по­чему-то ее голая задница. Странно. Дикторша трещала языком: «Сегодня на карте нашего края появилось еще одно географическое название. В связи с уничтожением ракетной точки рассекречено название поселка, где она находилась – это поселок Сосновый. Нас пригласили на торжественное мероприятие – снятие с боевого дежурства целого ракетного соединения. Прежде его ракеты были нацелены на Вашингтон, но в связи с окончанием «холодной» вой­ны и тем, что Америка сейчас это наш союзник в борьбе с мировым терроризмом, нам больше не нужно столько ракет...» Тут же пока­зывали, как толстый генерал перед строем, надрывая глотку, орал: «Поздравляю вас со снятием с боевого дежурства!» В ответ ему тро­екратное «Ура!» Рязанцев, уже порядочно искушенный в таких де­лах, сам себе перевел: «Поздравляю с уничтожением ракетных войск».

Довольны все: генерал, журналисты и зрители. Дуракам закон не писан. В чём-то разбираться начнут только тогда, когда бомбочки начнут за шиворот сыпаться. В Югославии вообще не было стратегических ракет, и им первым стали посылать такие подарки. Но стоит ли об этом забывать, когда прошло всего-то лет восемь? Когда у нас не будет этих ракет, нам об этом напомнят ударом с воздуха.

...Потом картина, как голодные деревенские дети едят листики с дерева возле магазина. Стоят, улыбаются и неожиданно умно сами же пояс­няют: «И прежние кризисы били по стране и народу со всей силы. Но в их замыслах не было умысла на глобальное уничтожение. Если раньше еще как-то давали нарасти «жирку», а потом устраивали кризис, который всё сметал, то теперь решили действовать на пол­ное и окончательное добивание. Последний финансово-экономичес­кий кризис, устроенный на мировом рынке с особой силой обру­шился на Россию. И гайдаровская гиперинфляция, и «черный вторник», и августовский дефолт оказались цветочками. Остановились практически все предприятия реального сектора. Без­работица достигла отметки в 99%. В стране наступил холод и голод. Поезда не ходят, и нет возможности перевезти добытый и закупленный уголь. Россию сначала приручили к западным продуктам, а теперь, после кризиса, перестали их поставлять. Сельское хозяйство находится в коме. Скот воруют, и то редкое мясо, что продается на рынке, всегда ворованное – ни бывшие колхозы, ни фермеры никогда не отдавали своих бычков или свиней, деньги полностью обесценились, и что-то продавать стало рискованным, можно завтра остаться самому без еды и долларов. Если что-то нужно на селе, то с городом ведется только прямой продуктообмен. В бюджете денег только на зарплаты чиновникам и ми­лиционерам. И то их разгоняют – в свое время набрали слишком много, а теперь избавляются, на улицу выгоняют целыми учреждениями. Так что есть нам сейчас нечего – и мы едим листочки! Понятно? – А раз понятно, то и вы приступайте. Пока хоть что-то есть.»

О, Господи! Рязанцев со страху бежит из этой деревни. Пробегает какое-то дикое заброшенное поле...

...Прибегает в город, заходит в какую-то брошенную квартиру. Да это же его собственный дом! Кто-то сидит на кухне и поясняет всё скрипучим голосом, какое бывает у испорченного радио: «...Видимо, наступил полный кол­лапс. И выбраться из него не было никаких возможностей. И тут трезвые головы в Москве сделали предложение: «Давайте продадим Сибирь Америке! Тем более, что они сами об этом заикались. Ловим их на слове...» Возражений, как и всегда в таких случаях, никому не дали высказать. И, как опять же и всегда, сказано – сделано! Тайно сговорились, Америку и не надо было уговаривать – именно она и подтолкнула к такому решению. Но для вида она еще поиграла: и в то, что это предложение для нее неожиданность, и надо подумать, и в то, что внутри страны есть противники такого решения, и надо согласовать позиции. Словом, из этого стремились максимально выжать политические дивиденды, как на мировой арене, так и внутри. Америке продали Сибирь за три триллиона долларов. Оплата – в течении пяти лет...»

Голос прерывается, захлебывается, насту­пает пауза. Перед спящим кто-то (видны только руки) разворачивает карту Сибири. Поясняет чей-то новый голос с легким иностранным акцентом: «Русских по договоренности должны были организованно вывезти из проданной территории, но потом отказались от этой затеи. Как и всегда – объяснили, что в последний момент все изменилось, и нет денег, нет и организационных возможностей, а кто хочет, тот пусть сам добирается до Московии. Получаемые же деньги никогда не пересекали пределов России и были разворованы правительством.»

Опять показывают карту – палец ведет на северо-запад. Голос заунывно вещает: «Начались торгово-экономические санкции аме­риканцев и международных организаций. Америка высадила де­сант под предлогом защиты своих граждан. Захватили всю Москву и прилегающие области – российская армия и не пикнула. Уста­новили международный (а на самом деле исключительно свой, аме­риканский) контроль за военными базами. Стали разбирать ядерные боеголовки, вывозить уран и плутоний из них к себе, в Америку.

Однако, не все есть xa-pa-шo. Когда американцы входили «с инспекцией» в Москву, раздался взрыв в штаб-квартире разведки в Ясенево. В один миг взорвали всю компьютерную базу данных разведчиков, как нелегалов, так и работающих под прикрытием. ЦРУ открыто предлагало за нее 50 миллионов долларов, но полу­чить не успело.

Дальше – хуже. Калининградская область отошла к новому государству – Пруссии. Также как и северо-восточные воеводства Польши, правящую верхушку которой быстро уговорили. Совер­шенно ясно, что Пруссия была целиком и полностью германским государством, но в Берлине решили пока на время заварушки са­мим открыто не вмешиваться, а создать пока буферное государство. Неонацисты в Германии, которых так сильно традиционно побаи­вались евреи, тут же получили не только право на легальное суще­ствование, но и возможность создать открытую партию. Лозунг: «Сегодня – Судеты, а завтра – Волга» так понравился немцам, что их партия победила на ближайших парламентских выборах. Запах­ло открытой мировой войной.

Итак, немцы сообразили, что такое новое государство будет форпостом Великой Германии на востоке, в тоже время официаль­ный Берлин не будет нести формальную ответственность за его по­литику на востоке. Положение развивалось как никогда лучше, и новый раздел России принес Пруссии крупный геополитический успех: к ней же отошли Санкт-Петербург и Ленинградская область. А также участок Тверской области до Бологого. (Палец точно водит по карте!)

Прибалтику объединили в одно государство, которое попало под диктат США, которые тут же заполонили ее своими базами.

Белоруссия вся присоединилась к Московии, но тут же была предана объединенным руководством. Ее западная часть отошла к Польше, примерно по той самой границе, что была в 1921-1939 годах.

Образовалось два больших казачества: Уральское и Донское. Первое – где-то южнее Оренбурга в степях в районе реки Урал. Донское занимало небольшую полоску земли вдоль Азовского моря со столицей в Ростове. Эти две области и еще Московия – всё что оста­лось от великой России. Ряд территорий вдоль Северо-Ледовитого океана были вне контроля иностранцев, но туда никто и не стре­мился. На территорию русских областей постоянно шла эмиграция из Сибири, где местное население использовалось новыми хозяевами, как рабсила.

Каждый раз, когда взгляд заморских аналитиков натыкался на маленькие анклавы русских, они себе успокоительно говорили: эти районы, конечно же, неприятны уже по самому своему существова­нию, но они не опасны, как не делали политической погоды в свое время всякие там Приднестровье, Абхазия и прочее, что было нам неподконтрольно. Они где-то на задворках. В принципе, спо­рить тут бесполезно – эти мыслители правы.

Была поделена и вся Украина. Над ее самостийностью просто посмеялись. Киев и все Поднепровье – под пятой Германии. Точнее – Пруссии. Западная часть отошла к Польше (в ней веселились: «Наконец-то сбылась вековая мечта – Польша от моря и до моря!»), а восточная треть контролируема Турцией. У Турции же было максимальное влияние в Поволжье. Там была образована единая тюркская республика с центром в Казани, и официальное правление было возложено на татарского хана. Цель такого положения заключалась в том, чтобы буфером отделить население Сибири и Центра. А также буфер для американцев, оккупировавших страну от Урала до Владивостока. Сибирь была куплена Америкой, но она предпочла, чтобы и Китай не остался в стороне, и ему была отдана в вековую аренду вся территория на сто километров южнее Транссиба... Румыния заняла Молдавию.

Таков был большой геополитичес­кий раскрой бывшей российской карты. На Западе удовлетворенно потирали руки: «Вот теперь Россия – это действительно Верхняя Вольта, но только без ракет».

...Рязанцев сам без подсказки вспоминает во сне, что ведь нельзя сказать, что это положение было как-то неожиданно для всех, ведь были же люди, которые предупреждали, что такое может случиться, причем делали это совершенно открыто, в обшем-то даже чем-то рисковали, когда высказывали свое мнение.

Один ученый написал доклад и опубликовал его в бюллетене «Безопасность» еще в прошлом году. Уже тогда, за 7 лет до начала описываемых событий, был дан четкий и недвусмысленный про­гноз, выявлены тенденции, определены участники. Бюллетень этот рассылался во все крупные московские СМИ, в министерства, военным и в спецслужбы, и был хорошо известен там, где это надо.

Где-то этот доклад?.. А вот он, в сейфе у Рязанцева. Он усилен­но роется в сейфе, летят на пол ненужные листочки – не найти? Нет, нашел! Вот он – знакомые строчки прошлогоднего доклада Наумова.

«Развал России по сценарию развала СССР.
Начало уже положено

Попытки расколоть Россию зарегистрированы нами еще в 1990 г. Первый шаг был сделан Б.Н. Ельциным и широко распространил­ся всеми СМИ и известен благодаря широко известной, запом­нившейся фразе «берите себе суверенитета столько, сколько сможете». Во время поездок по республике им также делалась попытка прозондировать идею о создании семи больших довольно самостоятельных районов. Тогда это не вызвало никакого положительного отклика и было свернуто после консультаций со специалистами предвыборного штаба – тогда им преследовалась цель только стать Президентом РСФСР, и это могло быть отмечено его конкурентами, и через это могла быть показана подлинная роль Ельцина, как разрушителя и России, а не только всего СССР.

Самим М.С. Горбачевым предполагалось создание 50 самосто­ятельных штатов, как слепое копирование американского опыта, а также перевод автономных республик РСФСР в ранг союзных республик. Однако такая идея также не получила достаточного развития. Однако, это не говорит о том, что вето было наложено навсегда, к этой идее можно было бы и вернуться через какое-то время. Что и было осуществлено после ухода Ельцина из Кремля. (...)

Вместо семибанкирщины – семицентровщина, или
Почему это Путин направлен против олигархов

Первый же шаг Путина в этом направлении зафиксирован нами еще 13 июня 2000 г., когда был арестован на 3-е суток Президент РЕК В. Гусинский. Ровно через месяц – день в день – у Путина состоялась встреча с председателем конфедерации мировых еврей­ских организаций Р. Лаудером. Ему была прояснена ситуация, что если надо, то по делу можно покарать любого. Однако он был не­верно воспринят доверчивой публикой – посчитали, что начались гонения на олигархов, против которых была давно уже возбуждена ненависть.

Надо признать, что именно олигархия и устроила некую феодальную раздробленность: уже целые регионы страны принадлежали им, но им же было выгодно сохранять формальную целост­ность. И еще. Олигархи единственные, кто обладал реальными рычагами сдерживания таких процессов, а невыгоден им раздел РФ по простой денежной причине: после дележа территории новые «государства» разделятся и отгородятся друг от друга таможнями, на каждом столбе Транссиба теперь придется платить за проезд. Можно сказать, что задача Путина есть более трудная, чем задача Горбачева: тот смог заинтересовать новыми барышами свою номенклатуру, а Путину будет здесь труднее – ему еще предстоит найти какую-то социальную группу, которой будет выгоден разгром РФ. В этом, и только в этом, наши позиции с олигархами совпадают. (...)

В России нет такого надежного механизма, направленного про­тив развала страны, как его не было и в самом СССР. Отсюда вывод, напрашивающийся из аналогии – существует реальная опасность ее передела.»

...Рязанцев во сне вскидывает этот доклад вверх, как безумный он орет: «Предупреждали! Предупреждали!» Тот же голос отвечает: «То-то же! Смотри, что будет дальше!»

...Снова на столе появляется карта, и тот же палец водит по ней рукой.

Показывают холм, с которого видно, как в город на берегу боль­шой реки входит враг. Что это за город? – Ба! Да это же Сталинг­рад!

Город отсюда виден как на ладони. С юга подходили на грузовиках мусульмане, они уже втянулись в город, и их авангард исчез за домами, туда уже нельзя, слышно, как по пути чечены стреляют из автоматов по людям.

Потом наступила оккупация. Убивали кого-то каждый день. Согласно инструкции: каждый день понемногу, ровно столько, сколь­ко нужно для устрашения. Грабили дома, естественно начали с богатых квартир, коттеджей, вывозили все, вплоть до мебели, и лепных элементов, которые выламывали, имущество отправлялось контейнерами. И это, конечно же, не считая того, что целыми эшелонами гнали лес, уголь, нефть, цемент, цветной металл, хлеб, уран. Вывезли все из музеев, мебель из офисов и учреждений культу­ры, книги из библиотек, все станки и другое оборудование из заводов.

Не топили, и с дач люди по первому снегу привезли буржуйки. Не хватало медицинской помощи, и люди умирали прямо на улицах. Вокруг военных баз американцев еще какое-то пространство относительно чистое, а дальше – полное запустение и разор.

В городе есть какие-то снайперы, которые убивают и грабят американцев. Патрули ходят по двое, но это как раз то, что нужно. Каждый раз их убивают по-новому, каждый налет обдумывают заранее, присматриваются, и раз в 10 дней – бух: двоих нет! Американ­цы в ответ расстреливают заложников.

Из сообщения местного американского командования в Пента­гон: «Террор русской мафии вызвал огромные психические воздей­ствия. Это какой-то плотный порочный круг. У солдат – стрессы. Иногда они стреляют по какой-то причине буквально до последнего патрона. На стрельбу кидаются эти проклятые русские бандиты. Как только у солдата кончились патроны, на него тут же кидаются и берут его голыми руками. Когда однажды солдаты ездили в деревню на экзекуцию, то на обратной дороге их колонна была уничтожена, всем живым солдатам и офицерам в зад воткнули раскаленный металли­ческий прут. Теперь добровольцев не найти».

ВВС США, по предварительной договоренности с Польшей, имеют сильную авиабазу в Гродно, которая напрямую угрожает Москве, и только сильное ПВО, доставшееся в наследство от СССР (Московский округ ПВО), пока не позволяет Америке бомбить Мос­кву.

Чечены в верхнем Поволжье творят черт знает что. Русские оттуда практически все, за исключением стариков, сбежали в Московию. Селятся, как правило, только в селах – там еще можно прокормить­ся, хотя в самой Москве есть множество заброшенных квартир, и даже целых домов. Хорошо топят зимой только в центральном округе и кое-где на юго-востоке...»

...Неожиданно голос остановился, и на этом сон Рязанцева прервал­ся. Он проснулся весь уставший, какой-то измочаленный. Тут же закурил. Подумал: «Присниться же такое? Черт знает что!.. Надо об этом помалкивать, а то объявят шизиком...» Но этот глупый, мистический случай здорово изменил Рязанцева, он стал всех торо­пить: «Мы много просиживаем! Мы чересчур увлеклись подготов­кой, занимаемся черт знает чем, пора – в бой!»

* * *

Срочная встреча состоялась по инициативе Наумова. Причем он приехал в офис даже без предварительного звонка и не в среду, как обычно, а в понедельник – видно, не мог ждать. Рано утром он уже сидел в приемной Коврова. Вид у него был невыспавшийся, но не усталый, а возбужденный.

Валерий Михайлович не стал задавать ни единого вопроса, и они вместе прошли к нему в кабинет. И, только лишь раздевшись, спросил:

– Что-нибудь случилось, Андрей?

Как бы ни был настроен Наумов на быстрейший разговор, начал он в своей обычной манере – издалека:

– Помните, как я вам рассказывал о том, как происходила пере­стройка с позиции науки?

– Можешь меня об этом никогда не спрашивать... Такое я не забуду до конца своих дней.

– Отлично. Значит, вы помните и о том, что перестройка нача­лась не в самом эсе-се-се-эре, не в Кремле, не на Лубянке, а в самом слабом месте социалистического лагеря – в Польше?

– И это помню. Вы еще сказали в своем докладе, что американ­цы здесь ничего не открыли, а лишь воспользовались формулиров­ками Ленина: «Россия – самое слабое звено в цепи империализма» и что «сила цепи определяется силой самого слабого звена». Так?

– В общем-то так. Только последнее высказывание принадлежит не Ленину, а известному ученому Богданову. Это детали для вас, но существенно для меня... Так... Я нашел такое звено для нашего переворота, – выпалил он вдруг громко, словно боялся, что не успеет сказать столь важную инфор­мацию.

Ковров слушал внимательно, он сразу оценил то, что говорил Андрей Иванович. В этот миг молодой человек вдруг вырос в его глазах очень высоко.

– Так-так... – Ковров, еще не слыша конкретику, но уже понял: это то, что нужно, с этим можно будет работать, всё то, что было раньше, была лишь присказка. Всё настоящее начнется только сей­час, с этой самой минуты...

– И где же это?

– Я предлагаю воспользоваться довольно-таки не глупой ленинской идеей и, не изобретая велосипед повторно, принять ее за основу в нашем деле.

– Хорошо. – Наумова нужно было торопить, он мог уйти в свои отвлеченные понятия. – А где это место в России? Где здесь у нас слабое звено?

– Не совсем в России. В бывшем эсе-се-се-эр. В Грузии. – С этими словами Наумов вынул несколько листочков из кармана: – Прочтите.

Коврову вскружила голову столь близкая перспектива перево­рота. Сразу же решалось множество проблем, которые казались не решаемыми еще вчера. Можно провести по сути репетицию. Ошибка в Тбилиси не так страшна, как в Москве. Получается плац­дарм для вторжения в Чечню и решения чеченского вопроса. Удар в спину, рейд по Чечне, армия будет на стороне тех, кто поможет ей в войне на Кавказе. Начать пропагандистскую войну. Получается в известной мере и восстановление СССР, и многие другие эффекты. Одним махом наносится многокомбинированный удар по всем врагам страны. Что может быть лучше? Только надо будет это дело повернуть так, чтоб никто до поры до времени не догадался. Потом, после часа «Икс», пусть знают все. До него – минимум. Кстати, в случае провала в Москве, которого так боялись, есть куда отступать.

Как бы со стороны он слышал голос Наумова:

– Можно вполне убедить наших не всегда послушных: Рязан­цева и полковника Пряхина. Стоит только сказать, что буксует набор добровольцев, и к намеченному две тысячи пятому году у нас не будет хватать сил для захвата Москвы. Но вот есть, дескать, ла­зейка... Надо лишь сделать все, чтобы они полагали, что это их идея. Тихонько подвести их самих к этой мысли, но ни в коем случае не говорить им прямо в лоб – тогда они ее отвергнут. Впрочем, не мне вас учить.

Ковров оценил сделанное, но сказал и о другом:

– Значит, Андрей, у нас теперь есть реальный шанс выпол­нить программу-минимум: захватить власть в стране?

– Да, я могу смело утверждать, что у нас есть реальный шанс. Но как понимать ваши слова? Они означают, что есть еще и цель для про­граммы-максимум?

– Конечно есть. – И он назвал ее.

– Тяжело...

– И это мне говорит человек, который только что рассказал, как, не имея в кармане практически ничего, перехватить управление такой системой, как Россия. Это будет тяжелее?

– Надо обмозговать...

– Пожалуйста!.. Времени – вагон.

Наумов ушел, оставив бумаги. Вихрь собственных идей, возникших вокруг предложенного варианта, вскружил Коврову голову. Как это было изло­жено: четко, ясно, дерзко и красиво! Первые же строки гласили: «Мы ставим перед собой задачу захвата государственной власти в системе «Россия». Вряд ли нам это удастся осуществить в один этап. Возможно, что для этого потребуется два или даже три...» Ковров прочел до конца, а потом поискал глазами еще один по­нравившийся ему фрагмент: «США сейчас напоминает человека с широко раздвинутыми ногами: одна из них на континентальной части в штате Джорджия, другая – в Грузии (по-английски тоже – Джорджия). Так ударим же между этих ног!» Действительно, не всё так было просто. Несмотря на огромный авторитет, каждую свою идею Наумову приходилось продавливать, пробивать. И тут он действовал всё более и более уверенно и опытно. Он понял, что со стороны Коврова он будет всегда иметь поддержку – пусть не сразу, пусть потребуется известное время, в зависимости от разного рода обстоятельств. Что же касается Рязанцева, то Николай Александрович бывал в лучшем случае упрям, или же попросту глуп и недопонимал сути объясняемого, мог, в худшем случае, и торпедировать ценную идею. Наумов жаловался: «Мои коллеги в сэ-шэ-а за время всей «холодной» войны никогда не слышали от заказчика слов типа: «Нет! Нам это не подходит!» Совсем даже наоборот, каждые три месяца к ним являлись люди из госаппарата и говорили: «Мы выполнили все ваши предыдущие рекомендации. Что дальше?» Вот так американцы нас и победили. А мне, бедно­му, – он все время вставлял это слово, – приходится всегда убеждать в своей правоте». Рязанцеву ничего не сказали прямо, как оно, собственно говоря, есть. Его потихоньку доводили до такого состояния, когда он сам должен был принять выгодное решение. Первая информация пошла не от Наумова и не от Коврова. Подготовили через адъютанта Пряхина. Адъютант положил папку: в ней была справка от начальника боевой подготовки, требовалось еще больше солдат для штурма, денег нет, никто не шевелится на предмет того, где их взять. Пряхин сам уже хотел сказать при первом же удобном случае, что в сроки не укладываемся, возможно, что еще все придется откладывать на год, записка его подтолкнула – сказал Рязанцеву, тот – Коврову. Карусель закрутилась... И лишь только тогда, когда Николай Александрович «дозрел» и начал искать альтернативы, и появилась фраза: «А что если не в России начать, а, к примеру, в Грузии, а?» – Наумов произнес это в один из своих визитов, а уже в следующий раз он убеждал Рязанцева и Пряхина.

– Николай Александрович! Сергей Николаевич! Смотрите сами. В любом случае устранение Шеварднадзе будет выглядеть, как внутреннее дело Грузии. Внутри нее было столько видимых конфликтов: Гамсахурдия против Шеварднадзе. Шевард­надзе против Абхазии. Против Южной Осетии. Против вора в законе Иоселиани. Против шефа своего КГБ Георгадзе. Против коммунистов. Страна просто раздираема внутренними противоречиями. Каждый политик стремиться урвать побольше. Никто не будет в состоянии определить внешнее вмешательство. Никто не сможет просчитать, что на самом деле за спиной нового грузинского правительства стоят совершенно другие люди. Все будут полагать, что Шеварднадзе пал жертвой заговора внутренних сил: когда мы в правительство введем абхазов, коммунистов, людей бывшего шефа ка-гэ-бэ, то всё будет выглядеть, как результат их совместных усилий. Они, конечно же, не смогут друг с другом уговорится, будут ссориться, а мы будем командовать всем за их спиной. Впрочем, долго это не продлится. Нам там быть недолго – скоро после этого будем в Кремле. Бросать Грузию нам не выгодно, и мы ее не бросим... Нам нужно иметь кое-какой плацдарм.

Америка, отправив своих военных советников сюда – на Кавказ, на территорию бывшего эс-эс-эс-эр, сильно подставилась: в одной точке собрались и демократы типа Шеварднадзе, и американский враг – мы начинаем их бить одним ударом. Собственно говоря, так и делаются всякие успешные дела вообще: ударил в точку, добился перелома, противнику неясно, за какой именно конец ухватиться, чтобы сдержать натиск. Военных советников на-то надо (все усмехнулись этой тавтологии) уничтожить, оторвать всем им головы, причем буквально! – выслать в Вашингтон. Никого желающих поехать сюда больше не найдется. В грузинских тюрьмах сидят такие пре­ступники, что сделают это, не задумываясь.

Мы сразу становимся участниками крупной политической игры международного масштаба. Закрыть страну на замок – так, чтобы оттуда не вылетало ни звука без нашего разрешения. Всех впускать – никого не выпускать. Мы можем отмобилизовать весь ее потенциал в нашу пользу. Здесь же отмобилизовать армию... – кстати, это по вашей части, Сергей Николаевич. А по моей – в Тбилиси находятся институт кибернетики и школа ка-гэ-бэ. Есть кому обучать – было б только кого обучать. Пропагандистам Мельникова тоже есть где развернуться: весь «Грузия-фильм» к его услугам. Точнее то, что там осталось.

* * *

Ковров озадачил всех:

– Средств у нас всё равно не хватает. Даже на Грузию. Что тут можно предложить? Где можно взять деньги?

Рязанцев напомнил:

– У нас огромная база данных на наших сотрудников. У кого-нибудь могут да оказаться достаточно весомые связи. Поищем здесь...

– Ищите, ищите, Николай Александрович. Я, к сожалению, в Москве так ничего и не нашел. Хотя куда только не обращался.

– Сколько просить?

– Десять миллионов долларов. На эти деньги нужно вооружить, обучить и прокормить минимум год еще три тысячи солдат.

Ставший уже энциклопедистом Ковров вспомнил побасенку:

– В годы Великой Депрессии некий предприниматель всё время добивался приема у Рокфеллера. Сначала он просил полчаса. Потом – двадцать минут, потом еще и еще меньше. Ему неизменно отказы­вали. Наконец он додумался попросить те три минуты, что магнат шел от дверей кабинета до своего автомобиля, когда ехал домой обедать. Было получено согласие. Наконец-то, через полгода мытарств, настал великий день! Ровно в двенадцать двери кабинета распахнулись, вышел Рокфеллер и пошел к выходу. Предпринима­тель пристроился рядом и зашагал. Молча. Вышли из здания и подошли к лимузину, шофер распахнул дверь, Рокфеллер чуть помедлил и всё же спросил: «Вы хотели со мной поговорить, отчего же вы сейчас молчите?» – «А зачем теперь мне это нужно, мистер Рокфеллер? Я не стану отвлекать вас от ваших миллиардных дел со своей маленькой просьбой. Мне это уже не нужно. Посмотрите сами – весь Уолл-стрит смотрит на нас: кто это там такой рядом с самим Рокфеллером? Завтра я войду в любой из этих банков и попрошу такой кредит, который мне нужен и, поверьте, мне его дадут без всяких вопросов. Дело уже сделано.»

Так что и нам нужно всего-то ничего – постоять три минуты возле какого-то миллиардера, и дело в шляпе!

Просмотрели всю базу данных своих сотрудников. Одним из шансов, как ни странно, оказался Мельников, когда-то работавший журналистом-пиарщиком у сибирского нефтяного магната Казарновского. Он был из Тюмени, с начала девяностых торговал нефтью, гнал ее на Запад, отвоевал большой кровью кое-что у изра­ильских бизнесменов, но перебежал дорогу своему новому губерна­тору, и тот его засадил в тюрьму. Сейчас, по освобождении из заключения, Казарновский переживал не лучшие времена, хотя и раньше он откликался на разного рода призывы о помощи, но теперь доступ к нему стал еще проще. От встречи не отказался, выслушал внимательно: оно и понятно; не каждый же день к тебе приходят люди и откровенно говорят, что хотят свергнуть правительство пусть и в отдаленной стране, но и там тоже есть какие-то связи, и могут возникнуть интересы.

– Для принятия окончательного решения мне нужно посмотреть на вашу кухню. Она, как я понимаю, у вас где-то в Москве...

– Под Москвой есть разведывательно-информационный центр, военный штаб и еще кое-что. Мы можем показать только что-нибудь одно. Всё планируется в штабе.

– Добро. Там и поговорим. Я буду в Москве на следующей неделе. Можете готовить счета для переброски денег.

Казарновский прилетел в Быково на своем самолете. Какая-то встреча его была отложена, и он сразу же коротко переговорил с Ковровым, который ждал его прямо на взлетной полосе. В штаб Казарновский поехал с охранниками и своим советником – старым лысым евреем.

Заглядывал в каждое помещение: «А это что? А это?..» – «Ищет бутафорию», – догадался Ковров. В большом зале, где на огромных подставках в центре была выполнена панорама Тбилиси и прилега­ющей местности, он остановился: такого увидеть он не ожидал. Все офицеры-операторы ушли, не забыв прихватить свои папки с планами, остался лишь один полковник – начальник оперативного – отдела. Он дал пояснения по местности, расположению правитель­ственных объектов и войск безопасности в грузинской столице и на подходах к ней.

– Современная военная история в Грузии такова. После развала эс-сэ-сэ-эр на ее территории остались войска тридцать первого армейского корпуса, войска окружного подчинения и штаб, поли­туправление Закавказского Военного Округа, на базе которых было сформировано министерство обороны Республики Грузия. Тридцать первый армейский корпус включал в себя три мотострелковых дивизии: сто сорок пятая базировалась в Батуми, десятая – в Ахалцихе, сто сорок седьмая – в Ахалкалаки. Вооружение составляло: танков – триста девять единиц (в основном средние тэ-пятьдесят пять и тэ-шестьдесят четыре), бэ-эм-пэ – четыреста штук, артиллерийские системы различного назначения и различных калибров – двести тридцать штук (три артиллерийских полка в дивизиях и окружная артиллерия). Хороший аэродром был возле Тбилиси. Боезапас – около двух тысяч вагонов боеприпасов различных калибров. Ничего этого в настоящее время нет. Значительная часть продана за рубеж, разграблена, потеряна в боях в Абхазии и южной Осетии. Со снарядами тоже проблема.

Дислокация Вооруженных Сил, национальной гвардии, внутрен­них войск Грузии такова...

Наша разведка работает постоянно, отслеживая все передвиже­ния. Удалось по этому поводу сговориться и с нашим гэ-рэ-у, и они нам сами поставляют информацию.

Для того, чтобы захватить все центры связи и управления войск, правительственные объекты, нам необходимо одиннадцать тысяч солдат и офицеров. В своих расчетах – а мы провели здесь около вось­мидесяти оперативных игр – мы руководствуемся именно этой циф­рой. В наличии восемь тысяч триста человек. Кандидаты есть, но денег на содержание и обучение нет. – Заканчивал доклад полковник на пессимистической ноте. Рассказ уложился в десять минут.

– Вопросы?

Казарновский слушал очень внимательно, покрутил головой: «Фантастика!», повернул свое полное тело к советнику. Тот ничем не выказал своей заинтересованности в дополнительной информации. И вообще лицо его осталось бесстрастно. Видимо, по установившей­ся манере общения, это должно было означать полное согласие – не отказывать просителю...

– Хор-рошо. Выйдем.

Они вышли в коридор.

– Где можем переговорить?

– У меня здесь есть кабинет.

Прошли через всё здание.

– Ладно. Решение я принял. Всё у вас надежно. Ваши условия меня устраивают. Повторим еще раз: десять миллионов долларов США переводом на ваши счета в ваши банки. Возврат через год день в день. Если с долларом что-то случится особенное в ту или иную сторону, то можно и золотом. Мне еще приходилось финансировать выборы, но что б такое... Дай вам Бог всего хорошего, – произнес он неожиданно с особым чувством. – Проводите меня.

И тут случилось, как вспоминал позднее Ковров, не совсем хоро­шее. Случайно Казарновский тронул своим локтем папку и на пол полетели какие-то бумаги. Казарновский просто как воспитанный человек почувствовал себя неловко и бросился их поднимать. Ковров поспешил на помощь, приговаривая: «Ничего страшного, ничего страшного!..» Казарновский поднял листы, и кое-что ему бросилось в глаза, он так и опешил. Всё он прочитать не успел, но и с первого взгляда было ясно, что это за бумаги:

«Совершенно секретно.
Москва и Подмосковье.

Министерство обороны:

2-ая гвардейская Таманская мотострелковая дивизия (дислокация: пос. Алабино) – общая численность до 8 500 чел., до 100 танков новейших конструкций, до 200 БМП, БТР. В постоянной боеготовно­сти – до 30 танков, 50-70 БМП, БТР, 2200-3000 чел.;

4-ая гвардейская Кантемировская танковая дивизия (дислокация: пос. Шибанково) – общая численность до 5 500 чел., до 220 танков, 100 БМП, организационно состоит из 1 танкового и 1 мотострелково­го полка. В постоянной боеготовности – до 40 танков, 540-50 БМП, 1000-1500 чел.;

27-ая отдельная мотострелковая бригада (дислокация: пос. Мосрентген) – общая численность до 2 000 чел., до 40 танков, до 120 БМП, БТР. В постоянной боеготовности – до 20 танков, до 100 БМП, БТР, до 1000 чел.;

119-й парашютно-десантный полк (дислокация: гор. Наро-Фо­минск) – общая численность до 1100 чел., до 90 БМД. В постоянной боеготовности – до 60 БМД, 600-700 чел.;

45-й полк специального назначения разведки ВДВ (дислокация: Москва; Сокольники, западное направление – пос. Кубинка) – общая численность до 900 чел., до 20 БТР. В постоянной боеготовности – 20 БТР, до 500 чел.;

23-я отдельная бригада охраны МО РФ (дислокация: Москва, ул. Павловская) – общая численность до 2 500 чел., до 60 БТР. В постоянной боеготовности – 40 БТР, 1 000 чел. – в случае тревоги убывают на усиление охраны объектов МО и ГШ;

ИТОГО: группировка МО РФ в районе Москвы и непосредственно прилегающей местности достигает 20 000 чел., 350 танков, 700 БМП, БТР, БМД. В постоянной боеготовности – до 6 500 чел., 150 танков, 300 БМП. В течение суток может быть увеличена вдвое.

Министерство внутренних дел РФ:

Оперативная дивизия особого назначения (дислокация: гор. Балашиха) – общая численность до 9 000 чел., до 60 танков, 400 БМП, БТР. В постоянной боеготовности – 60 танков, 300 БМП, БТР, до 6 000 чел.;

Отдельная бригада специального назначения (дислокация: пос. Софрино) – общая численность до 2 000 чел., до 100 БТР. В постоян­ной боеготовности – 80 БТР, до 600 чел.;

Отдельная бригада специального назначения «Витязь» (дислока­ция: пос. Балашиха) – общая численность до 800 чел., до 40 БТР. В постоянной боеготовности – до 40 БТР, до 600 чел.;

Отдельная бригада специального назначения (дислокация: Москва, Лефортовские казармы) – общая численность до 800 чел., до 40 БТР. В постоянной боеготовности – 40 БТР, до 600 чел.

Части милиции:

Полк ОМОН (дислокация: Москва, Октябрьское Поле) – общая численность до 2 000 чел.;

Полк патрульно-постовой службы (дислокация: Москва, Варшавка) – общая численность до 1 800 чел.;

2-й полк вневедомственной охраны – общая численность до 1600 чел.;

Оперативный полк (дислокация: Москва, Савеловское) – общая численность до 1 800 чел.;

Специальный отдел быстрого реагирования Регионального управления по борьбе с организованной преступностью (СОБР РУБОП) (дислокация: Москва, ул. Житная) – общая численность до 400 чел.;

Специальный отдел быстрого реагирования Главного управления по борьбе с организованной преступностью «Вега» (СОБР ГУБОП) общая численность до 300 чел.;

Отряд милиции особого назначения гор. Щелково – общая чис­ленность до 300 чел.

ИТОГО: Группировка МВД РФ в Москве и ближнем Подмоско­вье достигает 23 000 чел. И это без учета личного состава РОВД, муниципальной, транспортной и криминальной милиции. В тече­ние суток может быть дополнительно переброшено до 15 000 чел., а к исходу вторых суток, с учетом отмобилизованной милиции циф­ра может достигнуть 30 000 чел.

Федеральная Служба Безопасности:

Боевые подразделения управления «А» (дислокация: Москва, ул. Фрунзенская) – общая численность до 600 чел.;

Боевые подразделения управления «В» (дислокация: гор. Бала­шиха) – общая численность до 600 чел.

ИТОГО: с учетом групп захвата и контртеррора Московского и областного управлений около 1500 самых высокопрофессиональ­ных бойцов спецназа, каждый из которых способен поставить точ­ку в любой попытке захвата власти.

Главное управление охраны Президента:

Президентский полк (дислокация: Москва, Кремль) – общая численность до 1 200 чел., до 40 танков, 60 БТР, другая техника;

Спецназ ГУБОПа (дислокация: Москва, Кремль) – общая чис­ленность до 400 чел.

ИТОГО: до 1 600 чел., до 40 танков, 60 БТР, другая техника.

Примечание: Пересчитать удаленность от объектов. Учитывать, что подчиненность разным ведомствам способна создать неразбериху, особенно этот фактор усилится, если ее умело создать. В случае эскалации конфликта в Чечне количество резко убыва­ет.

Пометка от руки: Возможна передислокация.

ВЫВОД: расчет может строиться только на внезапности, масси­рованных отвлекающих действиях (типа «Норд-Оста») или длитель­ной подготовительной работе по переориентации частей.

Пометка от руки: Силы безопасности посольства США. Взять на заметку оружейные магазины в центре. Частные службы безопасности (отдельный список – численность от 10 человек, дис­локация)...»

– У-ю-ю-й. – присвистнул Казарновский. Всё он и читать не стал, но многое заподозрил. Ковров как бы выкрутился:

– Надо же на всякий случай знать все.

Казарновский вышел вместе с охранниками и тихим незамет­ным советником. Охрана, что оставалась во дворе, завидев хозяина, вся вытянулась. Ковров с завистью подумал: «Нам этой дисципли­ны так не хватает». Казарновский протянул руку на прощание. И вдруг, в самый последний момент, перед тем как сесть в машину, спросил:

– А ведь Грузия это еще, наверно, не конечная цель?! А? – Смот­ри, парень, с огнем играешь... Я, конечно же, обо всем промолчу, но денег ты от меня не получишь – черезчур рисково!!!

Ковров никак не мог простить себе своей неловкости.

Срочно вызвали Наумова с единственным вопросом: где взять денег?

Первоначальный план Наумов набросал быстро. А в самом деле – чего тут долго думать? – Раз речь идет о том, что где-то следует взять миллиард долларов, то прежде всего стоило отбросить всех тех людей, у которых этого миллиарда отродясь не было и уже точно не будет. Для этого берем шесть (или сколько там живет на всей земле-матушке?) миллиардов человек и из них оставляем тех и толь­ко тех, кто владеет достаточно большой суммой в долларах, фунтах стерлингов, динарах и так далее, или будет владеть через какой-то промежуток времени – хороший аналитик это еще и неплохой прогнозист и никогда не должен забывать о ближайшем будущем. Значит, эти люди банкиры, нефтемагнаты, словом Рокфеллеры и Морганы, к ним добавляем тех, кто этими миллиардами может распоря­жаться – Президентов и премьеров, королей и императриц. Из всех этих лиц стоит составить список, сделать из него приложение номер один к нашей записке. Что дальше? – Дальше самое трудное: план, как на этих людей выйти, как составить сценарий этого. Все без исключения люди, распоряжающиеся судьбами мира и миллиарда­ми, имеют привычку прятаться в своих дворцах и не искать контак­тов с нами, простыми грешными. Как это преодолеть или, по край­ней мере, не сделать на пути ошибок? При этом нужно еще и решить для себя другую задачу: убедить заказчика, что больше им негде взять миллиард, кроме как выпросить у особо важных персон через посредство приближенных. Без особых связей не обойтись – напрямую такие дела не делаются, тут не пошлешь электронную почту.

Возьмем и сделаем для начала историческую справку, убеждаю­щую заказчика (руководство организации) в том, как это делалось в прошлом, в том, что такое бывает в принципе, и что ничего нового я не придумываю: «Что было то и будет; и что делалось, то и будет де­латься, и нет уже ничего нового под солнцем. Бывает нечто...» Пока мозги вспоминали хорошо известную тысячекратно повторенную байку, руки били по клавишам Андреевой персоналки, набирая вступление: «В истории политики очень часто бывает так, что ка­кая-то внешняя сторона оказывает решающую поддержку при внут­реннем конфликте. Уместным представляется вспомнить примеры из века нынешнего. Так, например, для захвата власти Ленин в начале 1917 г. связался с немецкой разведкой. Конкуренцию ему со­ставил Троцкий, также получивший поддержку со стороны амери­канского банкира еврейского происхождения Я. Шиффа...» Потом это будет еще правиться, редактированию может подвергнуться всё – может быть, из всего вступления останется только две-три строки, но главное было в этот момент верно ухватить мысль и передать ее так, как к этому привык заказчик – а русских легче всего уговорить через исторический пример.

Общий объем документа получился небольшой – чуть менее 50 страниц, но всё главное было здесь изложено, и опытный политик мог с этим работать и получить серьезный результат. Договарива­лись, что работа будет закончена за месяц, но Андрей позвонил через неделю: «Забирайте!» – «Но как же так быстро-то?» – «А чего мне тут долго думать? –Заранее всё было ясно!» (На самом же деле Андрею просто не хотелось признаваться, что сейчас другой работы у него нет).

...Первым высказал неудовольствие Рязанцев:

– Никто, никто, – как уже было замечено, это был его постоян­ный прием: для вящей убедительности он первое слово повторял по нескольку раз, – не заинтересован в том, чтобы помочь нам, русским людям. Все национальности мира только и ждут, чтобы мы пере­мерли... Искать нужно других – подлинно русских, патриотически настроенных предпринимателей, а не этого Казарновского, кото­рый советуется с евреем – вот каких советов мы ждали от вас.

– Если мы перемрем, как тут было сказано, то нашу землю зай­мет только Америка, а остальные получат шиш и еще больше про­блем... Да, даже какая-нибудь захудалая Северная Корея мечтает, чтобы мы вымерли и освободили для нее пол-Сибири. Что решает для них проблему, скажем, леса. Шутка! Но в то же время, она ждет, чтобы новый СССР защищал ее от Штатов. Иначе весь лес может пойти только на гробы. Итак, между нами – Россией и ими есть какие-то противоречия, но угроза от США в 10 раз важнее, чем возможность самим что-то поиметь от развала России и поживиться за наш счет. В 91-м году был нарушен баланс сил добра и зла, СССР – США. Его надо восстановить, и в этом нам помогут. Это называется парадокс заклятых друзей. Когда вроде бы с одной стороны это друг, с другой стороны, заклятый враг. Это – наш будущий главный козырь. Впрочем, в отличие от нас это хорошо понимают те, кто ждет нас с заранее распростертыми объятиями.

Кроме того, давайте не будем забывать, что сама задача для меня была сформулирована так: найти миллиард. Если было бы сказано: найти десять миллионов, то может быть я еще и нашел какого-нибудь русского бизнесмена, который бы выделил столько, но среди миллиардеров я что-то их не наблюдаю.

Что касается того, чтобы просить миллиарды среди руководителей стран-изгоев, то я всё же прав. Вам такое и в голову не приходило, потому что я смотрю, что ваше политическое пространство не выходит за пределы этой комнаты. А у нас не так. Мы мыслим масштабами мира. В принципе и его маловато для нас, ну да ладно – надо будет, и его рамки раздвинем. Внешняя поддержка очень важна – она словно опора для стержня. Всё это у меня изложено – идите и можете даже не обдумывать, а сейчас же начинайте работу. В четком соответствии с тем, как у меня указано в рекомендациях.

Стоит, конечно же, понимать, что в 17-м году немцы были с нами в недружественных отношениях и потому легко пошли на контакт и финансирование. В наше время у нас нет таких условий – все страны, объявленные США изгоями, находятся в дипломатических отноше­ниях с нынешним режимом Путина, поэтому всё должно быть обставлено так, что борьба идет не с Путиным и компанией, а наобо­рот, мы стремимся помочь Путину уничтожить американское влияние в России. Это понятно?.. – Наумов вгляделся в лица и остался доволен: уговорю!

Пусть заказчики ушли не без проблем, но Наумов их хорошо знал. Очень часто такие люди капризничали, и их приходилось ублажать, как малых детей; часто они поступали вопреки советам, и тогда не было уверенности в выигрыше тех или иных выборов или других политических акций, а что может больше разочаровывать, чем уверенность в своей правоте, но не способность переубедить клиентуру?

И следующая встреча прошла под знаком больше уговоров, пустых слов, траты времени на убеждение в своих силах и правоте, чем в конкретной работе. Для наглядности пришлось из стола достать колоду карт и, разложив ее на столе так, чтобы в центре был король пик, утверждать:

– Первое и самое главное мы сделали: нам нельзя не упускать никого. Нельзя исключать ни одного человека. И ни одной возмож­ности подходов к ним. Нужно учесть всё множество каналов. Абсо­лютно всё. В том числе, если промежуточные каналы выходят через территорию третьей страны – и не России, и не той страны, где мы ищем контактов. Ясно?

– Ясно.

– Ясно...

– Согласны?!

– Согласны.

– Согласны...

– Как вообще рассчитать связи человека? – Всё трудно, но нужно исходить из теоретических представлений. Допустим, разбираем вот этого человека, – он ткнул пальцем в разложенный пасьянс. – Вот король в центре. Кто он такой? Как наиболее полно можно его описать?

Первое. Мужчина. В смысле – почти самец. С кем он проводит ночи? – С женой, с любовницей, может быть не с одной – все это нужно знать.

Второе. Отец детей. Связи через детей. У тех, в свою очередь, могут быть тоже половые связи.

Третье. Он еще и чей-то сын... Значит, могут быть живы родите­ли...

Четвертое... Пятое... И лишь где-то на самом последнем месте стоит тот, кто нам нужен: политический деятель. В общем принцип ясен?

– Да-да. Понятно.

– Очень хорошо. Пусть ваши люди сами это все обдумают и изу­чат – я, как и договоривались, фактурой не занимаюсь. Но и это не самое трудное. Для того, чтобы достигнуть контактов, нужно обязательно пройти через изучение традиций. В том числе и древних национальных особенностей. Я не знаю, как там где-то, но хорошо знаю, как это делалось у нас в СССР. – Наумов достал изрядной толщины том с книжной полки, поли­стал его и, найдя нужную страницу, прочел:

«В Ямском приказе какой-то человек, обыкновенного роста и вида, уходя, бросил на пол письмо. Человека этого окликнули: «Чего обронил, эй?» Испу­гавшись, он побежал и скрылся. На запечатанном письме стояло: «Поднести великому государю, не распечатав». Дьяк Павел Василь­евич Суслов едва-едва трясущимися руками попал в рукава шубы. Грозя ездовому – спустить со спины шкуру, – поскакал в Преображенское... Караульный офицер в дворцовых сенях с презрением оглянул дьяка от лысины до сафьяновых сапожек на меху: «Нельзя к царю». Павел Васильевич, ослабев от тревоги, сел на лавку. Народу толпи­лось много: наглые военные, русские – все большого роста...» Так, ну тут не интересно – следует описание очереди. Смотрим ниже. Ага! Вот: «Павел Васильевич, загорясь служебной ревностью, подошел к караульному офицеру и в лицо ему сказал сдавленно: «Слово и дело!» Сразу в сенях стало тихо. Офицер вытянулся, с коротким дыханием вытащил шпагу: «Идем»... Письмо, поданное Павлом Васильевичем царю в собственные руки (у Петра болела голова, – встретил дьяка насупясь, нетерпели­во), письмо это – немедленно выскрытое – было подписано Алеш­кой Курбатовым, дворовым человеком князя Петра Петровича Ше­реметьева. Прочтя мельком, Петр взял себя ногтями за подбородок: «Гм!» – прочел вдругорядь, закинул голову: «Ха!» – и, забыв о Сус­лове, стремительно зашагал в столовую палату, где в ожидании обеда томились ближние... – Господа министры! – у Петра и глаза прояснели. – Кормишь вас, поишь досыта, а прибыли от вас много ли?.. Вот! (Тряхнул письмом.) Человечишка худой, холоп, – придумал! Обогащение казны... Федор Юрьевич... (Обернулся к посапывающему князю Ромодановскому.) Прикажи отыскать, привезти Курбатова сейчас же. И обедать без него не сядем... То-то, господа министры, орленую бумагу надо продавать для всех крепостей, для челобитных, – бумагу с гербом, от копейки до десяти рублев. Понятно? Денег нет воевать? Они – вот они – денежки!» Том захлопнул и прочел назва­ние:

– Алексей Толстой. Петр Первый. Москва... Издательство... Год... Страница... Вот как в принципе делались такие дела в России в прошлом. «Царь-батюшка! Не вели казнить, а вели слово­ молвить!» И все! Такова была политическая культура общения. А что мы видим сейчас – напишешь письмо какому-нибудь выскочке, а ответ получишь не от него, а от какого-нибудь дурака-клерка...

Последние слова Наумов произнес с горечью и разочарованием – чувствовалось, что когда-то он сам с этим столкнулся, и решение было не в его пользу. Спрашивать его о деталях никто не решился.

– Поэтому для того, чтобы войти сейчас в контакт с генеральным секретарем цэ-ка компартии Китая, если мы начнем реализовывать наш план, нужно точно знать – еще раз говорю: точно знать, а не просто представлять! – как в таких случаях устанавливали контакты с Императором Поднебесной. Традиции очень живучи. И так – во всех странах!

Вопрос еще и в том, как мы выглядим со стороны наших высоко­поставленных контактеров, как изменяется их точка зрения с тече­нием времени и при разных событиях.

– Нам нужны подходы к этим людям!..

– Да. Но я еще раз говорю, что совсем не обязательно, что первый человек, который установит контакт с нужными персонами, будет в облике жалкого просителя: «Дайте миллион для очередной революции», он может принять любую форму. Назовем это явление «Любовник для королевы». Вы понимаете, о чем я тут толкую?

Нужны сценарии для такого подхода. Нужно проиграть ситуа­цию так, чтобы мы заранее предстали в их глазах, как люди достой­ные и уважаемые у себя на Родине, а не пустомели с буйной фантази­ей. Что подумают наши контактеры: стоит ли им иметь с нами дело или нет?

Поднять наше реноме нужно через публикации в инопрессе. Сделать это можно через агентуру влияния ка-гэ-бэ среди западных журналистов. Основная тема публикаций: современное российское государство не в силах успешно бороться с этой ужасной русской мафией, которая угрожает западным ценностям. Но кто же сможет спасти демократию? – Видимо только третий участник: Русская национальная оппозиция – это та единственная сила, которая всех спасет. Она сейчас набирает новые возможности для серьезных политических боев. Если это напечатать в серьезных западных журналах, то это прочитают все, в том числе и люди нас интересую­щие. А мы тут же подтвердим это нашими контактами.

Суть принятия положительного решения всё равно будет зак­лючаться в том, как мы себя подадим. И помните, что второго шан­са у вас не будет. Понравиться можно только раз. Или никогда.

* * *

Ковров начал издалека, несколько абстрагируясь от конкретно­го подхода к проблеме:

– Хотелось бы мне, написать книгу об эс-сэ-сэ-эр. Рассказать бы, что из себя в действительности представлял Советский Союз. В пла­не диалектическом: как развивались события при внутренних про­тиворечиях, как управлялся, какие корни имел за границей, словом все то, чего касается наш Наумов. Может быть, после всего уйти на пенсию и предложить ему работу в соавторстве. Как думаешь?

– Полагаю, что после победы у нас будет работы еще больше, чем сейчас, и кто же ее сможет сделать лучше вас?

– Значит, не получится у меня ничего с такой книгой... Идею надо подарить Кулешову – он вполне сможет ее осуществить.

Раз помечтать ты мне не даешь, то поговорим о конкретном. Советская империя имела большие корни за рубежом, пустила она их еще при своем создателе – при Сталине, в чем-то даже нынешняя Россия их не утратила, во всяком случае не до конца. Одним из главных таких корней является разведка. И нам нужно, чтобы из твоих уже подготовленных ребят нашлись кандидатуры, кто бы знал языки и имел способности к работе вне страны. Ищи сейчас же. Может быть, все наши лишние, остающиеся вне нашего бюджета деньги мы сможем потратить на операции внедрения и консервации наших людей за границей. Наша цель: Брюссель и Страсбург – раз там основные европейские центры, то и нам нужно иметь своих людей. Продумай всё. Сделать надо всё самому – Наумова не привлекай, Рязанцеву ничего не говори. И никаких бумаг об этом...

Тренинги, установки и семинары, консультации

– Откуда мы получим помощь, мы не сможем сказать со всей достоверностью. Поэтому пока основываемся только на пред­положениях. Значит, нужно перебрать абсолютно все государ­ства. Для этого надо изучить весь спектр и характер отношений послевоенный СССР – государство «X».

Особенно интересны внешние долги стран третьего мира. Кто сколько должен нам, бывшему СССР, кто сколько должен Америке или Международному Валютному Фонду... Можем ли мы этот долг нам в перспективе списать? – Если «да», то тогда есть своя особая почва для разговоров.

Изучить все конфликты. Например Аргентина – Великобри­тания из-за Фолклендов. На чьей мы стороне? – На стороне Ар­гентины. Что мы можем предложить ей в этом контексте?

Анализ каждой страны в нужном контексте. Анализ группы стран в нужном контексте. Анализ связок страна «А» – страна «В» в нужном контексте.

Теперь то, что касается установления связей... Какие катего­рии людей могут иметь связи с внещним миром? – Дипломаты, актеры-гастролеры, военные советники, общественные деятели, писатели, издававшие там свои книги – словом все связи. Изучать биографии.

И запомните, что без предварительной тренировки нам никуда нельзя. Нужно хорошо знать традиции, в том числе религиозные, как люди ведут себя при разговорах, в неформальной-обстановке, всё это нужно. Чтобы не попасть впросак. Желательным будет и знание хотя бы двух-трех десятков слов. Уметь вести себя за столом – тоже важно. Кто у нас поедет в Китай? – Иванов? Петров? Сидо­ров? Может быть товарися Си-Ни-Цин? – Нет. А кто же? – Да тот, кто лучше всех научиться есть палочками...

И еще один вопрос. Может быть, самый важный. Как бы его объяснить...

– Потолковей? – Говорите, а мы поймем.

– Нет. Мне нужно объяснить этот вопрос помягче.

Мы в общем-то находимся в одном ряду с теми людьми, которых я называю балбесами, которые лет уже 10, а то может и того больше, не могут решить банальную проблему захвата Кремля, и смею вас заверить, со стороны это очень заметно. Мы должны выделиться из этого ряда. Мы должны показать себя как людей, способных решить эту задачу, и то, что затраченные деньги не пропадут.

Для этого нужно ничем не дискредитировать себя в глазах на­шего визави, нужно как-то дистанцироваться от бал-бе-сов. Наши посредники должны быть только уважаемые люди. Генералы, Ге­рои Советского Союза, может быть летчики-космонавты, дипломаты высокого ранга, выдающиеся писатели, ученые с мировыми имена­ми... Уровень! – Он даже руками над головой поводил. – От него многое зависит.

* * *

– ...Так, а теперь, мы будем заниматься тренингами...

В обычной московской школе шли занятия, только за партами сидели не дети, а взрослые дяди. Им говорили:

– ...Начинаем с общего: изучения психологии общения. Слово предоставляется большому специалисту – самому большому, кого мы только сумели отыскать – товарищу Некрасову. Он нам должен рассказать, что значит общаться с людьми по-научному...

– ...Итак, он вам отказывает в грубой форме. В самой грубой форме. Переводчик еще как-то смягчает выражение. Но и так все ясно. Но ваша задача состоит в том, что вам, может быть, еще придется с ним встретиться вновь, чтобы снова обратиться с подобной просьбой тогда, когда обстоятельства изменятся. Каковы должны быть Ваши действия, чтобы оставить о себе все же благоприятное впечатление?..

Или:

– ...Академик Абрикосов – Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, занимал этот пост в целом ряде стран. Много лет преподавал в МГИМО. Он имеет и большой практический опыт в ведении переговоров. Как с друзьями, так и с врагами. Автор нескольких книг и множества статей. Надеюсь, что он сможет нам объяснить свою науку очень популярно.

Высокий элегантный старик был подтянут и имел самый необхо­димый в данном случае талант – говорить просто о сложном:

– Ну что ж! Задача в принципе понятная. Есть и кое-какой поло­жительный исторический опыт – я вам о нем потом расскажу. Это не проблема. Все в наших руках, и все разрешимо.

Нас здесь интересует, и что говорить, и как говорить. Переговор­ный процесс. Искусство ведения переговоров. История дипломатии. Международный протокол. Что можно сказать, а что нельзя. Как увязать конкретную акцию с общей позицией. Как сделать так, чтобы ваша позиция была ясна, и чем пользоваться еще помимо стола переговоров. Коротко расскажу об этом...

Или еще:

– ...Нужно смотреть на нас глазами наших контактеров.

– Обязательно этот вопрос стоит проработать, просмотрев все наши действия...

– ...Все, что касается установочных данных по организациям, то обещал помочь Шатров: в Пэ-Гэ-У есть такая Система оператив­ной и учрежденческой информации.

– А что, она сохранилась?

– Да, есть еще кое-что от ка-гэ-бэ эс-сэ-сэ-эр...

– ...Есть официально-традиционная цепочка: посольство – посол – замминистра, курирующий регион – министр иностранных дел.

– Хорошо бы, чтобы наш подход выглядел, как оказание не­большой личной услуги.

– Ты еще скажи, чтобы нам за это орден вручили.

– Это было бы великолепно. Так, какая это услуга могла бы быть?

– Любая форс-мажорная ситуация.

– То есть? – Надо расшифровать, что вы имеете в виду под этим...

– Природный катаклизм, например. Не дай бог, конечно же. В таком случае – набрать добровольцев из числа наших для спасения терпящих бедствие. В этом случае аудиенция выглядела бы вполне естественно...

– ...Потом вот еще. Наши «союзники» из числа отпетой фашиству­ющей бритоголовой молодежи довольно часто избивают всевоз­можных приезжих: негров, наших бывших соотечественников, китайцев и вообще всех цветных. Как бы это дело сократить или, что было бы идеально, прекратить это совсем?

Рязанцев только руками развел:

– Связи кое-какие у нас есть – всё же на одни митинги ходим, но гарантировать что-либо не сможем.

– Тем более, – поддержал его Ковров, – что среди них хватает агентуры фэ-эс-бэ. Они дискредитируют нас в глазах мирового со­общества именно через такое поведение...

– Тогда, может быть, повлиять на ситуацию? В любом случае, если что-то свершится за последнее время, нужно дистанцировать­ся от этих «отморозков». В случае какого-то ЧП – избиение дип­ломатов, студентов – отправлять телеграммы сочувствия и заверения в принятии мер...

Пешков

– Для нас очень важное, при любом раскладе, будет заклю­чаться в том, что потребуется произвести впечатление на армию. Во-первых, то, что мы на ее стороне. Во-вторых, то, что от нас есть реальный прок, и мы способны быть равными ее возможностям. В-третьих, это то, что армия, или хотя бы та часть ее, что находится рядом с Москвой или в самой Москве, способна нам сильно помочь – но для чего требуется выполнить первые два условия. (За этими словами осталось то, что все понимали без слов: эти войска в случае вооруженного пути переворота не требовалось обучать, готовить, вооружать – все это было сделано уже самим государством. Оставалось только повернуть это против имеющегося правительства.)

– Так что нужно сделать для этого?

– Как всегда. Я же вас учил. Требуется особый механизм, ко­торый должен влиять на армию.

– Как его назовем?

– Это должно быть что-то типа ленинской «Военки».

Все начали вспоминать историю. Кто-то мучительно, кто-то легко.

– Там, по-моему, еще Подвойский командовал?

– Совершенно верно.

– Как обзовем?

– Главное Военно-политическое управление.

– Угу. Аналогия с Главным Политическим Управлением Со­ветской армии и Военно-морского флота.

– А что? – Вполне подходяще.

– Кто будет им командовать?

– Такому командиру нужны особые способности. Кто у нас в картотеке самый высокопоставленный из армейских комиссаров?

– Способности пусть будут у специалистов. А такие люди у нас есть – отберем тех, кто добился наибольших результатов на выборах...

– Нужны или особые способности... Или особый авторитет среди военных. У кого особый авторитет?

– Может быть?..

– Гадать не будем, а поступим как всегда: спросим у самих воен­ных.

– Ну что ж... Думаю, на сегодня мы неплохо поработали, и мож­но сделать перерыв. Социологам следует провести опросы. Когда результаты будут обработаны и готовы, вернемся к этой теме.

* * *

Зачитывали чрезвычайно многословный доклад социологов: «Согласно выборке проведенного полевого исследования группы военнослужащих в количестве 1120 человек, было выявлено, что наиболее предпочтительными фигурами в этой среде на сегодня яв­ляются 15 исторических и политических персоналий (...) Было про­изведено их ранжирование. После чего последовало повторное ис­следование. Вопрос задавался, учитывая специализацию социальной группы. Если обычный вопрос в этом случае звучит так: «С кем бы вы пошли в ресторан?», то тут опрашиваемых просили ответить на вопрос: «С кем бы вы пошли в разведку?» Как показало повторное исследование, на сегодня наиболее популярным челове­ком в войсках является В.Д. Пешков, полковник, командир танко­вого полка, представлявшийся командованием к присвоению зва­ния Героя Российской Федерации, привлеченный военным трибуналом Северо-Кавказского военного округа за имевшее место быть якобы умышленное убийство чеченки (...) 78% опрошенных считают, что на самом деле полковника оговорили, и через судилище над ним оказывается давление на всех офицеров, воюющих (воевавших) в Чечне, еще 12% считают...»

– Ладно. Довольно.

При имени Пешкова все опустили головы – тут и опросы прово­дить не надо: все знали, что полковника оговорили, а судью и прокурора подкупили. Тут требовались силовые действия. Полков­ника засуживали уже года два...

* * *

Сколько идей обсуждалось, прорабатывалось и пропадало втуне на мозговых штурмах? – 90 % этого осталось, как пустая болтовня. Да что там 90 – все 99. Судите сами. У Наумова они сразу получили название «авантюры»: авантюра номер один, авантюра номер два и так далее.

– ...Что мы можем извлечь из боев в Югославии? Нужно запустить нашим генералам какую-нибудь «страшилку» по аналогии. Да так, чтобы они сами пошли на Кремль.

– Очень любопытно. А что именно?

– Надо думать. Пока важна только сама идея...

Или:

– ...Один из способов решения проблем – это подложить проститутку-«ласточку» Президенту. А потом можно еще и устроить скан­дал по типу «Моника Левинская – Билл Клинтон».

– Моника Левински.

– Ну... Кто ее знает, может быть и так...

– Тут нужна не рядовая, а элитная, да чтоб не выглядела таковой сходу, лучше, чтоб сама имела стойкий интерес. Возможно, правда из спортсменок...

– А если Президент серьезно увлечется?..

Или:

– ...Есть сценарий, краткое изложение которого выглядит так: «Теракт со стороны Кавказа – убийство ребенка из числа кавказцев (как это уже было) – выступление азербайджанцев и/или других в Москве – погром – бушующая толпа на улицах медленно, но верно со всех сторон придвигается в сторону Кремля – в ответ выступают русские...

Или:

– ...Подкупаем игрока сборной. Промах. Наши фанаты с Манеж­ной идут «бомбить» Кремль вместо привычной Тверской...

Или:

– ...Придворные полки насчитывают 30 000 человек. Они будут защищать Москву. На чью сторону перейдет остальная армия? Сколько нужно будет сил для того, чтобы надежно сковать придвор­ные полки, особенно учитывая, что их стараются вооружить более современным оружием?

– Условия более подробно, пожалуйста?

– Нам это нужно для того, чтобы наши люди выступили внутри Москвы тогда и только тогда, когда в ней не будет ни резервов, ни какой бы то ни было охраны и прочее. Когда Москва будет свободна от всяких войск.

– Интересный поворот. Но Кремлевский полк никогда не поки­нет места своей постоянной дислокации.

– Значит, нужно вычислить такие части...

– Да, в целом замысел «Поход на Москву» очень интересен.

– Может быть, будет можно начать нашу операцию под видом каких-нибудь учений?

– Лучше всего – это когда какая-то глупость типа «ГКЧП».

– Не имеем возможности повторить...

– Нужно создать в Москве панику!..

– Взрыв в метро? Захват заложников?

– Очень локально. Нужно, чтобы запаниковала вся Москва. Нужно, чтобы люди, занятые в национальной безопасности, спаса­ли свои семьи, а не порученный пост.

– Остается только одно: вирусофобия или радиофобия. Взрыв атомной бомбы...

– ...Или ядерного реактора.

– Очень хорошо! В том смысле, что ничего хорошего.

– Я так и не понял: настоящий?

– Он должен только выглядеть, как настоящий...

И, наконец, серьезное, что не только обговаривалось (впустую), но и к чему были приложены усилия и где добились успеха:

– ...Пешков находится в тюрьме. Точнее, в колонии усиленного типа. В Сибири. В принципе оттуда побегов не было. Но попробо­вать можно. Это небольшой остров посреди Байкала для персон типа «заключенный №1».

– Если освободить Пешкова, то это будет большим козырем в диалоге с армией: вы не могли освободить своего героя и мученика-страдальца, а мы – запросто. Тут больше важен пропагандистский эффект, который мы получим, чем еще один какой-то военный спе­циалист.

– Лишь бы не было сбоя. Как это выполнить технически?

– Будем узнавать...

* * *

– Есть вариант.

– А кто его подсказал?

– Не суть важно – это плод коллективного творчества.

Изложили решение. Коротко это выглядит так. Один изобрета­тель предлагал мэру Москвы Лужкову небольшую землеройную машину для того, чтобы рыть каналы для прокладывания под зем­лей проводки. Мэр отказал. Если машину сделать раза в четыре больше, то там может пролезть и человек. Значит надо вырыть та­кой канал и пролезть в зону, по сути дела выкрасть полковника и сбежать с ним. Легче всего это будет сделать после Нового Года, когда Байкал станет и можно будет взлететь со льда. Потом уйти в сторону Китая и... Первое время Пешков пусть отдыхает, а там возьмем его в дело. Заодно вывезем и семью.

Сказано – сделано.

Помимо полковника Пешкова удалось одновременно силами параллельной команды выкрасть его судью и прокурора. Их допрашивали на предмет того, что им пообещали за то, чтобы они засудили невинного человека. Далее зас­няли их показания на видео, и эти кассеты пошли гулять по стране. В конце пленки избитых до неузнаваемости судью и прокурора ве­шали. Следы исполнителей тщательно замели, пустили байку о китайцах, спевшихся с патриотами, интерес Китая обозначили в воровстве пресной воды из Байкала. Люди с Лубянки пробовали охотиться за кассетами, но потом бросили это дело, как совершенно бесполезное.

«Государство в государстве»

Наумов излагал свой взгляд на постановку задачи:

– Ни в коем случае при создании теневого правительства не тре­буется слепо копировать нынешний кабинет, как это делается тра­диционно, например, в Англии, откуда пришел этот обычай. Со­всем наоборот, необходима своя более богатая структура. Например, нужно воссоздать те функции, что были утрачены ранее, о чем я говорил.

В чем его, нашего теневого правительства, особые возможнос­ти? – И тут же, не отвечая прямо на этот вопрос, стал излагать даль­ше. – Кое в чем мы находимся в более лучшем положении, чем они – кремлевские, белодомовские и прочая, и прочая...

Нам требуется проводить отдельные операции против реально­го министра. Теневой министр со стороны, не «засвечиваясь», вы­числяет врагов в порученном министерстве, ищет и находит кор­рупционеров. Обязательно он должен знать обстановку. Стоит помогать своим людям – честным русским профессионалам. Возможно, тут нужен какой-то особый механизм, так, чтобы со стороны вести свою особую подковерную игру. Большую игру.

Следует выполнять какие-то функции, которые «не тянет» ре­альное министерство.

И лишь в последнюю очередь наш министр руководит своим теневым министерством. Всеми там командует, удерживает от потери управляемости и так далее. Это трудно. Я бы за такое лично не взялся, но это нужно.

Проект нового пока еще тайного государства обрел название «Святая Русь».

* * *

Засиделись они в этот раз допоздна и поехали по домам. Только подошли к метро – двое милиционеров:

– Ваши документы?

Все предъявили паспорта, а Наумов достал какую-то красную книжечку. Проверка сразу же закончилась, милиционеры козырнули, Наумов откланялся. Удивленные столь быстро кончившейся процедурой, спросили у Наумова:

– Что это вы ему показали?

– Пропуск в Кремль. Я там вот уже полгода как постоянный консультант, и чтобы не задерживаться в случае какой-то экстренной ситуации с оформлением разового пропуска, мне и выдали постоян­ный.

* * *

«Всем эмиссарам срочно. Доложить данные о наших людях, имею­щих прямые или опосредованные связи в странах, объявленных США изгоями. Напоминаю, что к таковым относятся (...)

Обратить первичное внимание на тех, кто получал в СССР высшее образование и занимает в настоящее время высокий уровень во властных структурах.

Наших людей следует расспросить обо всех аспектах этой связи, если связь была прервана за последние годы, то насколько возможно ее установление. Если наш человек знает, что некие российские гражда­не имеют личные прочные связи с высокопоставленными зарубежными функционерами за границей, то таких граждан следует опросить на предмет знакомства с ним тех людей, что мы укажем. Доносить срочно шифром 102. Москва. Центр».

Цепочка «Индия»

– Индия может повести переговоры и с нами – ничего шокирую­щего для них нет, но при этом она будет нас зондировать на предмет того, каково будет наше отношение по тибетскому вопросу, будем ли мы их поддерживать в войне с Пакистаном. И надо будет заранее определиться с этим, чтобы показать, что наши позиции целиком совпадают – даже если при этом мы сможем о чем-то предметном договориться с Пекином. И не ждать, пока нас об этом спросят, а самим сразу же раскрыть карты.

– Есть у одного моего знакомого работника разведки один агент влияния СССР, привлечен еще КГБ. Он занимает пост начальника управления в аппарате премьера.

– Ого! Не дурно. Этого агента влияния нужно щедро вознагра­дить. Пригласить, как дружественное лицо в гости, и четко узнать, чего его душа желает...

* * *

...Посланец кивнул головой. Разговор в Дели шел уже третий час, было душно, и думалось сейчас только над одним – как найти предлог, чтобы закончить этот разговор:

– ...Полностью согласен с вами. Наша позиция может быть и несколько сепаратна от официальной власти, но именно за нами стоит большинство народа, которое не заинтересовано в американс­ком или каком-то другом диктате. Нынешние временщики, сидя­щие в Кремле, просто не способны по-настоящему обезопасить стра­ну и народ.

Ваша страна также страдает от американского давления – хотя оно больше всего выражается опосредовано, через Пакистан. У нас есть кое-какие данные о новых поставках оружия для Пакистана. А американское присутствие в Афганистане? – В конце концов, не бабочек же они приезжают туда ловить?

Наши интересы совпадают в сокращении влияния американцев в вашем регионе, да и во всем мире тоже. Надеюсь, что это неоспоримо.

– Это – да, но насколько влиятельна ваша партия в самой Рос­сии?

– Вы же видели – мы никогда не имели дело с теми, кто занял обороняющуюся позицию. Это наши люди устроили амери­канцам конфуз в Югославии, на Кавказе нами ведется очень актив­ная политика...

Посланец врал необыкновенно. Если бы за это давали хоть ка­кие-то награды, то, бесспорно, он получил бы Гран-при. Ни одно из серьезных дел, что он перечислил, не имело к нему никакого отно­шения, но сейчас перед слушателем он развивал картину полного подчинения его воле огромного числа людей, успешно проведенных политических акций, которые вот-вот должны принести свои плоды – осталось для этого немного: чуть-чуть денег и иной помощи. Крупицы правды, что были в его словах тесно – так, что не отличишь – перемешивал с ложью, чужие успехи переворачивал как свои, людей, занимающих нейтральную позицию, он показывал, как своих горячих сторонников, доказывал, что во всех ступенях власти есть его люди, которые являются его рычагами. Когда лжи столько много, то ее трудно отличить от чего-то правдоподобного.

– Впрочем, что я повторяю: все эти моменты отражены в док­ладе. – Он пододвинул папочку, лежавшую на столе, поближе к хозяину кабинета. – Дело только за вами: прочитать.

И уже поднимаясь с кресел, первым, чтобы показать свое место, как ведущего, сказал:

– Знаете, пусть это не покажется вам кощунственным, но единственное, что было хорошего в том колониальном положе­нии, в котором были вы полвека назад, так это то, что англича­не оставили вам свой язык – в других странах нам везде приходится пользоваться переводчиками, а их присутствие не всегда носит приятный оттенок.

– До свидания! Благодарю за беседу. Вопрос о новой встрече будет согласован по телефону.

Вечером в отеле трое человек обсуждали беседу.

– Не слишком ли ты с ним жестко?

– Не думаю. Он – мелкая сошка. Мы еще выйдем на таких людей, до которых ему и не дотянуться. Пусть и он это понима­ет. Но он должен стараться – в нашем успехе залог всей его дальнейшей карьеры.

Отказ наступил только через полгода.

– Может быть, мы и в самом деле с самого начала взяли не­верный тон?..

Наш человек в...

«Москва. Центр. Подготовлены 20 человек эмиссаров для ра­боты в провинции. Несколько недостаточной является эконо­мическая подготовка – вряд ли удастся создать впечатление, что все наши резиденты есть ни что иное, как только торговая сеть по продаже товаров известной фирмы «(...)». По всей видимости, потребуется переписать наш специализированный учебник по экономике. Подготовьте выпускникам места для проживания пяти человек в Москве, и по одному в областных городах, окружающих Москву. Учебный Центр.»

Началась специализация по регионам: никто не должен был попасть в свой родной регион – все эмиссары назначались туда и только туда, где у них не было никаких родственников: после дня переворота именно на них возлагалась миссия уничтожения разоб­лаченных врагов страны, и они не должны были ведать жалости.

* * *

«Всем срочно. Доложить об имеющихся специалистах в области социологии. Обратить внимание на печатные работы, на знание человеком компьютерных программ, на то, что и как у него реально получилось. Расспросить о семье, предполагаемой зарплате и го­товности уехать в другую страну, где есть большая русская диаспора. За участие в работе над проектом до конца – звание доктора наук и Академика. Центр.»

* * *

На попытку зазвать его в казачью сотню он отозвался так:

– У вас, как я понимаю, кавалерийский эскадрон. Что я буду делать у вас? – Нам с вами не по пути, как космолету с подводной лодкой...

Однако сам тут же послал об этом телеграмму в Центр, а уже оттуда ушла шифровка:

«Всем. Доложить о наличии в регионе всех генералов, адмира­лов и полковников армии и флота, которые по своим данным могут возглавить казачье войско под нашим управлением, готовых убыть на юг России. Москва. Центр.»

Цепочка «Китай»

– Если где-то мы делаем только то, что выходим на официаль­ный МИД, то здесь ситуация чуть сложнее – кроме МИДа, есть еще и Аппарат ЦК КПК со своими структурами. С китайскими комму­нистами нужно иметь особый подход. Будет и существенная разни­ца между тем, что говорить Генеральному директору Международ­ного Отдела ЦК КПК, а что говорить министру иностранных дел. И предложения должны быть совершенно иные.

– Стоит ли вообще обращаться в китайский МИД? Может луч­ше сразу идти в ЦК?

– Потребуется проработать этот вопрос и под таким углом зре­ния...

* * *

– Это (...) крупный китайский ученый-обществовед. Вся нынеш­няя верхушка не просто его знает, она училась по его учебникам.

– Как нам придумать к нему подход?

– Для начала надо найти его труды и перевести их.

– Русский он знает?

– Не просто знает, но у нас опубликованы его некоторые работы, которые он сразу пишет по-нашему. Он учился в МГУ, и некоторые его помнят.

– Очень хорошо... Но нужно «копнуть» еще глубже. От него может многое зависеть.

– Это все, что есть о нем в Интернете. Все его напечатанные рабо­ты – полностью переводить не надо: достаточно небольшого рефера­та.

– Он довольно часто цитирует Сталина...

– Очень хорошо: какая-нибудь идея в связи с этим есть?

– Может быть, дать ему какую-нибудь награду за это?

– А что, это идея! Учредить премию имени Сталина и наградить его – якобы из всех иностранных ученых за этот год у него больше всех цитат Сталина!..

– Хорошо: возродим Сталинскую премию и на 21 декабря пригла­сим его в Москву и вручим...

– Хорошо, я так и записываю...

– Вся эта премия потребует много денег – награждать нужно будет несколько человек. Если одного только его, то это будет подозритель­но.

– А камуфляж? – Где-то надо будет достать хотя бы бюст Иосифа Виссарионовича.

– Да-да, сделайте весь комплекс... Надеюсь, что нашему китайцу будет приятно. А там и о деле поговорим.

* * *

Его удалось переправить через границу в районе Кольского полуострова. С начальником заставы удалось договориться быстро: «Вы знаете, у нас всё еще вакантна должность Командующего пограничными войсками. Вы не хотели бы ее занять в ближайшей исторической перспективе?»

Обработка спецвойск начала осуществляться по специальной программе. Все аспекты я просто не смогу упомянуть, да они так и остались в секрете. Но всё хорошо заметно через анализ печати тех дней. – Широко цитировалась в газетах мысль, высказанная одним прапорщиком (фамилия его была Корепанов, но она никогда не приводилась): «Следующая наша командировка в Чечню пройдет через Кремль», это стало что-то типа девиза для своих, как в свое время слова снайпера Зайцева: «За Волгой для нас земли нет!» В нашей прессе постоянно захваливали только тех командиров подмосковного спецназа, кто дал свое согласие помочь, остальных просто игнорировали. Но как только с ними удавалось переговорить, чтобы они присоединялись к будущим мятежникам, как об их героизме сразу же появлялись статьи.

...И снова «Государство в государстве»

– ...Это хорошо согласуется и с операциями прикрытия. Кем может быть сегодняшний начальник нашей службы безопасности? – Директором нашего Детективного и охранного агентства: закон это вполне позволяет. А завтра он уже будет теневым министром безопасности. А наш теневой заместитель Главы администрации Президента по кадровой работе? – Он может работать под прикрытием рекрутингового агентства. И так далее... Ясно?

– Ясно!

– Приступайте.

– Хотелось бы еще обсудить вопрос с нашими СМИ.

При этих словах Наумову сделалось почти плохо: журналистику он ненавидел за поверхносность и скандальность. Об этом уже знали, и Ковров был очень жестким, когда задавал следующий вопрос:

– Нам нужна газета или нет?

– Нужна – не спорю.

– Так что же, с ней как быть?

– Нужны все виды СМИ: газета для широких слоев народа, сайт в интернете для молодежи, свой журнал для элиты, бюллетень для внутреннего пользования. Раз нет возможности для того, чтобы иметь свой телеканал, то можно заменить его выпуском фильмов и других видеоматериалов. Министра, конечно же, своего над всем этим надо поставить. Но заниматься ими надо, понимая, что СМИ – есть только самое последнее звено в механизме делания серьезной политики. А у нас часто бывает наоборот. Время, когда из «Искры» могли зажечь пламя, прошло...

– А что так?

– За сто лет спички отсырели. Начать надо с исследования: какие патриотические и левые газеты выходили в прошлом и в чем причина их краха, какие газеты выходят и в чем причина их выживания, их тиражи, лучшие и худшие материалы, авторы, что и кто читателям нравится, а что нет. И проработать этот опыт стоит так, чтобы, экстраполируя, получить ответ: наш тираж, наш портфель материалов, как он должен меняться в течение года, каких авторов пригласить... Словом, всё это должно стать четким итогом исследова­ния, а не наших представлений, которыми мы можем попасть в точку, а можем и ошибиться. Здесь нужна только точность! Как и везде, впрочем...

* * *

«Председатель – министру (...)»

«Министр – Председателю (...)»

«Председатель – министрам: Финансирование наших бюджет­ных программ будет осуществлено за счет выделенных средств в теку­щем квартале на общую сумму (...) тысяч долларов. Частично будут использованы и задействованы средства РФ, но, однако, в обществе должно быть представление, что целиком эти программы исполняются нашей партией и союзными структурами в Госдуме.

Предлагаю обратить свое внимание на работу министерств РФ и профильных комитетов Госдумы РФ в контексте дальнейшего выяв­ления лиц, годных к сотрудничеству с нами. Дальнейшие указания по этому вопросу будут изложены в специальной инструкции, которая сейчас нами готовится. Председатель».

«Председатель – министру (...)»

«Министр – Председателю (...)»

«Председатель – министрам: Обращаю самое пристальное вни­мание на серьезное сокращение переписки между Центром и мини­стерствами. Особенно по шифросвязи – шифровальщики завалены работой, шифрограммы своевременно не успевают расшифровать, и указания запаздывают. Также переполнены архивы – видимо, придется дополнительно арендовать еще помещения, что для Москвы нелегко и дорого. Прошу учесть в дальнейшем. Председатель».

«Министр – Председателю (...)»

«Председатель – министру (...)»

Пекин – Москва

С самого начала разговора Рязанцеву сразу же вспомнилась установка: «Вести себя не как жалкий проситель, а как равный – так, как будто мы уже есть субъект международных отношений», и он на выпад собеседника ответил:

– Пока я с вами разговариваю здесь, в Пекине, кто-то на такую же тему ведет разговоры в Дели или еще где-то, и может быть, разговор ведется с противоположных позиций, и наши требования будут хорошо приняты.

Конечно, это было не дипломатично. Но было хорошо восприня­то. Китаец прищурил свои и без того маленькие глаза-щелочки и хитро спросил:

– Кто же такой умный человек, который надоумил вас обратиться к нам?

Ответ ему был вполне достойный:

– Господь Бог! Или, в крайнем случае, его Заместитель по аналити­ке. И он велел вам передать, что мы у себя в Москве хорошо помним, как мы помогали Китаю в свое время при решении подобной проблемы.

На стол аккуратно легла папка – её придвинули к хозяину кабине­та: там были копии архивных документов – переписка между компартией Китая и руководством СССР вокруг помощи в войне с Японией и Гоминьданом.

Посланец вернулся из Пекина с целым ворохом новостей, и в честь его приезда собрали всю руководящую команду. Китайская разведывательная резидентура в Москве отследила за этим совещани­ем. Больше всего в китайском центре произвело впечатление то, что эти люди собрались в отдельном кабинете одного весьма нескромного кафе в центре Москвы. В Пекине решили, что с такими людьми еще можно как-то иметь дело – в мелких подачках они не нуждались... Тут пахло серьезным.

Цепочка «Куба»

– Генерал Леонов из КГБ был первым человеком, который уста­новил контакты с братьями Кастро.

– Очень хорошо! Для нас при составлении списков людей, име­ющих там связи, значимым может явиться еще и хронологический порядок: чтобы не пропустить кого-то, важно подойти и с точки зрения времени. Это общая установка для всех!

– Так. Что у нас есть для контактов с самим генералом Леоно­вым? Его биография? – Он еще и доктор наук, защищался, навер­ное, в Институте Латинской Америки! – Можем ли мы сказать ему, что нам нужен контакт с самим Фиделем Кастро потому, что нас интересует что-то научное?

– Соврем! Не впервой!

– Записывай. Теперь – послы СССР на Кубе. На социалисти­ческой Кубе.

– Кто из советских граждан имел личный и непосредственный контакт с Фиделем и Раулем Кастро Рус?

– ...Воротников Виталий Иванович, Петров Юрий Владимиро­вич...

– Кто из них, слава Богу, здравствует?

– Оба...

– К кому у нас есть подход? Кто из них чем занимается?

– В нашей картотеке данных есть такой полковник (...) – слу­жил военным советником на Кубе и в Сирии, к числу контактов с иностранцами нужно отнести и службу в Академии преподавате­лем. Нынешний министр обороны Вьетнама – его ученик.

– Возьмите листочки бумаги и запишите эту информацию по странам «Сирия» и «Вьетнам».

– Художник есть один – вот его данные.

– Очень хорошо! Помечайте...

Достал из шкафа книгу, довольно известную и изданную обшир­ным – по нынешним временам – весьма приличным тиражом и, раскрыв на нужной странице, показал фото:

– Вот наш разведчик стоит рядом с Фиделем...

К сожалению, серьезные контакты здесь не были установлены.

* * *

«Всем срочно. Собрать информацию и доложить о ранее прохо­дивших в регионах выборах, начиная с 1988 г. Состав участников, результаты голосования, подтасовки. Также перебрать тех участников, с которыми мы могли бы вступить в сотрудничество. Обобщить положительный опыт участия в выборах. Центр».

«Всем. Наша ближайшая задача – вычислить все структуры в регионе патриотического и левого толка: партии, филиалы московс­ких партий, казачьи организации, антисемитские организации типа РНЕ, военно-патриотические клубы, профсоюзы, ветеранские организации, редакции газет и их авторов. В кратчайший срок выявить их в ваших регионах и доложить по команде. Прямых кон­тактов не устанавливать. Постоянно отслеживать и заносить на учет новые. Данные переправить по шифру 907. Москва. Центр».

«Внимание! Всем! Установить прямые контакты с патриотичес­ким руководством региона. Если потребуется – вступить в эти орга­низации. Провести для всего личного состава этих организаций политинформацию о текущем политическом моменте, для чего ис­пользовать данные из последнего бюллетеня. Москва. Центр».

«Всем. Все патриотические организации региона перевести под свое управление для чего (...). Об исполнении доложить к концу декабря. Использовать шифр 1003. Москва. Центр».

«Внимание! Всем! Провести переформирование организаций в соответствии с Инструкцией №А-9. Обо всех трудностях доклады­вать немедленно – к вам в самых крайних случаях будут высылаться бригады специалистов. Для их приема и размещения иметь до 10 (десяти) конспиративных мест ночлега. Москва. Центр».

«Москва. Центр. Внимание! Люди не хотят переходить под наше управление – так как боятся реального дела, считая его слишком рискованным! Конкретные факты и слова (...), что делать в таком случае? Высылайте группу специалистов, к приему готовы все десять мест. Чрезвычайный и Полномочный эмиссар в Регионе 44».

«Чрезвычайному и Полномочному эмиссару 44-го. В отношении вашей шифрограммы № (...) от (...). Применяйте в pa6oтe с людьми правило маскировки подлинных цели и задач. Вы что, забыли учебник по политологии под общей редакцией Наумова, страница 234? – Любой человек будет выполнять ваши указания в том случае, если по отдельности они никак не могут трактоваться, как что-то противозаконное, и можно будет не бояться привлечения к уголов­ной ответственности. Применяйте это правило, и вы добьетесь своего. Бригаду выслать не можем – они заняты в других местах, но согласно вашей заявки прорабатываем этот вопрос, вышлем еще дополнительную инструкцию. Москва. Центр».

«Внимание! Эсклюзив! Ленинград! Минск! Новосибирск! Орел! Свердловск! Тбилиси! В ваших городах расположены Школы КГБ СССР (теперь уже бывшие!). Выявить состав преподавателей, их нынешнее положение и чем они занимаются – склонить к сотруд­ничеству с нами, пообещав высокое денежное содержание им и их семьям – имеют ли они возможность к выезду в другую страну? Об исполнении каждого шага в данном направлении докладывать незамедлительно. Москва. Центр».

«Всем. Требуются хорошие специалисты для работы в нашем издательстве. Список прилагается. Москва. Центр».

«Всем. Требуются литературные «негры» для написания публи­цистических книг за наших политических деятелей. Москва. Центр».

Цепочка «Ливия»

Эту страну разрабатывали довольно долго. И вот теперь всё завершилось, и Ковров сидел напротив нужного человека:

– Вряд ли вас сможет принять сам полковник, но наш министр иностранных дел вас примет...

На аудиенции был получен категорический отказ.

Цепочка «Сирия»

– ...Вот, скажем, Вьетнам и Северная Корея вряд ли станут с нами иметь дело – они сильно завязаны на Китай. И им как-то всё равно. А Сирия находится в сильно уязвимом положении, – далее последовал несложный геополитический анализ, – американцы прямо-таки окружили всю страну. Тут надо пробовать и пробовать...

Цепочка «Где-то в Африке»

«Москва. Центр. (...) С ним будет полегче, чем с остальными – потому что ему хорошо знакома наша ситуация – он сам был в таком положении, и ему помогала советская сторона. Он служил в армии майором, командиром батальона, прикрывавшем столицу. Страна была под пятой американских марионеток, вывозили все, что только можно вывезти. Ему надоело – он подпоил своих офицеров и они буквально «под градусом» совершили переворот. С тех пор он – Президент. Попал под руку Москвы – помогли старые связи из военной академии. После ухода советских в 91-м провозгласил себя отцом нации и королем.»

* * *

– ...Ваше величество! Вы – великий государь и навсегда вошли в историю благодаря своему умению находить верных союзников. Это было в прошлом, когда вы сделали верный...

– Единственно верный...

– Да, единственно верный выбор в лице Советского Союза. И мы смеем предложить Вашему Величеству новый союз. Не менее значимый, чем в прошлом. Ваше Величество, мы заверяем Вас в своем глубоком расположении к Вашей стране и лично...

Поток лести обильно растекался вот уже полчаса – в соответ­ствии с традициями этой страны сначала шло выражение искрен­ней радости по поводу возможности выразить благодарность госу­дарю, а лишь потом сам разговор о том, что привело гостей во дворец. Тут следовало уложиться в две-три минуты. Не более, но и не менее. Высокий негр с совершенно белыми волосами сидел на высоком троне. За его спиной ярко сияло солнце, а перед ним на корточках располагались три человека. В белых местных одеждах. С почтительными лицами. С протянутой рукой... Переводчика не требовалось – Его Величество король знал русский очень хорошо. Вот каков был его ответ:

– Господа, должен Вам сказать, что я не нуждался в том спектак­ле, который вы устроили для меня. Ваш трюк есть не что иное, как обычное шарлатанство. У вас нет и быть не может мощной парла­ментской оппозиции, нет влияния в армии, а тем более в стратеги­ческих силах. Вы попросту меня обманываете.

Минутное замешательство.

– Вашему Величеству без сомнения это лучше знать. Вероятно, это можно рассматривать как завершение аудиенции – потому, что Вашему Величеству будет неугодно тратить столь нужное и драго­ценное время на разговоры с обманщиками?..

– Постойте! Уйти вы всегда успеете. – И совсем другим тоном, раздумчиво, король далее сказал: – За все, что у меня есть, я обязан русским людям из СССР. За образование, полученное в военной академии. За то, что спасли мою страну от американцев и их марионеток. За то, что помогли восстановить экономику и построили ГЭС. За правильные советы, за то, что помогли отстоять от напа­дения интервентов. За то, что вылечили моего сына от болезни... Всё, в чём я могу упрекнуть вас, так это одно: могли бы обра­титься за помощью и пораньше...

Король хотел продолжить и дальше: он мог рассказать, как при­ходилось ему буквально дрожать за свою шкуру, опасаясь амери­канского вторжения с тех пор, как Советы ушли из Африки и оста­вили вчерашних союзников один-на-один с таким агрессором, как США, он мог рассказать, что именно русские геологи нашли здесь золото и алмазы и их разрабатывали потихоньку – так, чтобы аме­риканцы со своих спутников принимали за угольные карьеры, но он был действительно неплохим политиком и промолчал об этом, но сделал так, чтобы выглядеть в глазах просителей благодарным за прошлое:

– И теперь я вас спрашиваю: могу ли я хоть чем-то отплатить вам?..

Выслушав ответ, король улыбнулся и позволил себе маленькую слабость:

– Первое блюдо, что нам поставлял СССР, и с которым я по­знакомился, было сгущенка, но теперь такую уже не делают – какая- то она жидкая...

Здесь им улыбнулось счастье, и было получено всё сполна... Более того, король, пользуясь своим авторитетом, смог «пробить» их воп­рос в Индии и Китае, в Ливии и в Сирии. Это было начало новой могучей мировой коалиции.

«Всем. Срочно произвести закупку всех имеющихся в рознич­ной продаже образцов сгущенного молока в жестяных банках в ко­личестве трех штук каждая и выслать в Москву поездом. Срок ис­полнения – сутки. Расходы возлагаются на вас. Москва. Центр.»

Нашли молоко, наиболее подходящее по вкусу к тому, что в свое время было в СССР. Подарок был принят с благодарностью. Нала­дили постоянную поставку к королевскому столу.

Так говорил Ковров

Ковров так осмелел, что начал строить самые далеко идущие планы:

– Итак, среди стран-изгоев мы нашли своих союзников, кото­рые требуют, чтобы нынешняя Святая Русь выполняла те же­ функции, что и СССР – защитила их от американской и западной агрессии. Мы можем и должны поставить нашего врага в дурацкое положение. От нас потребуется сделать события одного большого ранга: масштабное воздействие на всю систему. Перестройку нам провели как-то сложно – наносилось несколько ударов, во многих плоскостях, все было сильно растворено во времени и в пространстве. Нам такой путь мало подходит. Нужно упростить и ускорить все. Проще надо к этому подходить, как можно проще. Тихонько довести до неустойчивого состояния, усыпить бдительность. Удар! – и всё. Желательно, чтобы смерть их была красивой, как в голливудском кино. Тогда они это хорошо воспримут.

Атакующая сторона имеет массу преимуществ. Сегодня мы бе­рем на себя эту роль. Мы же и догоняющая сторона. По их лекалам мы можем сегодня сделать свое. Поэтому мы не будем совершать их ошибок, поэтому мы можем догнать их, не размениваясь на мелочи.

За кого бы мы ни играли, но сегодня мы берем в свои руки «Ве­ликую шахматную доску» под названием Земной Шар, и будем играть белыми. Для них пусть это выглядит опасными, но обычными шахматами. А наша игра будет масштабнее. Всегда надо иметь хотя бы один ход в запасе. И всегда в запасе надо иметь новые правила игры, новую игру. Мы долж­ны обводить их вокруг пальца, заставить их совершать ошибки, пусть сначала малые и неощутимые. Не давать им никаких шан­сов. Мы должны расколоть то, что сегодня является единым фрон­том. На наших же дрожжах они выросли до размеров мамонта. Мы должны вырыть ему яму и заманить его туда. Копать эту яму надо начинать сегодня: все делать вовремя – ни днем раньше, ни днем позже.

На какой ниточке держатся Штаты? Что является главным уяз­вимым звеном? Откуда пойдет их крах? Какое слово их убьет на­всегда? Это требуется знать, знать и еще раз знать. Час за часом мы будем доводить эту страну и всю их коалицию до состояния неустойчивости, чтобы потом практически мгновенно опрокинуть ее во мрак небытия. Наша историческая задача – навсегда закрыть эту темную страни­цу в мировой истории.

Если брать на испуг только один город, то проще всего выпустить льва из зоопарка. Тогда жизнь города будет парализована – все будут либо бегать вокруг этого льва, пока не поймают, либо от него, чтобы спастись. За это время этот город можно оккупировать – никто не обратит и внимания на входящие войска – не до этого. Может быть, было бы хорошо выпустить такого льва на всю страну?

Нейтрализовать нужно многое. В любой момент тот или иной элемент может оказаться вдруг самым главным. Каждая боевая еди­ница должна быть на учете и контроле. Если хотя бы одна из них выйдет на боевую позицию – то по нам могут ударить... Лучше тогда и не начинать вовсе.

Машину запустить так, чтобы ее нельзя было уже остановить. Чтобы нельзя было ее остановить устранением даже самых наших главных фигур. Один раз, уже начавшись, процесс не должен окан­чиваться до самого общего конца. Пусть только растут показатели.

Немцы в сорок пятом бились до последнего. Американцы еще могут хорошо наступать, но отступать будут только бегом. Задача состоит в том, чтобы плюнули на «эту страну», и никто не полез ее защищать, а спасали свои жизни.

Пусть враг думает, что нам потребуется сколько-то лет, чтобы мирно восстановить экономику и нормальную жизнь, мы же готовы уже сегодня к тому, чтобы разбить его. Мы восстановим свой опущенный экономико-социальный уровень раньше и за его счет. Лучшим способом усыпить их бдительность, как я полагаю, может быть только одно: взять и подбросить им документ, где обсуждался бы проект уничтожения Штатов, но в конце-концов обсуждение должно зайти в тупик и мы признаем, что такая задача не имеет решения – «Миссия невыполнима!»

Там очень бдительные господа, которые знают, что наши удары по ним могут пойти через контакты напрямую Россия-Америка. Мы должны так переориентироваться, чтобы угроза пришла из Мексики, стран Карибского бассейна, Канады, может быть, и дру­гих стран. Разорвать отношения с Америкой или нет? Если будет надо, то – да. Да, но только в расчетной точке траектории.

Вода при одних внешних условиях – вода, то есть, я хотел ска­зать «жидкость», при других условиях – лед. Изменяется структура и дает новое качество. Поэтому, когда мы доберемся до власти – а с этого дня я это точно знаю – мы так изменим наше общество, при­дадим ему такую качественно новую структуру, что добьемся новых высо­ких целей. Как это сделать? – придет время, и мы дадим ответ на этот вопрос.

Заграничный центр

– Дадут деньги – много денег!!! Сколько запросим...

Наумов на эту информацию отреагировал по-своему, подметив то, на что иные не обратили бы никакого внимания:

– Весь смех в том, что вот эта цепочка от нас и до Его Величества короля состояла из шести звеньев, и мы их все прошли. А вот там, где был только один посредник – мы получили отказ мгновенно! Быва­ет же такое?

Страна была богатая, и все просьбы, если их, конечно же, пра­вильно изложить, выполнялись с большим тщанием.

В одной из стран, руководство которой тоже согласилась по­мочь, стали строить здание нашего центра. Как только построили головное здание, сразу же приступили к возведению подсобных. На открытие пригласили и вдохновителя всех этих дел. Наумов при­был общим авиарейсом и был сразу же доставлен на место. Он не стал осматривать всё здание, а сразу же попросил:

– Ну и мне тут выделите кабинетик.

Ему тут же показали несколько на выбор:

– Вот хорошенький. Смотрите, нам подарили эту древнюю вазу. Каждый раз, когда вы будете приезжать, мы сможем вам ставить свежий букет.

Наумов взгромоздился за стол, понюхал цветы и сам расцвел:

– Денег теперь хватает на всё, что угодно, но, как говорит по этому поводу моя клиентура, деньги, выделенные на строительство дома, и сам дом – это совсем разные вещи!

Свою игру вне пределов системы «Россия» мы выигра­ли, теперь начинается самое веселое – переиграть внутри. Мы мо­жем приступать к следующему туру...

Впрочем, на этом его отличное настроение и закончилось, и он стал по всегдашней своей манере всех наставлять. За первую неделю он позволил себе сказать такое: «Я уже заметил, что вы на самом деле не думаете, вы – переживаете. Поэтому не злоупотребляйте словом думать...»; «Спорить со мной трудно...»; «Будет много неопи­суемых трудностей, но все проблемы будут решены, если, конечно, слушаться Андрея Батьковича...»; «Это либо летает, либо не летает. Пока что вы относитесь ко второму...»; «Вам никогда не приходила в голову идея сначала всё узнать, потом подумать, и лишь в конце говорить!?..»; «Нет сомнения в том, что когда-нибудь историки на­пишут о нас, но о скольких наших глупостях им придется умол­чать?..»

Заграничный центр выполнял очень многие функции. На тер­ритории РФ невозможно было хранить самые секретные докумен­ты, разработки Наумова и его компании, большие деньги, – все это и многое другое держалось тут, здесь же проводились самые важные и доверительные встречи.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ЗАПУСК МЕХАНИЗМА

Пешков помогает...

На конспиративные встречи с командирами придворных пол­ков брали с собой Пешкова. Представляли: «Познакомьтесь: На­чальник нашего Главного Военно-политического управления пол­ковник Пешков». Это производило впечатление: ребята серьезные, раз смогли выкрасть из тюрьмы недавнего «заключенного №1».

Опытные социологи и психологи избирательно поработали с каждым человеком и дали конкретные инструкции, как содержа­ние того или иного разговора наиболее безболезненно перевести в нужное русло. На чём их можно «зацепить»: у одних командиров самое главное было дети, у других – своя личная красивая жизнь (вино – карты – женщины), которая требует много «денежков». Самая большая сумма, за которую удалось купить одного команди­ра части – 750 000 евро. Другие тоже стоили дорого. Подкупать пришлось и тех особистов, которых боялись военачальники. И всё равно самый распространенный ответ был: «Я – как все!» Нет, это вам не Латинская Америка, где для переворота никого из военных уговаривать не надо...

А вот с командиром Кремлевского полка договориться ни о чём так и не удалось. Но странно, что ни один из разговоров так и не лег на столы тех, кто мог бы упредить готовящееся.

* * *

– Наши спонсоры объективно заинтересованы только в одном: ликвидации американского влияния по всему миру. Отсюда вывод: что бы ни делали мы, что бы не происходило в мире помимо нашего участия, нужно трактовать это именно как наши успехи. Тогда и только тогда будут новые инвестиции, а мне грешному – хорошая зарплата, соответственно. – Наумов был удивительным человеком – даже сейчас он легко шутил, одновременно и поучая заказчика, и показывая свою полную заинтересованность в его успехах. – Для этого нужно как можно чаще делать им садистские предложения типа: а давайте захватим резидента ЦРУ в дружественных для США странах: Украина, Грузия, прибалтийские республики. Да допросим с пристрастием, выведаем всю агентуру...

– Что еще можно?

* * *

За границей, в Москве и на местах появились многочисленные обучающие центры, они породили тысячи специалистов разного уровня и направлений. Дерзкие ученики Наумова сразу же стали заметно выделяться среди всех. Уверенно они повторяли афоризмы своего учителя, всё знали сами и поучали окружающих, именно им принадлежала ведущая роль в организации, они затирали и замеща­ли на всех постах отсталых. Действовали они порывисто и наступа­тельно, и через них власть принадлежала больше интеллекту, чем грубой силе, которую они же и использовали. Рождалась новая эли­та, жадная до власти, полномочий и возможности толкать государство и людей вперед и вверх. Они прислушивались как к командам сверху, так и к тому, что им было сказано на лекциях. И если бы у них спросили, кого они слушают больше – Председателя правительства, будущего генерального секретаря или своего учителя Наумова, то ответ был бы не всегда в пользу тех, кому они присягали. Часто вспыхивали конфликты, когда в ответ на шифрограмму, посланную в регион, эмиссар отвечал: «А почему Наумов по этому поводу говорил другое?» Приходилось как-то согласовывать самые спорные вопросы с Наумовым.

* * *

Итак, первичная договоренность с командирами подмосковных полков была достигнута, и Пряхин прорабатывал бесконечные вари­анты переворота. На макетах проводились штабные игры, которые записывались на видеопленку – ни один из способов не должен был пропасть, а потом можно было бы выбрать лучший. Работа здесь шла на очень серьезном уровне. Сбоев не было.

Штабы новых войн

«Хитрая контора» начала действовать не сразу – сначала подгото­вили нужных специалистов. Нашли помещение в Москве – всё же удобнее всего действовать оттуда.

Начали с самого простого и легкого. Стали выпускать небольшие по объему бюллетени. В них были очень качественные данные о самых последних событиях, которые поступали по каналам разведок из дружественных стран, затем рецензии на все книги, выходящие по вопросам истории, философии, социологии, политологии. Особой критике подвергались русофобские и лживые книги (данные на авторов этих книжонок и статей передавались в специально учрежденный Следственный Комитет, который пока работал на отслеживание информации), весьма часто перепечатывали отдель­ные хорошие статьи из коммунистической и патриотической прес­сы, шла пропаганда великорусских идей, и политиков, которые реально защищали страну. Первыми, кому рассылался этот бюллетень, были учителя истории – решили действовать для начала на то, чтобы они воспитывали в нужном духе подрастающее поколение. Как-то делали запрос для потребителей, пользуются ли они нашими материалами или нет, выяснилось, что таковых 62%. Не столь много, как хотелось бы, но могло быть и того меньше. При этом было и небольшое прикрытие всей этой деятельности: на последних страницах печаталась реклама новых книг. В первую очередь тех, что выпускали издательства, принадлежащие Коврову и Рязанцеву. Мне тоже была нужна такая реклама, но я не смог расплатиться за нее деньгами, и с меня взяли книгами.

А потом по рекомендациям Наумова была проделана одна тон­кая работа, суть которой в следующем. Общество так устроено, что внимательно прислушивается к мнению авторитетов. Часто это не только какая-то раскрученная по телевизору «звездочка», но и чело­век, живущий в соседнем доме, с которым работают на одном пред­приятии. Вот и надо обрабатывать таких людей. Дешево и сердито! И вот такие люди в результате опросов были вычислены социологами и их стали усиленно пичкать этими бюллетенями. Так в каждом селе, на каждом предприятии появились люди, которые явились провод­никами великорусских идей.

Так в информационной войне был достигнут новый, качественно более высокий уровень. Не имея пока хорошей возможности для ведения крупномасштабной психвойны, наши штабы вели свою тонкую работу. Пользователи информацию получали не напрямую, а опосредованно – от наиболее авторитетных людей. Наумов, кото­рый все более и более искал аналогии новых войн с традиционными, пояснил это так: «Мы в силу понятных причин не имеем сил и средств для проведения крупных видимых акций, но мы можем добиться тех же целей тихо и незаметно. Мы не можем вести огонь по площадям, но мы можем поразить все цели, стреляя по отдельным точкам!»

* * *

Всё шло хорошо, все шло к успеху. Но Ковров был реалистичен в своих оценках, не исключая и возможности поражения:

– Как знать: может быть, наша миссия действительно окажется невыполнима, и тогда нужно вести свою многовариантную игру. Нужно быть готовым к тому, что нам не удастся увидеть свою страну свободной и счастливой, а этого сможет достигнуть только будущее поколение. Нам нужно готовить такое поколение политиков. (Кстати, в случае нашего успеха они могут быть достойной сменой).

Мы можем оказаться не в силах переломить ситуацию сейчас – время 90-х годов упущено. Практически безвозвратно. Из болтунов, выступающих на улицах, нет ни одного на что-то способ­ного. Но у нас есть еще какой-то запас времени. Пока еще не распилили последнюю боеголовку. (Этот вопрос нужно вни­мательно отслеживать.)

Нужно отыскать и отобрать молодых людей. Отсеять их на де­сять рядов и вырастить из них прекрасных специалистов, а в конеч­ном итоге и одного вождя. Мы – уже почти старики, и может сло­житься так, что на большее просто не окажемся способны, кроме как передать все свои знания, накопленный опыт. Нужно будет помочь такому будущему вождю стать на ноги, или правильнее выразиться: «поставить его на крыло». – Чтобы его не «заклевали» свои же.

Реальная отдача от тех или иных людей заключается только в том, какую функцию они выполнили. Реальная отдача от нас может заключаться только в том, что мы выполним функцию подготовки нового Сталина. Может быть, будущие историки так и напишут о нас: Рязанцев, Наумов, Ковров и компания вырастили нового Сталина.

Дело, конечно же, не в том, чтобы заставить кого-то найти под­ходящий псевдоним, одеть сапоги, закурить трубку и отрастить усы – хотя вопросы имиджа тоже не менее важны. Дело в способности не изменять избранной цели, уметь парировать удары, не заноситься над толпой, дело в понимании задач и как их решать, дело в макси­мальном укреплении государства, дело в том, чтобы быть первым слугой своего народа. Весь этот набор – это арсенал Сталина. Нет ни одного человека, который был бы хоть сколько-то похож на него. Оттого-то он и не понятен, а часто и проклинаем теми, кого он смог защитить.

На следующий день после того, как мы захватим власть, мы ста­нем возвращать ему памятники и ставить новые...

Наумов, что присутствовал при речи, спросил, и как всегда муд­ро:

– А стоит ли ждать такого дня?

Теневое правительство

Председатель Правительства Ковров «соображал», как он это называл:

– Нам нужно возложить особую миссию на наше теневое мини­стерство безопасности (назовем его пока так). От него нужна боль­шая игра, и сразу же по всем фронтам. Надо аналитически поделить ФСБ на две большие половины. Одна – наша половина, другая – враги, помогающие Штатам добивать Россию. Нужно помогать своим в продвижении по службе, в хорошей прессе, чтобы посто­янно поддерживать их морально, нужно помогать им и только им в решении задач... Но не дай бог нам ошибиться – мы провалим всё на сто лет вперед. От нашего ФСБ в ФСБ мы ждем многого.

В нашем министерстве нам нужна постоянно работающая груп­па экспертов, отрабатывающая операции прикрытия. Здесь нужны люди с острым криминальным сознанием. А не пай-мальчики. Мне в оценке этих людей не нужно знать, с какого года он ходит на политические демонстрации. Мне нужен ответ на вопрос: как дав­но вы состоите на оперативном учете в ЦРУ?

Нужны эти люди особого склада.

Что приносило успех политику в еще не совсем далеком про­шлом? – большие, грозные армии?.. Тюрьмы?.. Деньги?.. По моему мнению, больше всего ловкие люди, умеющие держать шпагу, ска­кать на лошадях с кошельком, набитым золотом для подкупа союзников непримиримого врага. На пути его могут ждать 10 человек, но он сам обучен биться в соотношении 1 против 10.

А что приносило успех в последнее время? Подскажите мне... Может быть, ловкие люди с бумажником, владеющие каратэ и на «Мерседессе-600»? – Да хоть на вертолете. Всё равно что-то не то. А вот что? – Тот, кто с несколькими помощниками будет руководить толпой на площади? – Может быть, может быть... А может это па­рень с головой и компьютером в придачу? И тогда получается, что рыцари плаща и кинжала уступили свое место яйцеголовому анали­тику? – Видимо сейчас нужно и первое, и второе, и третье...

Ещё вчера требовался самый сильный или, по крайней мере, самый шустрый. Теперь этих универсальных солдат очень много. И нужны только умные. Раз у нас нет Джеймсов Бондов, то мы их за­меним на Наумовых.

И такие люди отыскивались, готовились и расставлялись на свои места.

«Всем Чрезвычайным и Полномочным эмиссарам, резидентам и всем славпослам. Представить годовой отчет о проделанной рабо­те за текущий год к 15 февраля будущего года. Выслать курьером в Москву. Столица дружественного государства. Сверхцентр.»

Под командой Рязанцева-Коврова работала широко разветвлен­ная, многократно продублированная структура. За пять лет своего существования она превратилась в огромное тайное супергосудар­ство. По некоторым признакам оно могло вполне успешно конкурировать с самой эрэфией. Судите сами. Существовало 25 министерств. МИД имел 4 посольства, которые были тайно аккре­дитованы при столицах дружественных государств, имелись посоль­ства при непризнанных землях в Приднестровье, Абхазии.

Был воссоздан Госплан. Разумеется, он еще не имел той власти, что была при СССР, но этот орган существовал – составлялись пла­ны на тот момент, когда он сможет показаться, набирались опыта. «Свои люди» в Госдуме усиленно пробивали идею о том, чтобы вос­становить Госплан в существующей структуре правительства. Крем­левские же, пользуясь указкой из Вашингтона, сдерживали это решение.

Следственный Комитет при нашем МВД имел свою совершен­но независимую сеть информаторов, которые собирали данные на разного рода преступные группировки. Уже сейчас информация, имевшая хорошую судебную перспективу, реализовывалась. О чём, кстати сказать, довольно часто сообщалось в бюллетенях секретной информации, которые рассылались на места.

А материалы на тех, против кого трудно было что-то сделать сейчас, поступали в Заочный Трибунал. Там их приговаривали, как правило, к смертной казни вместе с семьей и полной конфискацией имущества.

При Центре существовали штабы ведения новых войн. Штаб информационно-психологической войны; штаб финансовой войны (этот напрямую работал с министерством финансов Китая) – все были озадачены выполнением своих программ.

Огромная сеть эмиссаров, которые организационно подчинялись замглаве администрации по территориям, покрывала ключевые регионы страны: вдоль Транссиба, пограничные районы. Каждый эмиссариат имел одного Чрезвычайного и Полномочного эмиссара, сотрудника безопасности, секретаршу и шифровальщика. Как минимум. Дальше в зависимости от важности региона имелось до 15 человек. Теневая мэрия Москвы насчитывала 40 работающих. Эмиссары имели прикрытие своей деятельности занятием торговли продукцией фирмы (...), что отнимало немало времени, но такова была необходимость, впрочем, и этому они были обучены, а в наибо­лее важных районах имели надежных первых заместителей.

В нашем регионе действовало три партячейки под руководством 3-х представителей ЦК, над ними один координатор, кадровик, свой компьютерщик, кроме того: специалист по психвойне, на которого замыкались наши журналисты, которых он принимал под видом консультаций по тем или иным вопросам, представитель Следствен­ного Комитета, под видом парламентского корреспондента рабо­тал координатор по работе с депутатами, один человек работал с местными военными и «оборонщиками» – словом, это было то, что в менеджменте называется «дивизионная структура управления».

В деятельности организации, как всегда по подсказке Наумова, не исключался и такой возможный расклад событий, как оккупа­ция страны объединенными войсками НАТО. Для этого в каждом регионе были свои «домашние заготовки» от подготовки диверсан­тов до хранения неприкосновенных запасов материалов, из которых потом можно было бы легко производить в кустарных условиях взрывчатку согласно специально написанного учебника «Партизанская война».

В каждой стране бывшего СССР также имелись свои резидентуры. Они имели огромные связи во всех русских общинах, а те в свою очередь оказывали влияние на реально происходящие процессы. Общины дер­жались довольно кучно и, таким образом, получалось, что наши ре­зиденты имели огромное влияние в соседних странах – подчас боль­шее, чем эмиссары в русской провинции.

Существовало 4 официально зарегистрированные партии. 1-ая националистическая, толкавшая идеи об исключительности рус­ской нации; 2-ая коммунистическая с неким налетом национализ­ма, она так и называлась национал-коммунистическая партия, всё в ней толковалось с позиции того, что некоторые нации приспособ­лены больше жить при социализме и стремиться к коммунизму, чем другие – в число таковых попали русские и китайцы, а вот евреи, скажем, совсем наоборот; 3-я партия – это Русская провинциаль­ная партия; 4-ая партия – специально учрежденная партия, под­линной целью которой должна была стать дискредитация нынеш­ней власти. Сумбурная политическая жизнь последних лет выплеснула наверх столько идиотов, что в каждом городе обязательно появилось двое-трое придурков и по одному в деревне, которые не мыслили своего существования вне власти, участвовали во всех выборах – от поселковых до президентских. Из разных мест эти люди были специально отмечены и отобраны. В Москве прошел съезд партии поддержки власти, на котором ее председателем стал тот самый старичок Октябрьский, что был на первых посиделках и с которым так удачно поспорил Наумов, ему не стали рассказывать о ее истинном предназначении, и он был страшно горд таким выдвижением. Теперь те, кого народ уже давно отметил как «го­родских сумасшедших», выступали на митингах и всевозможных политтусовках. Рейтинг тех, кого они поддерживали, пополз вниз, но никто ничего не мог понять. Партия «полезных идиотов», как ее окрестил Ковров, или «Балбесы» по аналогии с Достоевским, тоже приносила политические дивиденты, только играла она на пони­жение демократических идей.

Бесчисленные «свои люди» в тех местах, куда их назначили, работали на общую цель. В прямом же распоряжении у Коврова и Рязанцева работало более 25 000 человек, из них примерно 2 500 сидели на окладе. (Два самых высоких у Коврова и Рязанцева – по 1000 долларов). 1000 человек – в центральном аппарате. Остальные – Чрезвычайные и Полномочные эмиссары, резиденты и главпослы на местах и за границей.

За границей завели свой архив с секретными документами. Внутри пользовались огромной библиотекой, собранной по всей стране и за границей. Библиотека подчинялась министерству культуры. При нем же находились свой музей, два хора, которые выезжали с гастролями и за границу.

Да, чуть не забыл о главном. Были еще и несколько газет, свой журнал, своя киностудия, которая в год выпускала до 10 небольших фильмов. Словом, пропаганда на весь СССР была тоже налажена как надо. Возглавлял их Штаб психвойны, а организационно они подчинялись теневому министерству печати.

Много было и откровенных халтурщиков, и людей, не верящих в свои возможности, особенно на местах, но как отметил в утешение по этому поводу Наумов, в каждом научном коллективе 20% пишет 80% публикаций. Разгони их, и появятся еще свои новые 20%, и так до бесконечности – это закон, с этим ничего не поделаешь. Главное, чтобы результирующая была направлена на успех.

За всеми внимательно наблюдало Контрольное управление.

Наумов составил огромную структурно-функциональную схему организации. Полностью она не помещалась ни на одном листе бумаги и ее пришлось составить на нескольких листах, которые при рассмотрении просто тасовали – а ведь еще каких-то 5 лет назад, вся структура уместилась бы в пяти-шести адресах и стрелочках между ними.

«Столица дружественного государства. Сверхцентр. Отчет о выполненной работе за год отправлен через дипломатическую почту. Ждем новых указаний. Москва. Центр.»

«Всем. Провести аналитическую работу по выявлению и обобще­нию положительного опыта работы своих структур. По исполнению отправить в Москву курьером. Москва. Центр.»

Это хуже, чем преступление...

И всё же случалось всякое...

Рязанцев выглядел сильно уставшим, голос его был слабым, и он не требовал, а просил:

– Я намерен участвовать в очередных выборах и прошу Вас, Андрей, мне помочь.

Наумов был удивлен и настроен решительно против:

– Николай Александрович, нельзя распылять средства. Выборы ничего не дают. Неужели это еще не ясно?

Когда речь идет о выборах, то там всё за вас решает какой-то «дядя». Он назначает дату, нарезает округа, выдвигает вам конку­рентов, устанавливает правила игры и всё остальное. Вам только и остается, что как-то подстраиваться под это дело.

Выгоднее всего будет самому назначить дату, выбрать сущность события, установить правила игры.

Как вы думаете, если бы во время войны командующий фрон­том передал противнику открытым текстом: «Господа немцы, мы начинаем!» Да еще указать место. Много было бы толку от этого? А у нас десять лет этим занимаются и не собираются что-то переде­лывать...

– Но сейчас не идет война.

Наумову подбросили тему для иронии, и упустить он ее не мог, не в его это было манере:

– Вы так думаете? Скажите об этом в Буденновске. Или в Гроз­ном. Там вас с удовольствием послушают. Жаль только, что не согласят­ся.

Далее. Избирательные комиссии. Только человек далекий от политики может полагать, что они занимают нейтральные пози­ции. Это не так.

Потом еще этот наш ...электорат. Здоровые люди давно бы уже выбрали себе нормальное правительство. Но мы-то имеем дело с больными, их надо сначала вылечить, а потом доверять выборы. По-моему, это ясно как день. Бараны могут выбирать только себе по­добного барана или козла. Одним словом, я против выборов и при­нимать участие в них не буду – прежде всего потому, что это не моя стихия.

Ковров, узнав о «новой блажи», как он сам выразился, которая посетила голову Рязанцева, только вздохнул: ведь была же догово­ренность не заниматься мелкими делами, не ввязываться в какие-то текущие политические передряги, которые только отвлекали от конкретной и реальной цели, не размениваться на пустяки, как остальные. Так нет же! – «Ох, ничем добрым это не кончится!» – это было уже высказано вслух.

Наумов воспринимал всё с особой позиции, он опасался не ум­ного противника (чего его бояться – Наумов знал заранее все его ходы), более всего его выводила из душевного равновесия глупость своих:

– Разве не говорил я, разве не объяснял, что не нужно проводить съезды, митинги, устраивать акции протеста, писать статьи и изда­вать газеты, и прочее, и прочее. Всё это по сути лишь оборонитель­ные мероприятия. Может, военным это больше напоминает контр­наступательные акции – так я не специалист и не знаю... Пусть другие занимаются этой ерундой. Наша стратегия – ничем не «зас­ветить» свой интерес к политике, а внезапно напасть и победить, а не тянуть волынку, на которую противник всегда сможет достойно отреагировать. Так? – спрашивал он себя, – так! – отвечал себе и слушателям: Шатрову и Коврову. Те вздыхали в ответ. Наумов про­должал: – Съезды и выборы хороши в мирное время, а в стране идет сейчас война. Война, понимаете? Да, Ленин в годы гражданской еще развлекал себя съездами. Ну а Сталин? Можно ли себе предста­вить, что 22 июня Сталин вместо того, чтобы дать немцам отпор по морде, стал бы собирать съезд ВКП (б)? – За годы войны ни одного повода не придумали... На вызов следует давать адекватный ответ – тогда еще хоть что-то получается, а у нас всякая ерунда.

Выдвигался Рязанцев в своем районе, где о нем подзабыли, а в соседних районах и не знали вовсе. Выборы были проиграны Ря­занцевым и той партией, куда он вступил. Было потеряно время и сто тысяч долларов.

– Лучше было накупить на них оружия, – прокомментировали все те, кто об этом знал.

Наумов негодовал пуще всех:

– Разве я не говорил, что все выборы без толку? – Впрочем, – как всегда, находил он в конце своего размышления обратную сторону явления, – хорошо, что он еще не прошел в Государственную Думу, а то мы бы его тогда вообще не видели. А так вернулось заблудшее дитя – простим...

«Заблудшее дитя» так и осталось в Москве. Энергия после выбо­ров у него иссякла. Да и стыдно было из-за проигрыша появляться в штаб-квартире.

Новый поворот

А вот для коммунистов выборы прошли на «Ура!» Они даже не делали особых усилий, впрочем, как и всегда, за эти годы – они мог­ли бы взять, если бы только у них было желание процентов девяно­сто мандатов, а оказалось шестьдесят три – двести восемьдесят че­ловек. Всякую инициативу снизу гасили, и без мандатов оказалось примерно человек сто пятьдесят, которые имели все возможности получить их, если б только центр хоть чуть-чуть им помог: деньга­ми, бумагой, пропагандистским материалом, людьми. Но в этот раз раздражение этих одураченных людей было весьма велико, они смог­ли объединиться и сами задали жару старцам из руководства КПРФ. На пленуме ЦК партии Зюганову выразили недоверие, и его сняли со всех постов. Из Думы его выгнать не смогли, и он остался ее депута­том. Избрали главой партии и думской фракции молодого Глазова. Его же стали выдвигать и в кандидаты в президенты. Разумеется, рано или поздно, но всплыло то, что деньги, и я бы так сказал, обалденные деньги, дал коммунистам «Лондонский затворник» Березовский. Главным его условием было – убрать Зюганова, кото­рый дважды уже проигрывал президентские выборы и ни на что не годился.

Действующий Путин почувствовал, что перед ним серьезный конкурент, и с ним стали бороться. Переориентировали весь аппа­рат, включая людей генерала Грачева, и таким образом упустили главную опасность. Путину припоминали всё: Чечню, теракты, то, что пустили войска США на территорию бывшего СССР, косми­ческую станцию «Мир», «Курск» и трагедию на Дубровке.

Грузия за 1 год и 10 месяцев до момента «Икс»

Пусть читатель меня простит за то, что я мало могу рассказать о том, как прошел первый этап операции. Кроме того, что было видно со стороны и что печаталось потом в газетах, мне ничего не известно. О том, что там было, каждый может прочесть в СМИ, и я не собираюсь пересказывать содержание тех статей и заметок. Главное же заключалось в том, что удалось создать иллюзию, что переворот в Грузии – это дело рук личных врагов Шеварднадзе и его немногих прислужников. «Русского» следа не увидели. Сразу после захвата Тбилиси эти же самые войска нанесли удар на север, разгромили все чеченские войска, железным катком, который становился всё более и более окровавленным, прошлись по тем местам, где жили отдельные полевые командиры вместе с преданными им бандитами. Бои были очень серьезные. Рейтинг правительства новой Грузии среди войск и населения России скакнул в стопроцентную отметку. Но Чечня это было как бы вспомогательное – такое впечатление, что войска с территории Грузии собирались воевать со всеми окружавшими их странами. Зачем-то был произведен подрыв Запасного командного пункта всей турецкой армии, начались переговоры с курдами на предмет оказания помощи в создании сво­его государства, установлены контакты с Израилем и Ясиром Ара­фатом одновременно, с Саудовской Аравией. Шел активный поиск всех антиамериканских сил. По всем дипломатическим каналам Грузия начала добиваться присоединения к России. Тут же вызва­лась и Армения, еще больше активизировала свои усилия Беларусь.

Пошли в ход «домашние заготовки» в информационной войне: началась такая пропаганда личности Сталина, какой, наверное, не было ни одного дня при его жизни. Врывались в передачи телевиде­ния по всем каналам в России, передавая пропагандистские заставки, сливали компромат на советское и российское руковод­ство – шла информация почище, чем показ пленок с человеком, «похожим на генерального прокурора», – а всем этим заправлял Мельников.

Поймали, допрашивали и публично судили, а потом расстреля­ли Шеварднадзе. Тот рассказал всё: и что он вытворял при Брежне­ве, и как сговаривался с Америкой о «перестройке», о Горбачеве, о Яковлеве и других, называл такие фамилии, о которых мы и знать ничего не знали. Ответил на все вопросы. Остальную его клику знали только в Грузии, а потому я их не знаю, с ними тоже обо­шлись сурово. Судебное заседание записали на видео и продавали по всему бывшему СССР. И самое главное, что никто не понял, что это только начало...

Работал в Грузии Ковров, Рязанцев туда даже не ездил.

Россия за 15 месяцев до момента «Икс»

Президентские выборы (2004 г.) выиграл главный коммунист Глазов. Но коммунистический реванш оказался самым неудачным прав­лением за эти годы. Березовскому вернули все капиталы, арестованные Пути­ным, а олигарх разболтал о своем вкладе в становление сперва ельцинской семьи, затем путинского клана, а потом и так называемой системной оппозиции. Пропасть между откормленными рожами по телевизору и людьми с улицы ширилась в опасных пределах. Хо­лодные фокусники из московских «мозговых центров» еще как-то смягчали ситуацию, давая какие-то подсказки, как дальше и лучше дурить людей, но и их фантазия грозила иссякнуть. Население всех их ненавидело, презирало.

Запад сразу же объявил Россию тоталитарной страной. США выдал квоту в один миллион грин-карт на жительство в Штатах. Бежали последние интеллигентики. Расстроились финансы, опять началась гиперинфляция. Выпуск продукции сократился, а с Запа­да перестали присылать продовольствие, оплаченное или нет – никого не волновало. Всякие попытки стабилизации не увенчива­лись успехом. Смешнее всего было в управлении, точнее – хуже все­го. Присылают снимать старого мэра. А тот: «Я все эти годы тайно платил партийные взносы – вот мой партбилет». И остаются бодаться двое на одном посту.

Крайнее совещание: глупцы по-прежнему есть!

Состоялось последнее заседание.

Рязанцев: – Осталось пятьдесят дней. У нас есть еще время что-то переделать или улучшить. Давайте еще раз просмотрим, что у нас не сделано или сделано не так, как надо...

Кто-то из военных: – По всем расчетам, даже самым благоприят­ным, нашим людям придется вести боевые действия более полутора суток без сна. Это относится прежде всего к наиболее подготовлен­ным войскам: спецназу и первому и второму полкам мотопехоты. Что делать? Думайте.

Четвертый: – Легко сказать: подумайте... Так можно сказать, что и план стоит переписать?

Кто-то: – Есть идея. В таком случае можно применять наркоти­ки.

Кто-то другой: – Есть такой легкий наркотик – фэнтази. Одна таблетка – и человек не спит больше суток и легко всё это перено­сит.

Ковров (со вздохом): – Фэнтази – это вид литературы. Наркотик называется «экстази».

Рязанцев: – Так. Хорошая идея. Служба безопасности! Слушай задачу: найти пути и достать эту гадость. Скажем... сколько нужно? (Вопрос адресуется военным.)

Кто-то из военных: – На две тысячи сто человек. Как минимум.

Рязанцев: – Две тысячи сто штук. Так, хорошо. Какие еще нере­шенные проблемы?

Кто-то из военных: – Будем ли мы раздавать оружие добровольцам?

Ковров: – Наши люди приведут студентов из общежитий...

Кто-то из военных: – ...Этим надо – у кого военная кафедра есть.

Ковров: – Попрошу не перебивать. Теперь другой контингент: старики-ветераны. Этим не надо. Всё остальное – неорганизованно. Воинские части переходят на нашу сторону с оружием. Пусть только за ними следит наша полевая полиция. Решено?

Рязанцев: – Решено. Кто хочет поправить? Дополнить?

Все: – Всё верно.

Рязанцев: – Следующий вопрос.

Ерохин: – Подождите, я совершенно не знал об этой проблеме. У меня есть возражение. Что же это получается: наши подготовлен­ные войска будут сражаться автоматами-«самоделами», а новые автоматы со складов будут получать студенты? Так что ли? Ерунда это.

Рязанцев: – Правильно ставишь вопрос, Ерохин. Что скажешь, товарищ министр обороны? Запиши вопрос и проработай его. На­умов! Обдумайте предложение Ерохина. Подсчитайте, как это сде­лать, чтобы сначала вооружить войска и затем отдать наши «одноразо­вые» автоматы толпе... Так, что у нас еще? – Смотрите по диаграмме...

Ковров: – Какие узкие моменты с доставкой войск и боевой техни­ки к Москве. Все ли посты ГАИ нами разведаны?..

Кто-то из военных: – С этим вопросов нет: все. Нами, как извест­но, проводились пробные автопробеги, и всё было хорошо, но вот, как сказали финансисты, не будет денег на случай дачи взятки на каждую автоколонну. Надо иметь по десять тысяч у-е на тот случай, если придется давать «на лапу», а где столько взять?

Рязанцев (обращаясь к Шатрову): – Можем ли мы подделать столько денег?

Шатров (помечая в тетради): – Я обсужу этот вопрос со своими специалистами и обещаю утрясти всё с военными.

Первоначальный план

Самое охраняемое место во всем здании – опечатанный сейф в одной из комнат. Комната эта не имела выхода к наружным стенам. Порядок был таков, что охранника запирали здесь на сутки. Здесь же был и туалет, и отсюда не отлучались. В случае какой-либо опасности полагалось все бумаги достать из сейфа и сразу же сжечь. Среди охранников на счет режима и порядка уничтожения сложилась устойчивая версия, что в сейфе хранятся фальшивые дол­лары, причем очень много – не меньше миллиона. Доступ к сейфу имели три лица: Наумов, Ковров и Рязанцев. Порядок входа в ком­нату, доступа и работы с документами был очень строгий, четко раз­работанный и соблюдался неуклонно.

Дождавшись, когда охранник отвернется, Ковров достал из сей­фа тот самый первый вариант плана, что написан был Наумовым. За то большое время, что прошло с момента написания, он оброс альтернативами, уточнениями, на каждый элемент большого плана приходилось целый ряд каких-то маленьких, что-то было отвергну­то людьми или самой жизнью, что-то, наоборот, развернуто и дополнено. Но этот первый план был самый дорогой. Пусть он был написан более эмоционально и чуть упрощенно, чем обычно со­ставляются документы подобного рода, пусть, но именно он разбудил новую мысль, стал основой новых идей.

Ковров достал его для того, чтобы вновь и вновь оценить свою большую работу, рассмотреть, что осталось невыполненным, что могло быть еще переделано или дополнено. Это был важный мо­мент. и делать все предстояло очень скрупулезно.

ПЛАН КАЧЕСТВЕННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ № 1

Мы ставим перед собой задачу захвата государственной власти в системе «Россия».

Мы собираемся применить обычные технологии, те, которые уже применялись в прошлом. Поэтому, например, мы смотрим на такие подобные события как Великая Октябрьская социалистичес­кая революция и т.н. «перестройка», как на обычные управленческие успешно разрешенные задачи.

Мы, также намерены найти пути того, как и где могут быть найдены средства для захвата власти в стране. По сути дела в насто­ящей работе должны быть изложены три вещи: во-первых, каким образом может произойти переход от нынешней власти к управле­нию в стране последовательных и выдержанных патриотов; во-вторых, каким образом должен быть уничтожен существующий аппарат управления и насилия над Россией; в-третьих, необходимо указать на то, какова должна быть система управления на первом этапе.

ПЕРВЫЙ ЭТАП.

Мы – атакующая сторона. От нас никто не ждет такого экстравагантного шага. Теперь мы будем назначать события, мы будем выбирать день, когда нам ударить. Мы – понимаете, мы, а не они. Теперь мы, а не они, всегда будем ходить белыми. Всегда мы будем идти на шаг вперед. Мы будем всегда располагаться за их спиной.

Момент переворота назовем «Час «Икс». Какую же работу долж­ны выполнить мы до часа «Икс»? Отсчет часа «Икс» вести от наибо­лее удобной умозрительной даты. При этом стоит учитывать годо­вой или другой цикл.

Образовать единую, довольно мощную и целеустремленную организацию. Не допустить в нее чужеродные элементы. Термин «наши» – для нас должен содержать чисто управленческий аспект: если ты со мной в одном контуре управления, то наш, а если ты способен только сладкоголосо выступать на митинге, то либо ты принимаешь мои предложения о согласованных действиях и тогда ты – наш, либо продолжаешь болтать на митингах до нашего прихода к власти, а потом ты идешь на стройки нового социализма – болту­ны нам не нужны. Под ту или иную технологию уничтожения этой власти создать и обучить достаточное количество войск, сведя их в части.

КАДРЫ. НОВЫЙ АППАРАТ. ГДЕ ЕГО ВЗЯТЬ?

Необходимо выбирать патриотов (есть из чего – за последнее пятилетие прошли десятки выборов и на них в той или иной степе­ни были представлены сотни наших людей, которые сознательно хотели бы участвовать в современных политических процессах, но им этого не дали!), необходимо их проверять, необходимо их учить, необходимо ввергать их в наш контур управления. В некоторой степени можно утверждать, что в случае поражения нынешней вла­сти, к руководству придут лица, не имевшие опыта управления огромной страной, перед которой стоят гигантские задачи по вос­становлению разрушенного во времена лихолетья, по наведению Русского порядка. Однако и опыт, и признание новой элиты, как внутри страны, так и за рубежом дело наживное – гораздо важнее, что это должны быть люди достаточно безкорыстные, настроенные патриотически. Если уж им будет суждено сбросить со страны вра­жеское проамериканское иго, то и с другими, столь же сложными задачами они справятся без особых проблем. Те патриоты, что зах­ватят власть в случае успешно осуществленного переворота ни в коем случае не должны самоустраняться от исполнения властных полномочий. Не нужны никакие «демократические» выборы, ре­ферендумы и прочие дорогостоящие политические спектакли-забавы. Никто и никогда не захватывает власть для того, чтобы тут же передать ее другому. Никаких сомнений в собственной потенции, никаких сомнений в верности курса, выбранного прежде всего на достижение утраченных позиций.

«ТЕНЕВОЕ» ПРАВИТЕЛЬСТВО

Новое правительство не должно быть зеркальным отражением настоящего. Аналоги в прошлом один-к-одному искать совсем не обязательно, но использовать опыт руководства процессами пере­ломными в сторону успешного развития совершенно необходимо. Вполне естественно, что временные «революционные» формы дол­жны быть заменены постоянно действующими. Формировать, со­вершенствовать, налаживать взаимодействие необходимо сейчас, когда мы еще незаметны и находимся вне внимания, и нас никто не атакует.

ПОДГОТОВКА

Следует создать свою специальную школу для подготовки партийных кадров – Академию (по образцу Ленинской школы в Лонжюмо под Парижем, если вспомнить историю). Рассчитать кур­сы от двух недель до двух месяцев. Подготавливать специалистов в области информационно-психологической войны (пропагандистов, журналистов, пиарщиков, психологов), разведчиков и контрразвед­чиков, управленцев для центрального аппарата и на местах, специалистов широкого профиля для наших «мозговых центров» (экспертов, аналитиков, программистов, политологов – для всех штучная подготовка), др.

Предметы изучения: история, философия, современные поли­тические технологии, политология, политическое, социальное и экономическое управление, разведывательные и контрразведыва­тельные дисциплины, пропаганда и контрпропаганда, логика, режим конспирации, быстрочтение, работа на ЭВМ и с робототехникой, дронами.

ВОЙСКА

Потребуется определенное, согласованное с военными, коли­чество войск. Виды войск для захвата Москвы могут представлять собой:

штаб;

гвардейцы – наиболее обученные и подготовленные войска;

спецназ – 3 элитных подразделения по захвату и удержанию Лубянки, министерства обороны и Генерального Штаба, МВД РФ и вражеской гвардии;

основная масса:

– мотострелки (маневрирование и отражение атак),

– пехота (выдвижение и перемещение на автобусах, захват зда­ний и сооружений, чтобы удержать их и прилегающую местность в обо­роне);

войска для обороны танкоопасных направлений (саперы, гранатометчики, собаководы, дроноводы, артиллерия);

жандармерия (наведение порядка, недопущение мародерства).

ВТОРОЙ ЭТАП.

ВЕРОЯТНОСТЬ ПРЯМОГО НАПАДЕНИЯ

Мы же считаем, что необходимо будет выявить подразделения, помогающие удерживать нынешнему правительству власть в Мос­кве, предварительно разложить их (а по сути, скорее, наоборот, мобилизовать на борьбу с нашим врагом), и использовать хорошо вооруженную силу на уничтожение себе подобных, которые могут объявиться в момент переворота в Москве. Это во-первых, а во-вторых, вывод отсюда – нужно готовиться к такому варианту событий более тщательно, более продуманно, чтобы не допустить октября 1993-го, когда малая сила – рота танков стала причиной поражения.

МЕРОПРИЯТИЯ В МОСКВЕ

При изложенном варианте захвата государственной власти нам противостоит Московский гарнизон. Начать его атаковать в лоб, значит заранее обречь себя на неудачу, повторив события октября 1993 г. Чтобы не допустить этого, нужно осуществить ряд меропри­ятий. Нужно провести обработку личного состава войск, понимая при этом, что имеется как постоянный состав (офицеры,­ прапорщики), так и переменный состав (солдаты и сержанты срочной службы), уделив все внимание первому, но не забывая про второе. Добыть перечень войск специального назначения, незаконных во­инских формирований (службы безопасности всех форм собствен­ности, формирования с выходом за границу, степень согласован­ности их действий на случай ЧП).

Изучить информационно-психологическое, социальное и по­литическое поведение войск Московского военного округа во время событий августа 1991 г., октября 1993 г. Нынешнее состояние армей­ских слоев, с экстраполяцией на дату нашего восстания.

Мероприятия следующие.

Внедрение своей агентуры (разведка и пропаганда).

Обработка должна проводиться по отдельной программе и вклю­чать в себя самый широкий спектр, начиная от пропаганды событий октября 93-го в свете честного поведения отдельных офицеров, не стрелявших в народ, и вплоть до прямого запугивания наиболее упорных. Обработка ведется в соединении антиправительственной, античеченской и антиамериканской пропаганды. Вычислить наи­более авторитетных в армии офицеров, генералов и адмиралов (в том числе и находящихся в запасе и в отставке), провести их инди­видуальную обработку с тем, чтобы именно они вели прямые пере­говоры с командованием тех войск, что будут выдвигаться на Моск­ву, или на местах расквартирования после поднятия по тревоге.

Требуется довести войска до следующего состояния:

1. Прямое содействие нам в перевороте при согласии, данном заранее (отдель­ные солдаты и целые войсковые части);

2. Переход на сторону вос­ставших во время переворота («братание»);

3. Дезертирство, отказ от выполнения преступного приказа стрелять по восставшему на­роду и объявление нейтралитета (лозунг «Армия вне политики!» должен теперь сработать уже против его инициаторов);

4. Деятель­ность по имитации противостоянию восстанию народных масс (под­сказывать такие действия: «Стреляете? – Стреляйте, но только не на поражение, поверх голов и проч.», «Выводите из строя оружие, боевую и другую технику»);

5. Невыполнение преступных приказов.

На каждый пункт необходимо рассчитать определенный процент, гарантирующий успех. Те солдаты, офицеры, генералы, участники незаконных воинских формирований, которые будут нам в какой-то сфере противостоять все вместе и каждый в отдельности, должны четко понимать, что они и их семьи без всякого разбора будут объявле­ны вне закона. По захваченным телеканалам провести сразу же показательные расстрелы, что должно сразу же сломать нашего врага морально – так как это было в Бухаресте в декабре 1990 г. после публичной казни Чаушеску.

Основные события развернутся в центре Москвы, ибо как гласит универсальное правило «Бунты – удел провинций, революции совершаются в столицах».

Исходя из опыта октября 1917 г. стоит понимать, что не только войска быстрого реагирования будут стараться нам противостоять, но возможна поддержка на 2 этапе и со стороны воинских учебных заведений: училищ и академий.

Существенным моментом является задержание и арест руководи­теля страны.

Штурм Кремля вполне возможен при артиллерийской поддерж­ке, поддержке с воздуха, десантировании и танковой атаке. Возможны акции психологического устрашения, которые заставят охрану Кремля сдаться без огня.

Возможна контратака танками – так, как это было в октябре того же 1993 г. Для отражения атаки все средства хороши – встречный бой танков, артиллерия, гранатометчики, вплоть до применения тренированных собак с минами. (Гуси Рим спасли, пусть шарики и бобики спасут Россию.)

Проработать отношение в компьютерных сетях к воспитанию групп подростков, не боящихся смерти и готовых стать героями посмертно, продолжить традицию пионеров-героев.

«ЗАЧИСТКА» МОСКВЫ

Обоснование этого серьезного решения вполне очевидна. Буду­щая столица не может быть настолько наводнена преступниками всех наций, тем более вооруженной автоматическим и другими видами оружия, как это имеется сейчас. Предстоит поквартально проводить оперативно-боевые мероприятия по «зачистке» территорий.

Смешанные патрули из иногородних добровольцев, казачества, спецназовцев и солдат срочной службы проведут операцию, полагаю, и достаточно тщательно, и без особых потерь. Лица, у которых будет изъято незаконно хранящееся оружие, подвергаются аресту – каковы бы на то ни были у них причины. Практик неминуемо столкнется с вопросом: куда разместить эту ораву? У нас всё же не Сантьяго-де-Чили – на ста­дион не погонишь! Необходимо обдумать заранее.

Чтобы произошло это из расчета на всю систему и по-своему объективно, необходимо заранее приготовить сведения обо всех лицах, либо обдумать перспективные подходы к базам данных (БД) управлений по организованной преступности, так, чтобы против­ник в день «X» не успел их уничтожить.

ТРЕТИЙ ЭТАП.

С ЧЕМ РАСПРОЩАТЬСЯ?

Закрыть все коммерческие банки. Все счета граждан перебросить в теперь уже наш Сбербанк.

Предстоит определить заранее тот критерий, по которому необ­ходимо закрыть те или иные частные предприятия. Критерий может быть один или несколько, автор предлагает – вам выбирать:

1. Пред­приятия (банки), имевшие сделки (поставки, оказание услуг, финан­сирование проектов) с административными органами;

2. Предприя­тия, в число учредителей которых входят местные администрации разного калибра;

3. Предприятия финансирование которых осуще­ствлялось органами государственной и муниципальной власти;

4. СМИ (в то же время разрешается иметь газеты и журналы 100%-ного рекламного характера);

5. Коммерческие банки;

6. Частные охран­ные, детективные структуры и службы безопасности;

7. Развлекатель­ные (а на деле развращающие и сатанизирующие) предприятия (разорятся в Москве после нескольких дней, вернее ночей, комен­дантского часа).

Действия соответствующих законов – о приватизации, о банках, о Центробанке, о СМИ приостанавливаются.

КОНТРУДАР ПО ДОЛЛАРУ

В стране должна быть проведена дедолларизация финансов. Доллар может быть оценен в 10 руб., за эти деньги он должен быть скуплен у населения и возвращен США в самой жесткой, ультима­тивной форме.

Действия подобного рода неминуемо должны вызвать подобную же реакцию у остальных держателей и панику на бирже, катастрофи­ческий спад курса доллара, крах финансов и самих США – им просто будет не до вмешательства в наши дела – мы должны породить необратимые негативные процессы в мире, как одно из средств недопущения интервенции на нашу территорию.

Остановить вывоз за рубеж. Возможно все, вплоть до приоста­новки перекачивания газа и нефти за рубеж. Они дороже всего. Пусть Европа померзнет – у нас народное богатство превыше все­го. Украина сидит же на голодном пайке – пусть теперь и Западная Европа вспомнит тот момент, когда мы победили в 45-м.

РЕАКЦИЯ ИЗВНЕ

Диалектика остается диалектикой при любых условиях. Прак­тически мгновенное негативное реагирование извне (и изнутри, но об этом от­дельно!) нам обеспечено. Причем расчет как слева, так и справа.

Удар по врагу должен быть такой силы, чтобы противник убе­гал, не думая ни о каком сопротивлении или использовании своей силы. Взять посольство Израиля, филиал ФБР США, другие чу­жеродные объекты в Москве. Подвергнуть обстрелу здания посоль­ства США так, чтобы они и подумать не могли о каком-то сопро­тивлении нам.

Мы уже сказали, что две революции в России в веке уходящем были чисто управленческими задачами. Сложными задачами. И в том, и в другом случаях было успешно проведено формирование внутри системы сплоченного меньшинства, налаживание между ними конспиративных каналов информации, перевод системы в состояние разложения (тем более что сама система не сильно этому сопротивлялась!), вербовка части элиты и проникновение в информационный центр, накопление информации о ключевых фигурах, структурах и процессах (циклах), перевод центров в свой контур управления, размывание значительных явлений, их переоценка в незначительные, формирование недовольства масс, утаивание информации о реальных противоречиях процессов, со­здание идеологических шор и фальсификация (историческое ору­жие), создание «говорилен» (парламентов).

Под существующий план уже сегодня учредить предприятия по торговле охотничьим и нарезным оружием, в том числе в Москве; по торговле инкассаторскими машинами. Начать изготовление ору­жия.

МОМЕНТ «ИКС»

Выбор даты может зависеть и от годового цикла. В том числе если разбирать наш вариант, таковой датой может оказаться 1 ян­варя того года, перед которым будет готово все для осуществления нашего замысла. Для спецназа, который охраняет Кремль, это выг­лядит так: 20 декабря – День Чекиста, 29 декабря – день вода войск в Афганистан, 1 января – Новый Год. Происходит наложение трех поводов выпить.

Момент «Икс» определяется, как уход последнего человека с Красной площади, где будет отмечаться Новый Год. Все солдаты дивизии (единственное место, где было зачеркнуто, поставлено: бригады) Дзержинского покидают центр города на автобусах. Красную площадь начинают с помощью техники убирать от мусо­ра.

(Примечание от руки. С момента написания сценария празд­нование нового года наблюдалось 6 раз. Среднее число момента «Икс» вычислено как 4 часа 44 минуты утра.)

Современные боевые операции имеют прежде всего объемный характер и поэтому победа должна быть достигнута через захват всего пространства, поэтому потребуется действовать и в воздухе (малыми летательными аппаратами) и под землей (в коммуникациях, метро, проч.)

ГЛАВНОЕ УСЛОВИЕ

В излагаемом варианте или любом другом, суть которых есть «свер­жение существующего строя путем осуществления заговора», основ­ное условие заключается в том, чтобы выйти из нынешней политической игры, дистанцироваться и занимать позицию отстраненности от всех современных интриг. Такой подход несколь­ко отдает механицизмом, но всякая суетливая борьба не позволит создать достаточно сильную организацию, до поры конспиратив­ную, но способную накопить огромный политический потенциал, который позволит захватить и удержать власть в стране. Не следова­ние этому правилу приведет к раскрытию организации, растранжированию финансовых, материальных и людских ресурсов, отклоне­нию от курса на переворот, а может быть, что и к свертыванию всей операции.

Это надо помнить и следовать этому неукоснительно.

(Примечание от руки. Аналитическая проработка велась посто­янно.)

Сомнения

Шатров пришел по обычному делу к Коврову и, окончив разго­вор о самых последних приготовлениях, неожиданно сказал:

– Валерий Михайлович! Я по весьма чрезвычайному делу, и раз­говор у нас пойдет весьма доверительный.

– Слушаю. Хотя и не понимаю...

– Не улыбайтесь. Я хочу поговорить с вами о Рязанцеве.

– Пожалуйста, кто против?

– Сколько я его наблюдаю, я не могу его понять: что это за человек?

– По моему, все ясно: наш человек с недостатками.

– Это все только общие слова. Но есть и определенные факты, которые его рисуют как неспособного руководителя, тем более для всей страны.

– Давайте конкретно, по пунктам. Что у вас такого на него есть, чтобы мы могли сказать одно: с ним работать невозможно, он не соответствует задачам, и его деятельность никоим образом не со­вместима с нашим стремлением к цели... Есть у вас что-то такое или нет? А то, что мы далеко не идеал, это я и сам знаю.

– Я внимательно за ним наблюдаю там – в Москве. Он встречает­ся с самыми большими глупцами, либо с прожженными политика­нами. А его последний «номер», когда он задумал поучаствовать в выборах? Это что?

– Да все верно, если формально к этому подходить: была догово­ренность выйти из всех политических игр.

– Но суть-то его выборных баталий даже не в том, что он на три месяца вышел из дела и занимался ерундой, суть этого в том, что он надеялся на депутатскую неприкосновенность в случае нашей не­удачи. Это как?

– Я согласен, что это характеризует его с не очень выгодной сто­роны. Но это еще не повод для отставки. Тем более что он отлично понимает, что никакая депутатская неприкосновенность его ни спа­сет, да и на случай неудачи у нас есть Грузия. Вы что, об этом забы­ли?

– Я-то нет, а он?

– Вот и вы против него. Наумов – тоже. – сказал Ковров, ни на йоту не соглашаясь в чем-то идти против своего компаньона. – А ведь никто не знает, сколько денег он выложил на разработку золота. Ведь сколько долго ждать пришлось? – почти год, пока не нашли хорошую жилу. Все деньги истратил, семье почти что есть нечего было, а он все верил и ждал, пока найдут это проклятое золото. А теперь что же мне его, вон посылать?

Разговор этот был нужен, и он вызвал у Валерия Михайловича самые противоречивые чувства. С одной стороны он им был доволен. Так или иначе, рано или поздно, но этот бы личный вопрос поднялся бы, Рязанцев был никудышный руководитель для такого масштаба. Он не соответствовал ни эпохе, ни такой огромной стране. «Ты еще, дорогой мой Шатров, не знаешь, сколько мне пришлось убеждать его не проводить съезд. А!? Только и было слышно, что нужно было собирать съезд организации и выбрать председателя партии, оно понятно: человеку страсть хотелось покрасоваться в президиуме. Другого объяснения я не нахожу. А то, что он приезжал в наши военные лагеря только в пейнтбол поиграть, так что ж... Хоть этим мы его могли заманить». А недоволен разговором остался Валерий Михайлович потому, что не мог спросить самого главного: а кто тогда останется руководить всем мятежом. Сергей Николаевич ему не подчинится, это во-первых, а кроме того, он сам, Ковров, не был способен играть лидирующую роль, ему всегда был нужен кто-то, за кем нужно идти. Он был замом, начальником штаба любого уровня, но не был способен на роль даже командира взвода. И это то, что осталось вне рамок разговора, согласен, серьезного и необходимого для выяснения чего-то важного, но так и оставшегося неполным. И это что-то недосказанное мучило их обоих, потому что могло еще вылезти им неожиданным боком.

Подальше от Москвы

– Товарищ Наумов, я вас сегодня совершенно не узнаю, – изму­ченная за всю ночь женщина шептала ласково, была близко-близко, так что страшно было вставать и отстранять ее от себя, и терять среди других людей где-то в большом городе.

Андрей действительно сегодня перестарался с Сашенькой в по­стели, но тому были известные ему причины.

– Я, конечно же, уезжаю в командировку согласно Вашему зада­нию, но это еще не повод доводить себя до полного изнеможения.

Он проводил ее на поезд, отправлявшийся во Владивосток. Зада­ние он ей дал самое что ни на есть длительное – доехать до конца, а потом повернуть обратно, останавливаться в каждом крупном городе, скупать книги по отдельному списку. Выполняя это задание она неминуемо должна была быть во время самых главных событий где-то далеко-далеко от Москвы. Сорвись что-то и схвати их современное гестапо, она могла бы уйти. Он дал ей толстый конверт, где были письмо, деньги, новый паспорт, с наказом вскрыть его, если он вдруг ей срочно позвонит и даст такую команду. В таком случае она должна была уйти в социалистический Китай. Его разведка бы ею заинтересовалась, но это не страшно.

* * *

По случаю Дня чекиста пить начали с обеда. К вечеру набрались жутко. Пели песни и орали: «Давай за нас, давай за вас, давай за северный Кавказ!»

Наутро надо было похмеляться.

И готовиться – 29 декабря отмечалась годовщина ввода войск в Афган... Чем не повод?

МОМЕНТ «ИКС», МОСКВА

Я надеюсь, что читателю нужнее будет описание самых ярких и занимательных эпизодов переворота, а не механическую передачу того, как по таблицам А.И. Наумова и картам С.Н. Пряхина осуществлялся мятеж. Да, все что они там наработали, осуществилось. Они только внимательно отслеживали, как этот план осуществлялся и, в зависимости от обстоятельств, что-то корректировали. После мне рассказали все о том, что делалось в тот день во всех точках и в любой момент, и я изучил этот день в таких подробностях, что вправе считать себя самым информированным человеком. Никто не владеет самыми большими познаниями об этом дне, чем я. Этот день всегда будет в центре моего внимания. На всю жизнь, сколько мне осталось, я буду им интересоваться. Сколько людей на него уповало раньше, для скольких он казался недосягаем, и вот явилось несколько героев, сложились в кулак и достигли своей цели.

Момент «Икс» минус 10 суток, Россия

Выдвижение танков (в специальных контейнерах на трейлерах), боевой и другой техники в количестве ста сорока единиц по шоссе, по железной дороге на Смоленск, оттуда на Москву, началось.

Момент «Икс» минус 24 часа

В десяти километрах от МКАД развернут полевой штаб: несколь­ко военно-штабных машин, огромные «Ураганы», большое количество радиостанций, средства радиоэлектронной борьбы, ох­рана, вертолеты. Между деревьями поставили огромный стол из прозрачного пластика. Сверху расставили макеты отдельных зда­ний и целых кварталов центра Москвы, сделаны они были из карто­на, дерева, папье-маше. Игрушечными модельками отмечались танки, пушки, боевые машины. Со стороны могло показаться, что взрослые мужчины впали в детство и играются в солдатики.

* * *

В одну из воинских частей был незаметно доставлен большой контейнер с водкой. Водка была отличная, не то что самодельная, но все же с одним изъяном – любой выпивший через три часа должен был крепко-накрепко уснуть. Добудиться бы его уже не смогли бы никакими средствами. Он должен был проснуться сам, но только ровно через сутки. За полчаса вся водка была растащена и надежно спрятана. Поутру бдительному прапорщику Затанайченко (кличка «Сатана») «стуканули» информаторы – была сдана самая большая партия – два ящика. Прапорщик был сильно зол на то, что Новый Год предстояло встречать без семьи и без денег, так что это после­днее известие вернуло ему бодрое настроение. Виновные были реабилитированы и даже не отправлены на гарнизонную гауптвахту – в этом случае требовалось объяснение за что, а так все было тихо-мирно. После развода прапорщик ушел отдохнуть, ни одной бутылки он с собой не брал. Вернулся только к шести, всем дежурившим офицерам рассказал, что у него «есть» – глаза горели от предвкушения.

* * *

Начались беспрецедентные по своим масштабам отвлекающие действия. В Кисловодске был захвачен целый пансионат с его оби­тателями. Выбор пал именно на этот пансионат потому, что туда приехала отдохнуть дочка одного из вице-премьеров. Она собира­лась выходить замуж за одного тощего музыканта, и там они решили отметить Новый Год. Правда, сначала она собиралась лететь в Париж вместе с папой, но в последний момент передумала. Боевики захватили их на рассвете. Набили морду уснувшей охране, разбуди­ли всех постояльцев (среди них были и «свои» – специально подо­сланные люди), детей и их мам выгнали – так стало известно о захвате заложников. Из Москвы тут же вылетела антитеррористическая группа, другая часть была поднята по тревоге и ждала в резерве на аэродроме. Боевики предъявили требования: самолет с экипажем в Минводах, сто миллионов долларов в мелких купюрах.

Момент «Икс» минус 14 часов

Группа, наблюдающая за Ви-Ай-Пи залом Шереметьево доло­жила в штаб о вылете большой группы работников центрального аппарата, министров, депутатов и в том числе чиновников, которые курировали национальную безопасность. Эту информацию постоянно отслеживали уже в течение последних пяти лет – страна на Новый Год оставалась без всякой защиты; приход коммунистов ничего в этом отношении не изменил. Случись что, и принимать решения будет некому...

* * *

Весь этот долгий день, с того самого момента, как он проснулся, Андрей Витальевич все время думал об одном: стоит ли ему идти к месту сбора или нет. Вроде бы окончательно решил для себя нака­нуне, но можно было еще и передумать: его ведь могли и убить, все могло сорваться – кто тогда подумает о детях? На старшего надежды мало. Он думал об этом целый день: пока завтракал сам, кормил своих двоих сыновей, ходил в магазин, готовил праздничный ужин, лег отдохнуть, но уснуть так и не смог...

Раз не спалось, то встал, в зале сыновья смотрели телевизор. Как всегда перед новым годом показывали «С легким паром...» Андрей Витальевич услышал, как старший с сарказмом говорил ма­ленькому Андрюше: «Представляешь, если бы этот Рязанов снял этот фильм сейчас. Получилась бы сплошная порнография, то Мягков со своей московской Галей, потом мужики бы вызвали проституток в баню...» Андрей Витальевич прикрикнул на старшего, чтобы не разговаривал на такие темы, и решился окончательно...

* * *

В Кисловодске, как сообщали по телевизору, боевики из гуман­ных соображений отпустили пятерых пожилых людей, у которых были проблемы с сердцем. КГБ вело с ними переговоры.

Момент «Икс» минус 12 часов

В Кисловодске переговоры зашли в тупик – столько денег не было во всех банках. Террористы стояли именно на запрашиваемой сум­ме.

Момент «Икс» минус 10 часов

Руководство КГБ решилось и отдало приказ о штурме.

Группа спецназа КГБ пошла на захват.

Террористы пообещали убить дочку премьера (папаша приле­тел к тому времени из Парижа и всеми командовал), и штурм был тут же приостановлен – переговоры возобновились.

Резко, как это бывает на юге, стемнело...

Момент «Икс» минус 8 часов

По телевизору показали: террористы сдались, не оказывая ника­кого сопротивления. Всех – террористов и заложников (опасались, что среди них были помощники террористов) отвезли на самолете в Москву и поместили на Лубянке.

Момент «Икс» минус 6 часов

Самая элитная часть войск спецназа – те, что были в Кисловод­ске и ждали команду в аэропорту, получили поздравления, и им раз­решено было идти по домам. Ребята «расслабились». На Лубянке следо­ватели, проклиная, что им не дадут отметить праздник, приступили к допросам.

Одним слабым ударом достигли двух целей: удалась и игра на отвлечение сил, и в здании на Лубянке – пусть и под охраной – ока­залось множество «своих» людей.

Момент «Икс» минус 4 часа 44 минуты, Россия

Окончание выступления Президента Российской Федерации, Генерального секретаря Центрального комитета Коммунистичес­кой партии Российской Федерации Глазова Юрия Сергеевича: «С праздником вас, дорогие трудящиеся!»

Бой курантов на Спасской башне.

Звон бокалов с шампанским.

Крики: «Ура!»

Момент «Икс» минус 4 часа 40 минут

Захвачен Коржаков. С ним сразу же состоялся плодотворный разговор:

– Александр Васильевич! Мы знаем, что именно Вами была уст­роена вся система охраны и обороны правительственных объектов, она осталась без изменения. Расскажите нам по возможности быст­рее, как она устроена и какие «сюрпризы» ждут всех тех, кто постара­ется захватить Кремль и прочее. Чтобы избежать всякие споры, я прошу вас не забывать, что ваши дети у нас. А их жизнь зависит от вас.

Вот карты – говорите... Мы записываем все.

Коржаков думал минуту. За это время все пронеслось перед ним: вот он за пультом в кабинете Ельцина, вот он командует войсками при обстреле Белого Дома, вот он в кабинете Ельцина при увольне­нии, вот он в Госдуме... «Ведь думал же я о такой возможности, даже ввел в эти коммуно-патриотические круги своих людей, а все без толку». Он смотрел на суровые, сдвинувшиеся вокруг него лица, и думал, как повыгоднее вывернуться из новой для себя ипостаси – пленного. Для него это было только начало новой ситуации. Нужно было вести свою игру, для начала – торговаться. И он сказал твердым, несрывающимся голосом:

– Мне нужны твердые гарантии в обмен на такую информацию.

Но ему не дали перехватить инициативу и выторговать свою жизнь. Тут тоже были свои твердые люди.

– Гарантий никаких. Даже если суд вас за что-то и помилует, то мы помним Белый Дом. О Вас речь не идет, речь может еще идти только о детях. Если вы будете торговаться и тянуть время, то мы сейчас расстреляем всех, запишем это на пленку. У нас есть еще знающие люди: Пестев, Кузнецов, Зотов, Рогозин. Мы захватим их – покажем пленку с расстрелом семьи генерала Коржакова, который оказался очень упрям, и посмотрим: будут ли они после этого говорить или нет...

Коржаков тянул время:

– Ваше лицо мне знакомо, но не могу вспомнить его.

– Я был в Белом Доме, потом меня держали в Лефортово под аре­стом, вы еще приходили посмотреть на меня, а через какое-то время я бежал. Если у вас еще вопросы, то отвечать я на них не буду. Все – времени нет. Будем убивать...

Коржаков заговорил. Помнил он все – подготовленные места для засад в центре города, тайные вертолетные площадки, места склади­рования оружия, сигналы оповещения при тревоге, откуда будут они подаваться, места сборов спецназа и добровольцев, адреса, явки, – словом все-все из того длинного списка необходимых мероприятий, гарантирующих победу правительственных войск в борьбе с восставшим народом. Офицеры-операторы штаба полковника Пряхина заслушивали все. Информировали главный штаб, штаб «пер­вого» резерва, резерв этот был создан в количестве трех тысяч человек – из наемников и добровольцев, специально для того, чтобы подавить все «сюрпризы», которые имелись у Управления Охраны правительственных объектов. Тут же принималось решение. Офицеры выходили с готовыми указаниями. Выдвигались роты и батальоны добровольцев на указанных направлениях.

В лесах ближнего Подмосковья устраивались засады, в заранее оборудованных замаскированных укрепрайонах появились люди, много людей, они заполнили окопы, достали откуда-то из мешков, из под полы, из укромных мест в этих траншеях оружие: автоматы, гранаты, пулеметы и гранатометы. Приготовились...

Момент «Икс» минус 2 часа

Первый автобус в составе большой – из более 40 машин – колонны выехал из военного лагеря, расположенного в двухстах километрах от Москвы. Впереди шла недавно угнанная машина Г, за ней пара легковых иномарок, потом инкассаторский броневик. Направление – западная окраина Москвы.

Момент «Икс» минус 60 минут, Китай-город

Откуда-то в центре города появилось множество бомжей. Они сидели во всех подземных переходах метро и протягивали свои руки. Руки были подозрительно чистыми, сами попрошайки выглядели хорошо откормленными молодыми парнями, толпа празднующей, беснующейся молодежи бросала им монеты. Тут же рядом были и другие попрошайки – эти были не одни, а с собаками (!); рядом – плакатики: «Подайте больной собачке», да, у собак были перевязаны лапы свежим бинтом, но на этом все признаки болезни заканчива­лись – больная собачка лежит тихо, смотрит на всех слезящимися глазками, а эти – здоровые кобели смотрели кругом злобно, могли и рыкнуть на проходящих или цапнуть, если зазеваешься. Бомжики шныряли в толпе, собирали многочисленные брошенный бутылки и пустые банки. Вроде все как всегда, но что-то не то...

Момент «Икс» минус 10 минут

Старший прапорщик Корепанов добился перевода в ту един­ственную из воинских частей, где не было ни одного нашего чело­века. В тот день он был назначен дежурным по автопарку. Ему уда­лось привести в негодность сорок боевых машин пехоты (БМП-3). Его гарнизон полностью был переведен в «пешеходное» состояние.

Момент «Икс» минус 1 минута

«Пора?»

На часы глядели десять тысяч пар глаз. Кто-то равнодушно, кто-то (участвующие в таких делах впервые) с ужасом и уверенностью, что вот-вот все отменят, и тогда можно будет тихонько спрятаться, уйти назад в подполье и ждать, что кто-то другой пойдет в «последний и решительный бой», но только не ты... Но отбоя так и не прозвучало, а наоборот, минутная стрелка доползла до той от­метки, которую давно уже глаз определил как рубежную: «Рубикон перейден!», «За Волгой для нас земли нет!». Все!!!

«Пора!»

Момент «Икс»: 1 января 2006 года

4 часа 44 минуты 00 секунд

У входа возле правительственного здания прогуливался посто­вой милиционер. Он не мерз – выпили по чуть-чуть, закусили «Ан­типолицаем», жевал жвачку, чтобы не унюхали проверяющие. Те­перь он прохаживался на своем посту, думал о Новом Годе, о том, что в этом году дадут квартиру. Обещают уже три года, но вроде дом достроили и скоро будут заселять. О службе сегодняшней не дума­лось – каждая смена одно и тоже – приелось. Сегодня не повезло – попал в Новый Год. Молодежи в центре было много, но все уже разбежались. Нет, вон еще кто-то идет: так и есть, одного пьяного просто волокут – с одной стороны его девчонка, с другой – друг. Пьяный одет в какую-то дешевую синюю куртку, похожую как раз на ту, в которой был постовой. Милиционер отвернулся – трезвому смотреть на пьяных неинтересно. Дойдя до поста, пьяный упал, его подняли, отряхнули. Милиционер не поворачивался, и его уда­рили чем-то тяжелым по голове, тот человек, что изображал пьяного, остался на месте постового, а самого его поволокли посредине. За постом наблюдали через камеры слежения, но ничего даже не заметили. Девчонка была такой сильной, что несла его, почти не замечая веса. Теперь правительственное здание охранял уже «наш» человек. Его задача была проста – дождаться подхода сил и пропустить их во двор беспрепятственно.

Момент «Икс» плюс 10 минут

В высокие резные двери храма влетел первый из выпущенных снарядов и разнес их вдребезги. Командир батареи оторвался от бинокля и весьма недружелюбно спросил у наводчика: «Ты куда, гад, целил?» Чернолицый – из кавказцев – артиллерист виновато развел руками: «Прицел такой плохой очень дали, да? Погода ни к черту... А я виноватый?!» Капитан лично проверил прицел, сплю­нул и поставил русского заряжающего наводить по стволу. Следу­ющий снаряд попал точно – в соседнее с храмом отделение мили­ции.

Момент «Икс» плюс 30 минут

Захватили здания студий крупнейших телекомпаний. Два ка­нала стали передавать информацию, угодную новому правитель­ству. В ход пошли «домашние заготовки» Мельникова: если про­тивник начал хоть чуть-чуть воспринимать то, что говорилось и показывалось в эфире, то это произвело бы настоящий сумбур в его голове. У остальных кампаний уничтожили всю передающую аппаратуру, выгнали всех людей из зданий на улицу, здания и при­легающая территория тщательно охранялась.

Момент «Икс» плюс 1 час 11 минут, Ярославское шоссе

Передовой отряд одной из подмосковных дивизий правитель­ственных войск проскочил тот участок шоссе, рядом с которым мы сидели, и скрылся за поворотом. Земля затряслась под нами сильно-сильно, гул моторов заглушил голоса – колонна вышла из-за леса, впереди полз танк, за ним еще и еще.

Ковров повернул голову и сказал с черным юмором:

– Если не вернусь – считайте меня патриотом.

Встал и поспешно отправился навстречу передовому танку. Остановился в сотне шагов. Танк шел, не сбавляя хода, я видел в бинокль, что Ковров остановился так, что если бы танк его подмял, то тело попало бы под гусеницу и взрывчаткой, спрятанной под курткой, ее бы перебило. Танк, как выяснилось в последствии, со­гласно приказа комдива должен был дойти до Москвы не останав­ливаясь. Затормозил он лишь в последний миг – у механика-водителя все-таки не выдержали нервы: да и в самом деле какой нормальный русский станет давить человека? Из люка высунулась голова офицера:

– ...Мать ...Мать ...Пере-мать. – слышно было даже у нас в кус­тах, колонна стала вся, и было так тихо, только этот голос гремел. – Тебе что жить надоело?

– Позовите старшего?

– Сейчас!..

– Да, как можно скорее, – Ковров сделал вид, что сарказма он не заметил.

Из третьей машины уже выскочил грузный офицер и подошел к Коврову. Они поприветствовали друг друга, обменявшись знаками чести и представились друг другу.

– Начальник штаба дивизии полковник Демидов.

– Заместитель Главнокомандующего Вооруженными Силами Великой России Ковров.

– Кем вы были в Советской Армии?

Ковров достал военный билет и полковник прочитал. – И это все?

– Все. Не волнуйтесь. Командующий у нас полковник. Я просто все это затеял и должен был пойти первым в это пекло. В Грузии я уже победил – и здесь для меня особых проблем не будет.

Позади меня в кустах громко сказали:

– Говорил же я – надо было посылать старшего офицера. Не дого­ворятся они.

– Тихо: важно еще и протянуть время. Что там радиоперехват?

– Молчание в эфире, товарищ командир. Из колонны не докла­дывали в штаб об остановке.

– Понял!

Ковров стоял и спокойно, чуть показывая в сторону рукой, гово­рил:

– Вы в огневом мешке. Мы все приготовили еще два года назад. Здесь 20 орудий, тридцать противотанковых установок, кругом мины, пятьсот человек в кустах.

Упражнения психологов не прошли даром: по глазам полковни­ка Ковров прочитал все изменения в мыслях – от тупой убежденности через подорванную веру, что еще что-то можно изменить к поворотному моменту, когда полковник был согласен на союз. Ков­ров подсказал выход:

– Мы сохраняем вам все. Переходите на нашу сторону.

Момент «Икс» плюс 1 час 2 минуты

Захвачен телецентр.

На экранах телевизора появился человек в военной форме с гене­ральскими погонами, который сообщил телезрителям, что власть в стране переходит к националистическому правительству, и что он является министром внутренних дел этого правительства. Он также сделал заявление, что все солдаты, офицеры и генералы должны пе­рейти на сторону нового правительства и ни в коем случае не мешать захвату государственной власти. «Это же касается и тех частных фор­мирований, что еще не были разоружены коммунистами.» Было объявлено, что все, кто будет как-то с оружием в руках противодей­ствовать новому руководству и их представителям, будут расстрели­ваться на месте сами, а впоследствии также будут расстреляны все члены их семей: жены и дети, а если виновный холост, то родители, а также братья и сестры. «Церемониться я ни с кем не буду!» Окончив говорить все то, что ему было поручено сказать согласно плану, министр от себя добавил: «Мне неприятно будет отдавать такие приказы, но я их буду отдавать и, если надо, то сделаю все сам. Шутить не советую!» Сказано это было таким тоном, что все кто это видел, поняли сразу: пощады не будет!

Следом на экранах появились молодой парень и девушка в рус­ской национальной одежде. Они извинились, что праз­дничная программа на этом прерывается, и они будут вести свою программу – прежде всего прямые репортажи из Москвы, где сейчас происходит государственный переворот.

Момент «Икс» плюс 2 часа 2 минуты, Ленинградское шоссе

Полковник в отставке Бережной Андрей Витальевич должен был уговорить командира танковой колонны остановиться и вместо выполнения задания повернуть с севера на поселок правительствен­ных дач, но он погиб страшной смертью. Передовой танк не оста­новился и намотал его тело на гусеницу. Фугас на его теле почему-то не взорвался. По колонне тут же был открыт огонь – внезапный, кинжальный, никого не щадящий. Но успел проскочить передовой танк, за ним еще и еще – они даже не стали вступать в бой, который бы их неминуемо задержал на время, до подхода резерва.

На шоссе осталось гореть с десяток танков, девяносто танков и БМП ушло на Москву. Когда они двигались по мосту через коль­цевую дорогу, то он был взорван, это позволило загубить еще деся­ток машин, остальные стали на несколько минут, перестраивались, ругались в эфире – и все это под огнем. Однако порядок смогли восстановить, и даже не пытаясь подавить наши точки, колонна устремилась к центру по пустым улицам. Когда кончилось открытое место, при входе в теснину улиц их ждала следующая засада. Угро­за прорыва к Кремлю была нешуточная, поэтому Ленинградскому направлению уделяли наибольшее внимание. Уже справа и слева снимали части, только бы не дать этой колонне федералов про­биться.

Машина командира танк Т-80К был крупней остальных – ему и уделили основное внимание. Истребитель танков, сидевший под люком канализации, как только танк подошел поближе, сдвинул люк, поцеловал своего пса в нос, и оказал ему последнюю в его жизни услугу, подбросив его повыше. Лайка, очнувшаяся на по­верхности, рванула под танк, поступив так, как ее весь последний год дрессировали. Собаку ждала смерть первой, а танкисты сгорели вместе с машиной. В танке стал рваться боезапас, и его по инер­ции бросало то в одну, то в другую сторону. Остальные останови­лись, и в них, ставших неподвижными, полетели гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Но армейская жесткая организация сде­лала свое дело, и колонна снова прорвалась дальше, на дорогу к центру.

Момент «Икс» плюс 2 часа 20 минут, центр Москвы

Четыре человека отлучились со своего поста из захваченного здания по адресу: площадь Лубянка, дом 2 и ворвались в ювелирный магазин, перестреляв охрану. Владелец магазина потерял изделий из золота и камней на сто двадцать тысяч.

* * *

Открытым текстом: «Вопреки моему запрету командир группы номер семьдесят четыре открыл огонь на поражение и уничтожил телевизионщиков из эн-тэ-вэ. Что делать?» – Голосом Коврова: «Объяви мою благодарность, но скажи, что больше их за такие вещи не будет. Конец связи».

Момент «Икс» плюс 2 часа 30 минут, центр Москвы

Было и такое. Единственный раз наших контратаковали и «зажа­ли» в тиски. Случилось это на какое-то время в центре – на Варварке: с одной стороны – военные, с другой – охрана гостиницы «Россия», с третьей – еще кто-то (могли ведь помочь и из Кремля вопреки инструкции, запрещавшей использовать хотя бы одного солдата вне стен). Наши отбивались успешно, но кончился боезапас. Послали кодированный сигнал. Что делать? – Рядом наши все скованы боем. Лубянку еще не взяли – основные силы стянуты туда. Кого послать и как? Решение пришло по случаю. Мимо пробегали ряженые – Дед Мороз со Снегурочкой. Их поймали, раздели, переодели двух парней. И они пронесли в мешке с подарками «гостинцы» – патроны и гранаты. Федералы их пропустили.

Момент «Икс» плюс 2 часа 33 минуты

Триумфальная площадь.

В конце улицы показалась колонна танков и БМП. Полк уже потерял половину машин, из-за каждой подворотни ждала смерть, управление и связь расстроились, но новый командир гнал и гнал своих солдат на выполнение задачи, многие – кто поумней – пользуясь суматохой, ускользали в соседние улицы, снимали рубахи, делали из них белые флаги. Их принимали, никто не пострадал. Начальник штаба одного из батальонов – человек прошел две чеченские кампании, на груди три ордена, к трусам не причислишь – согласился выступить по телевидению с призывом перейти на службу новой власти, его увезли на броневике в телецентр.

Колонна шла по Москве, двигалась упрямо и тяжело. Каждый квартал обходился в боевую машину. Русские дрались с русскими тяжело и обреченно. Передовые танки вырвались уже на рубеж Садо­вого Кольца, заняли всю длину площади Маяковского, прошли дальше и уже сквозь прицелы увидели Кремль, как вдруг останови­лись от ужаса! На месте кремлевских башен вдруг явилось облако – огненный шар накрыл и сам старинный замок, и те немногие строения, что видны в узкие триплексы. Потом шар поднимался вверх, все более и более приобретая знакомые по учебным фильмам очертания гриба ядерного взрыва. Не дай Бог увидеть такое наяву! «Все, – сказали из первой левой машины, – довы...вались!» Коман­дир запрашивал, что случилось, но его уже никто не слушал: «Атом! А-то-м! АТОМ!» Паника росла с каждой долей секунды, увеличиваясь в сознании тех, кто еще ничего не видел более, чем в передних машинах, которым открылась панорама подрыва какого-то грузовика (и как он очутился в центре? – успел только подумать наводчик передовой правой машины – его специально поставили поперек дороги и подорвали – стекла посыпались со всех зданий Тверской). «Включить систему ПАЗ!» – подал команду один из командиров батальона, но ее уже успели привести в действие все его подчиненные, одновременно с этим они выполнили и еще одну вещь – как зайцы рванули в разные стороны.

Инсургенты, уже стянутые в боковые улицы, бежали навстречу танкам, снимали с себя шинели, телогрейки, накрывали ими смот­ровые щели, смеялись, показывали пальцами на федеральные вой­ска, те боялись и носа высунуть, а они ходили открыто – никакого атомного взрыва не было, а была имитация его с помощью объем­ной голографии. Физики постарались, и у них получилось испол­нить замысел режиссеров с «голливудской» фантазией, о чем когда- то мечтал автор сценария Наумов.

Момент «Икс» плюс 3 часа

Дежурным по аппарату ЦК КПРФ (называлось это дежурство «быть на кнопке»: в такой момент ему подчинялась вся страна) в ту ночь был генерал Грачев.

Когда в его здание начали врываться солдаты, он просто покинул свой пост и побежал по коридору к черному ходу со своей папкой темно-вишневого цвета из телячьей кожи, ему навстречу выскочили с автоматом наперевес: «Стой, стрелять буду!» Грачев начал поднимать руки и тут же нажал папку по-особому, из нее вырвалась пуля и поразила этого еще совсем мальчишку, как теперь уже успел разглядеть генерал. Но и ему осталось жить всего ничего, сзади выскочил другой солдат, поопытней, и он не захотел его брать в плен: изрешетил в клочья.

На командном пункте сидел офицер связи от полевой жандарме­рии и принимал рапорта на специально выделенной для этого волне: «Перун. Взят А-А два нуля четыре. Как понял? Прием». – «Вас понял: взят А-А два нуля четыре. Перун». Кодовые обозначения ввели специально: предполагали, что кто-то может оказать сопротивление, и могут постараться отбить того или иного арестованного «демократа». Офицер набирал на портативном компьютере код, и на экране появлялись данные этого человека: фамилия, имя и отчество. Офицер только удовлетворенно хмыкал.

Вопреки правилам вдруг пришло сообщение открытым текстом: «Взят Горбачев – везем по направлению к городу». Офицер тут же ухватился за микрофон: «Семьдесят четвертый!!! Если я правильно вас понял, вами взят «Центр – один». Ответьте. Прием!» – «Перун, я – семьдесят четвертый. Нами взят «Центр – один». Приступили к допросу». «Напоминаю всем, что пользоваться нужно только указан­ными кодами».

Офицер связи оторвался от своего рабочего места, и попросил передать по команде: «Взят Горбачев!» Рязанцеву и Коврову доложи­ли об этом незамедлительно.

– Куда его по нашему плану?

– Сразу повезут в Лефортово, там уже наши, а оттуда, как только начнет каяться, будут передавать на телевидение: пусть посмотрят на этого...

Момент «Икс» плюс 3 часа 30 минут

В центр передали телевизионщики по каналу Мельникова: «У нас заминка – по плану мы должны показывать, что Михаил Горба­чев арестован и его допрашивают, но его до сих пор нет! Что случи­лось?»

«Семьдесят четвертый! Немедленно доложите, что с объектом «Центр – один». Как понял? Перун».

«Перун! Вас понял хорошо. Объект «Центр – один» приболел...»

«Что значит «приболел»?

«При захвате оказал сопротивление и был избит. Как поняли? Прием».

«Лицо цело?»

«Да, с одной стороны».

«Везите к телевизионщикам, пусть его покажут хотя бы в про­филь. Пусть все знают, что этот хрен Горбатый в наших руках... Да и Запад пусть порадуется».

Так в работе наступил первый сбой. Ничего страшного не про­изошло – показ одного сюжета был компенсирован резервной видео­кассетой: на грузинском процессе Шеварднадзе давал показания о роли Горбачева в разгроме СССР.

Момент «Икс» плюс 4 часа

По радио сообщили, что Кремль так и не сдался. Комендант тре­бует самого высокого начальника для переговоров.

Ковров встал и сказал:

– Пойду я.

– Иди, – сказал Рязанцев и, как мне может быть показалось, легко вздохнул. Я выскочил из штаба следом за Ковровым. Нас отвезли в центр. Переговоры не привели ни к чему. и в Кремль пошел Ковров. Красиво он шел под дулами пулеметов. Спокойно и величаво.

– ...Я полагаю, генерал, Вы хорошо понимаете, что Кремль есть не более чем обычная окруженная крепость, и все. Всякое сообщение прервано. В том числе и под землей – вы уже в этом могли убедиться. У нас только на начало операции в московском регионе было восемь­десят танков – мы готовы применить их все.

– Это вранье. Откуда можно взять столько танков?

– Из Грузии.

– Ах, из Грузии. – По глазам коменданта можно было прочитать, какое впечатление произвели на него эти слова.

– Генерал, я полагаю, что мы договоримся. Меня интересуют только ваши условия.

– Вы не знаете, сколько у меня войск, и то, что я могу держаться месяц.

– Давайте договоримся сразу: не брехать друг другу.

Ковров знал заранее, какое впечатление произведет на кремлевс­кого коменданта это просторечное слово, и специально вставил его.

– Мы подсчитали, что в госпиталь вы отправили восемьдесят человек. Мы получили оттуда подтверждение. Значит, получается, что в вашей обороне появились бреши. Оптимальное число, без ко­торых можно еще удержать Кремль – пятьдесят солдат. Вы потеряли восемьдесят. Хотите знать, как мы это организовали?

– Хочу узнать, в чем вы еще будете меня обманывать.

Ковров только рукой махнул на это: человек не исправим.

– В некоторых новогодних посылках, которые получены вашими солдатами, были конфеты и другие продукты, обработанные нашими специалистами. Результат: получатели и их друзья в одночасье получили расстройство желудка. Ну, как вам это?

– Я так и подумал, что это неслучайно. Но всего не предусмот­ришь.

– А вы думаете, нам было легко организовать все так, чтобы отцы-матери этих солдат кто премию получил, кто перевод от дальних родственничков, кто в лотерею выиграл, и все такое прочее.

Генерал рассмеялся. Ковров понял: и этот сдался без боя.

– Еще раз: ваши условия.

Через какое-то время над Кремлем был поднят новый флаг.

Момент «Икс» плюс 5 часов

Брали владельца банков, газет, телеканалов, трубопроводов, нефтяных месторождений, танкеров, украденных денег. Борис Абра­мович Березовский хорошо встретил Новый Год с друзьями­ и отправился к себе на дачу. Дача была правительственной и оборудова­на как хороший укрепрайон. Много охранников для нее и не полагалось: так, на улице двое, внутри – оператор наблюдающей аппаратуры и еще парочка. Но этот рубеж был непроходим для де­сятка человек, да и сотню они еще могли сдержать. Но охранники никак не ожидали увидеть то, что для них было приготовлено: два танка свернули с шоссе и устремились на ворота, за ними густо поехали джипы. Ворота свернули набок, ворвались на территорию и устремились ко дворцу. С брони посыпались десантники. Все раз­бежались, охранников даже не искали, попался один уже с подня­тыми руками в коридоре, он послужил проводником: с его помо­щью нашли спальню: «Полиция нравов! Всем лежать – бояться!!!», в ней только одна смазливая полуголая телка. Бориса Абрамовича уже не было, но с помощью собаки отыскали и его – прятался в шкафу. Вывели во двор, подвели к старшему, посадили в машину и хотели ехать, как доложили, что телка-то из иностранок и по-русски не бельмеса. Старшой распорядился так, как его об этом просили: сразу же запугать Бориса Абрамовича до полного ужаса. Девице рот скру­тили скотчем (не понятно, это-то зачем, ведь все равно, что она там будет орать, не поймешь), привязали к ближайшей березе, облили бензином и подожгли. Борис Абрамович уставился на этот костер, глаза его готовы были вылезти из орбит, ему бы отвести взгляд, а он смотрел и смотрел на все это как завороженный. Старшой спросил с переднего сиденья:

– Ну что, дурак, мало тебе было наших девок?

Тот стал плакать, икать, распустил сопли. Противно было смот­реть.

– Ну, теперь ты представляешь, что мы с тобой, сукой, сможем сделать?..

Причитая, тот смог только проговорить:

– Я вам все-все скажу...

– А куда ты на хрен денешься? А?! Кроме того, запомни прямо сейчас и по-хорошему – отвечать надо на поставленные вопросы. Я тебя спрашивал: ты представляешь, что мы с тобой сделаем? А ты мне отвечаешь так, как будто я спрашивал тебя, скажешь ты мне или нет. Приучайся отвечать на поставленный вопрос, а не так, как тебе хочется. Больше повторять не будем – бить будем...

Человек слева, которого сначала магнат принял за обычного конвоира, достал из дипломата бланки протокола допроса, ручку, диктофон и стал заполнять листок:

– Фамилия, имя, отчество.

– Борис Абрамович Березовский.

– Другие фамилии, которые вы изменяли в установленном за­коном порядке?

...Охранники по одному выходили во двор, поднимали руки. С ужасом они смотрели на страшный костер: «Только не бейте». Была сила и пострашнее силы братков, которым они могли еще противостоять – против кого угодно из себе подобных, но только кроме одной силы – государственной.

Момент «Икс» плюс 6 часов

Москва уснула при одной власти, а просыпалась с похмельной головой при другой. Всякий нормальный человек, по утру вклю­чив телевизор, мог понять одно: пора завязывать с такой пьянкой! Показывали, что в стране теперь новое правительство, новый флаг – вот он над Кремлем, что все, кто разрушал СССР, разворовывал его несметные богатства, арестовываются, что забрали всемогуще­го Березовского, Чубайса, коммунистического Президента, еще и еще кого-то, списки которых регулярно зачитывались по радио. Черт-те знает что!

Но основная масса радовалась, наскоро приняв стопку, заку­сив и с криком: «Слава Великой России! Дождались!» – садились в метро, ехали в центр. Такого столпотворения не видели уже давно. Метро не останавливалось на станциях внутри кольцевой линии – выходили пораньше и шли пешком. Центр был запружен так, что пройти было нельзя. Милиции не были видно. Конные патрули из казаков-добровольцев положения не спасали. Опасались за на­род, который, аки дитя неразумное, мог подавить сам себя. Пока обходилось...

Как и планировалось, удалось все сделать и без всяких призы­вов к народу. Не нужно было звать защищать Белый Дом или штур­мовать Кремль (хотя и на случай был приготовлен план, и специ­алисты Мельникова знали, как быстро собрать себе помощников из москвичей: от колокольного набата, до выступлений по телеви­зору наиболее авторитетных людей с призывом о помощи восстав­шим), но толпа шла и шла...

Внутри Садового кольца все улицы и площади были запруже­ны народом. Пели песни советских времен, чокались, носили крас­ные знамена, качали добровольцев, гуляли, кичились заслугами перед новой властью, разговаривали, спорили, предлагали идти громить рынки с иноземцами и почему-то израильское посольство, уходили и приходили снова. Мальчишки бегали смотреть разби­тые танки.

На крыльцо церкви, что выходила на Красную площадь, вышел мужичок, широко перекрестился, махнул поклон, и, распрямив­шись, изрек, кося глазом вокруг – изучая, как там прореагируют на его слова: «А ведь это все благодаря мне – каждый божий день ходил я и ставил свечку за победу!» Никто не услышал... Рядом говорили, не слыша друг друга – такие же: «Ну нельзя было делать такой переворот: это ж сколько русских можно было поубивать!!! Надо как-то по другому!» – «Да что там говорить! Надо было через выборы – пусть народ бы выбирал! Вот это было бы справедливо... А так!» И говоривший сплюнул, чтобы показать презрение к про­изошедшему. Высокий, представительный человек, выпятя вперед живот, давал интервью какой-то заблудшей радиожурналистке – высказывал свое мнение, особо напирая на то, что он-де извест­ный политолог, и такое предсказывал еще пять лет назад потому-то и потому-то...

На всю эту чушь со стороны смотрел относительно молодой еще человек. Иногда по его губам пробегала тень умной, все пони­мающей улыбки. «Я мог бы помочь кому-то устроить еще один переворот: реванш буржуев и прочих... Мог бы или нет?» – Какое-то время его мозг весь отдался поиску уязвимых мест у новой власти... – «Да, наверно, все же смог. А потом я все же вернул власть Коврову и компании. Но сделать этих людей хоть чуточку умнее – задача непосильная. Что с них взять-то?..»

Пока он так размышлял, к нему незаметно приблизился высо­кий человек в новенькой генеральской форме. Они обменялись несколькими фразами, последняя из которых была: «Они там без вас, Андрей Иванович, и посты поделить не могут». Двое тронулись через всю праздношатающуюся толпу к воротам Спасской башни. Впереди им расчищали дорогу несколько молодых, весьма энергичных людей. Но в ворота им пройти сразу не дали: перед ней стояла толпа каких-то мужчин, которые ожесточенно орали друг на друга и давились вперед. «Кто это такие?» – «Великие патриоты! Лезут в Кремль, чтобы рассказать о своих заслугах и попросить себе какой-нибудь портфель». – «О Господи!..» Ковров, пройдя в Кремль, первым делом распорядился разогнать всю толпу с Красной площади...

Момент «Икс» плюс 24 часа

Собственно говоря, на этом государственный переворот и закон­чился.

Из Петербурга, Казани, Новосибирска, Нижнего Новгорода, Ростова, Свердловска, Волгограда (тут же вернувшего себе свое исконное, историческое название – Сталинград), Красноярска, Вла­дивостока, Хабаровска поступили сигналы: вся власть теперь в наших руках.

По телевидению возбужденному народу объявили, что пришла другая власть. Тут же было объявлены высшие руководители страны. Рязанцев стал занимать пост Председательствующего Высшего Совета и Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами. Ковров стал его Заместителем на этих постах. Пряхин – министр обороны. Шатров – Председательствующий Коллегии Державного Комитета Национальной Безопасности, причем о такой его должности офи­циально не объявляли, и он числился только членом Высшего Сове­та.

Наумова уговаривали занять пост Заместителя Председателя Совета Министров, он должен был курировать восстановленный Госплан, и еще ряд ведомств со сходными функциями. Он отказался. Но получил чин генерал-полковника спецслужб, звание Националь­ного Героя России – высшую награду страны, звание Академика, и еще какие-то ордена. Все это – закрытым указом, он так и не стал знаменит, и я первый человек, который раскрывает его имя. Рассказать о Январском перевороте и не говорить о том, кто его спла­нировал, нельзя.

С Кремля поснимали весь тот винегрет из символики, что был в последнее время: старой советской, демократической, путинской, неокоммунистической. Как-то вдруг оказалось, что за все эти годы Организация не приняла для себя никаких гербов, девизов и прочей атрибутики. Рязанцев недолго думал над тем, что там установить: пусть будет языческая, самая древняя символика, ему никто не возражал, и над башнями теперь сияло золотое солнце, оно же было в центре знамен и штандартов, ордена учреждались в честь древних славянских богов, отмечались языческие праздники. Страна получила название «Держава Святая Русь».

Момент «Икс» плюс 13 дней

Было арестовано около двадцати тысяч человек – практически все, кто был намечен людьми Шатрова. Брали по двум спискам: с домочадцами и без. Брали всех, кто работал первыми руководителями коммерческих банков, министров всех правительств, сменившихся после 1991 года, учредителей тех предприятий, что занимались внешнеторговой деятельностью, журналистов-клеветников на Россию и Великий Русский народ, работников спецслужб, кто обслуживал «внутреннюю линию», и их агентуру, были еще какие-то категории, но всех я вспомнить не могу. Всех, конечно схватить не могли, кто-то где-то скрывался, но аресты шли ежедневно. Тюрьмы были переполнены, и начались массовые расстрелы. Списки этих людей печатались ежедневно, там были самые известные фамилии. Новые власти не жалели никого.

* * *

– Эта папка очень интересная. Вот смотрите, Валерий Михайло­вич: стоит только мне ее вот так закрыть, как тут же патрон уходит в патронник, потом нажимаешь вот здесь: щелк и выстрел. Потом еще раз открываешь, закрываешь – готово, опять нажимаешь, опять щелк и выстрел. Чья она?

– Одного генерала, дежурившего в тот день на Старой площади. Из нее был убит один наш солдат.

– Хорошо, оставьте.

Через 15 дней после момента «Икс», Кремль

Рязанцев помедлил и сказал о самом важном. Облек он это в уклончивую форму:

– Возможно Вам, Валерий Михайлович, это и не понравится, но я решил на пост министра по делам печати поставить Матвеева. Он тут заходил и мы с ним побеседовали.

– Мне это не может понравиться или не понравиться: это просто нарушение всяких наших прежних договоренностей.

– Но я так и не подписывал список правительства, который Вы составляли...

Ковров прервал:

– И опять вы сказали неверно. Правильнее было бы сказать «я уклонился от подписания списка членов правительства». Объяснение этому у меня было такое: если нас разоблачат, то вы как бы ни при чем, и отсутствие вашей подписи на столь компрометирующем в глазах «охранки» документе выглядело бы так, как будто все затеял только я – на всех компрометирующих документах стояла только моя подпись. Теперь я вижу, что вы пытаетесь выиграть из этого второй раз: вместо члена правительства Мельникова, который окончил нашу Академию, выиграл информационную войну вокруг Грузии, вы на ключевой пост пытаетесь поставить какого-то человека, который палец о палец не ударил для нашей победы...

– Он основал Священную Русскую партию, выпускал газету, написал и решился опубликовать книгу «Так победим!» и вообще... В общем, человек боролся.

– Матвеев это человек, который закончил какой-то институт, потом Московскую вэ-пэ-ша, был депутатом Верховного Совета, когда таких дураков, как я, расстреливали в Белом Доме, его там уже не оказалось. И о нем никто ничего не слыхивал. Потом он вдруг «прозрел» и стал ругать «проклятый ельцинский режим». Откуда это у него вдруг? Почему его не было слышно раньше? А? Почему? Очень много вопросов...

– Вы просто не читали и не можете оценить тех книг, что он тогда написал – за одни только призывы к открытому национальному восстанию его могли убить.

– Но не убили, потому как ему это велел сделать Коржаков. С такой крышей и я мог сидеть и писать статьи. Пожалуйста, ставьте. Но все проблемы, которые появятся в связи с этим, будете решать сами. Наумов – за? Как он сможет выполнять те задачи, что должен был решать наш Мельников? – Рязанцев промолчал. – Шатров – за? То-то же.

Вернувшись в кабинет, Ковров первым делом попросил вызвать к себе Шатрова.

– Рязанцев решил поставить на место министра по печати Матвее­ва.

– А это еще кто такой?

Видя, что недоумение Шатрова искренне, Ковров объяснил кто такой этот самый Матвеев.

– Почему-то пока он был депутатом парламента, он никуда не лез и нигде не выступал, а после октября девяносто третьего вылез и стал самым первым «пламенным патриотом»? – вопрос этот так и висел у Коврова на языке.

– Логично предположить, что ему отводилась роль нового козла, который должен был загнать стадо очередных баранов. Руцкой и Хасбулатов сидели в то время в тюрьме, нужен был новый человек, который бы еще раз исполнил такую роль. – Шатров выдвинул версию и тут же сказал, что ее исследует со всех сторон и либо найдет этому подтверждения, либо сам же опровергнет.

– Но пост министра по делам печати подразумевал, что он будет вести информационно-психологическую войну с западными странами. Ему предназначался ранг заместителя председателя пра­вительства.

– Видимо в этом-то все и дело. – Ковров и сам наконец понял всю подоплеку.

– И как это они познакомились?

– Москва. Пока мы там делом занимались, Рязанцев тут со все­ми недоумками завел контакты. Это еще только первая ласточка – сейчас они набегут сюда. «Мы – герои. Мы боролись...»

– Будем держаться.

– Срочно наведи справки обо всем, что касается этого самого Матвеева. Как он стал депутатом, где брал деньги на издание своих книг, и все такое прочее. Главный компромат, как всегда рождается в том месте, где будет информация, с кем и как тот или иной человек конфликтовал. Не мне тебя учить.

Это «недоразумение» дало большую трещину. В основном про­тивостояние разогрелось между Рязанцевым и Ковровым. На пер­вом же заседании правительства, которое состоялось в пятницу, Матвеев подошел представиться к Коврову.

– Министр по делам печати Матвеев Сергей Борисович, – и про­тянул руку.

Ковров руку не пожал, поправил: «И.о. министра» – после чего сразу отвернулся. В той же самой печати, которую и.о. министра и контролировал, его критиковали за каждый шаг, намекали на ка­кие-то прежние связи министра, в министерстве обо всем совето­вались с Мельниковым, который остался первым замом. Обстановка была не в пользу и.о. министра. Один только Рязанцев как мог поддерживал Матвеева, и это был его единственный плюс во всем.

Шатров «порадовал» своими данными на Матвеева очень скоро:

– Его сын женился на старшей мадемуазель Рязанцевой полгода назад. При себе ксерокопия свидетельства, фотографии из свадеб­ного путешествия...

Ковров только выдохнул:

– Вот гад! А мне сбрехал, что они познакомились после Нового Года.

Шатров только плечами пожал.

Рязанцеву же Ковров все высказал в лицо, и естественно, без свидетелей.

– Николай Александрович. У вас еще двое дочерей на выданье – значит еще двое зятьев, у них еще двое отцов, какие посты нам еще придется освободить под их амбиции, и откуда будут эти люди?

Рязанцев посмотрел в лицо Коврову, непривычно жесткое и ждущего какого-то ответа.

– Я могу посоветоваться с вами прежде, чем выдавать своих де­тей за кого-то.

Ковров только мог сделать вид, что удовлетворился ответом. Сам же приказал всем своим людям разрабатывать Матвеева, всячески его третировать. Матвеев не был профессионалом ни в подковерной игре, ни в своем деле. Он так и не понял, куда и зачем сунулся. Выиграв один раунд с могущественным врагом, каким был Ковров, он превратился в атакуемую сторону. Даже Рязанцев не всегда был за него. Часто выступая по телевизору, он своими бес­толковыми пропагандистскими речами сердил и самого Рязанцева. Не только простые граждане, с которыми Рязанцев полюбил общаться запросто, но и новая правящая элита, вся как есть пред­ставленная выпускниками Академии, приходила к руководству и спрашивала, как понимать те или иные слова Матвеева. И однажды Рязанцев сорвался в крик: «Ну что ты плетешь там по телевизору: народ взял власть, народ взял власть... Фигу ему – этому твоему народу. Этот народ водки только выпивал на сорок миллиардов долларов в год, да мне бы сотую долю таких денег – я бы все захватил в девяносто шестом. Мы взяли власть! Понимаешь, дубина: Мы! Взяли!! Власть!!! Какой идиот, – продолжал орать Рязанцев, – вдолбил тебе в голову другую такую глупость. Матвеев, который свои речи воспринимал искренне, крика перепугался и слег с припадком в больницу.

Второй конфликт Рязанцев-Ковров был не менее острым – спор вышел из-за Статейного. В предварительных списках «на посад­ку» он не значился – просто никто не знал, что есть такая­ служба. Коммунисты ее расформировали. Статейный перешел в реанимированный Комитет, потом переворот, все открылось. Ковров считал, что надо посадить Статейного и всю его команду. «Это типичная охранка, которая за всеми следила».

– Нет, – доказывал Рязанцев, – это ничего не значит.

Рязанцев аргументировал, что мы так совсем останемся без профессионалов, хотя этих самых профессионалов увольняли отовсю­ду пачками. Ковров и Шатров только посмеивались: эти профес­сионалы проспали их заговор, не разглядят и следующий.

– Мы их оставим, они будут нам благодарны...

– Но совершенно неизвестно, какие у них связи, а мы в Акаде­мии специально подготовили целую тысячу людей для спецслужб, которые завязаны только на нас.

Ковров, конечно же, имел гораздо большую поддержку среди более сплоченных «академиков». Именно они составляли большой костяк среди всех тех, кто руководил теперь страной. Кое-какие московские связи Рязанцева, его сибирские знакомые, остатки прежнего аппарата, что получали повышения и назначались на должности в центре и на местах, совершенно случайные люди неизвестно где найденные Рязанцевым, не имели никакого влияния. Все старались слушаться только Коврова, и подлинным хозяином страны был он. Даже военные относились к нему с большим уважением, хотя и улыбались, вспоминая, какое звание он имел в еще недалеком прошлом.

Были споры и в сфере различных подходов к дальнейшему раз­витию страны. То ли идти капиталистическим путем, то ли социа­листическим. На Президиуме – что-то типа бывшего Политбюро – между Ковровым и Рязанцевым состоялся как-то такой разговор:

– Социализм построил все, а капитализм только и сделал, что смог перепродать. – Аргументировал Ковров свою просоциалистическую точку зрения.

– Но какой рывок сделан был именно с помощью частной ини­циативы и в конце девятнадцатого века и в начале двадцатого? Может, и мы сможем только с помощью этих же механизмов пойти вперед?!

Никто не решался вступить в их спор, Коврову надоело ру­гаться из-за явной ерунды, и он примирительно сказал:

– Ну, ладно, давай лучше не ссориться, а сделаем перерыв, вы­зовем Наумова и поговорим с ним, как только приедет.

После обеда разговор возобновился теперь уже в присутствии Наумова. Тот выслушал сам предмет спора, мнения сторон и был, как всегда, неординарен. Даже свою позицию он обозначил как нейтраль­ную:   

– По моему мнению вы оба неправы. Не обижайтесь.

– Да мы и не обижаемся. – Подал реплику Ковров.

– Я смотрю на то явление, которое обычно люди называют «соци­ализм», несколько по иному. Для обычных людей социализм – это самый передовой общественно-политический строй, предтеча, так сказать, коммунизма и так далее и тому подобное... У меня социа­лизм ассоциируется в первую очередь со стремлением к какой-то определенной цели, к бескризисному управлению, с устойчивым при­ростом в экономике, с тем, что все бюджетные средства в одних ру­ках...

Наумов умел говорить как по-писанному, конечно же, речь его была очень «книжной», отличалась излишней какой-то публицистичнос­тью, но понять и простить его можно было, только понимая, что человек жил в своем особом мирке среди солидных книг и секретных документов – это сказывалось на мышлении и речи. Закончил он свой монолог вопросом:

– Вы что же, намерены взять власть в стране и делегировать часть ее каким-то денежным «мешкам», так что ли? Конечно же, – вдруг он дал «задний ход», – можно и нужно за пример держать социалисти­ческие страны восточной Европы – пусть будут, особенно первое время, какие-то кооперативы, магазинчики; но приватизированные предприятия нужно все вернуть – все сто процентов. Государствен­ное – государству. Что же касается частного сектора, то пусть граждан кормят, поят такие же граждане, а государев сектор должен быть зам­кнут. Обо всем этом я уже говорил...

Рязанцев изумился:

– А почему я не знаю столь простых вещей?

Присутствующие только переглянулись – высшее лицо в стране показывало свою полную некомпетентность. Наумов, пользуясь своей независимостью, сказал то, что другие бы побоялись произнести, хотя ответ знали все присутствующие:

– А потому, что здесь все до единого прошли мою школу. Кроме вас. И еще некоторых попутчиков, – намек был на Матвеева. – Здесь все просто, а мы обсуждали еще и не такие сложные вещи.

Председательствующий Коллегии Державного Комитета Наци­ональной Безопасности Шатров без доклада прошел к Заместите­лю Верховного Главнокомандующего Коврову:

– Как уже сейчас из допросов становиться ясно, что Ельциным разрабатывался новый «октябрь девяносто третьего». Теперь сцена­рий должен был заключаться в чем-то типа того, что нам удалось осуществить самим. Только мятеж должен был быть управляемым, и опять в конце должны были появиться танки... Основная роль должна была принадлежать «Великому Патриоту» Матвееву. (Как Вам это?)

Все это разгадать смог академик Коренных. За это его и «убра­ли».

– Все это хорошо, но все это в прошлом. Не обижайся. Больше смотри за горизонт – меня теперь гораздо больше интересуют замыслы, на­правленные в будущее. Что по Матвееву?

Шатров был совсем невесел:

– Некто Говорков работал одним из помощников депутата Мат­веева. Тогда же был завербован цэ-рэ-у сэ-ше-а. Передавал много информации: вот доказательства. – Генерал положил на стол кипу документов и фотографий. – Уже тринадцатого января был назна­чен помощником министра по печати, потом – заместителем. Что будем делать?

– За границу не выпускать, пока следить, начинайте гнать дезинформацию. Использовать как мистификацию... Ты согласен, что выявленный враг не так опасен?

– Согласен. Далее. Вот досье, которое велось на Матвеева в ин­формационном центре «Фонда Эффективной Политики» господи­на Павловского...

Ковров взял папочку и стал читать, выделяя самое важное: «В интеллектуальных штабах «демократов» особо выделил ту роль, которую сыграли во время событий октября 1993-го Руцкой и Хас­булатов. Поп Гапон со своей провокацией не сделал столько для революции, сколько эти товарищи-господа для расстрела Белого Дома. Поэтому было решено создать подобную роль вновь. Это могло быть использовано как для создания новой массовой провокации, так и просто оттянуть возмездие за уже совершенное режимом преступление. Никого из старых вождей «патриотов» было исполь­зовать для этого нельзя: они все сидели в тюрьме, и никто не знал еще, что первой Государственной Думой будет принята амнистия.

Тогда должны были появиться «свежие» патриотические вожди. Решено было поставить на совершенно нового человека: Матвеева Сергея Борисовича. Ему была предоставлена возможность много ездить по стране и выступать с речами, обвиняющими режим, Ельцина и Коржакова. За короткое время он стал стремительно набирать авторитет. (...) Конечно же, странно, как взрослый чело­век, до этого занятый только деланием карьеры и денег, вдруг «про­зрел» и начал говорить такие вещи. Особым доверием он в опреде­ленных кругах не пользовался. Но какую-то роль по дискредитации оппозиционеров он сыграл».

Шатров продолжал:

– Свидетельские показания Трофимова Павла Григорьевича. Читаю: «Матвеев сказал: «Надо провести такую акцию – взять и окружить Кремль, одеться в форму, как в РНЕ Баркашова, в казачью форму и полностью окружить Кремль». Я его спрашиваю: «Сергей Борисович, там, наверное, найдется полно желающих, мест может и не хватить, придется занимать места, занимать с утра заранее, вам в каком месте занять?» Он ответил: «А зачем? У меня формы нет – Я никуда не пойду!» Свидетели этого разговора: (...)» Естественно, что пути Трофимова и Матвеева после этого резко разошлись, в оп­позиционной прессе Трофимова стали обзывать ренегатом...

– Вот еще один поп Гапон, только более современный. Сволочь! Что у нас еще?

– Показания генерала Коржакова, полностью подтверждающие аналитику Глеба Павловского.

– Хорошо.

– Запись его беседы, где он давит на мой Следственный отдел – требует как можно скорее расстрелять генерала Коржакова: «Что вы якшаетесь с этим палачом, который расстреливал мирных людей в Белом Доме?» Смог уговорить и Рязанцева – тот тоже начинает давить.

– Хочет избавиться от свидетеля. Все?

– Пора арестовывать?

– Надо ждать. Надо пока что обрабатывать Рязанцева – он будет против до последнего.

– Мне... Нам, – поправился Шатров, удалось установить фами­лию человека, который в октябре девяносто третьего чуть вас не убил.

– И кто же это, позвольте поинтересоваться?

– Некто старший прапорщик Корепанов. Мы его завербовали в рамках программы обработки московских частей. Он нам здорово помог при перевороте. – Шатров более подробно рассказал про Корепанова. И задал крайне неприятный вопрос. – Что с ним делать?

– Скажите ему о том, что нам все известно.

– А наказание?

– Если есть призы или другие награды за меткую стрельбу – отбери­те. Если нет – то никогда ни при каких обстоятельствах не давать. – Ковров умел пошутить. – А что с другими палачами?

– Как приказано – расстреливаем потихоньку.

От автора

Я решил написать книгу большую и очень достоверную о том, как замышлялась и произошла революция. Только не выбрал еще форму – то ли в жанре историко-публицистическом, то ли художественную. Требовалось собрать материал и, благо все мои знакомые прекрасно знали всю подноготную событий, я решил их обойти, чтобы уточнить те детали, что мне не были известны. Я побывал у всех, кто хоть что-то знал, последние, к кому я решил обратиться, были Ковров и Рязанцев – я понимал, как они теперь были заняты.

Больше всего я проговорил с Ковровым. Начал разговор с тех вопросов, что меня интересовали:

– Скажите, сколько же всего было жертв за время переворота. Меня интересуют по позициям: Сколько погибло при захвате всей Грузии, во сколько обошелся удар по Чечне, и, конечно же, московский этап операции. Мне это нужно для книги.

– Вот не поверишь, но я не знаю. Не интересовался... Валерий Михайлович поморщил лоб, соображая: – Может быть, начальник по­литуправления армии знает. Да, наверное, только он. Это по его части – он их и хоронил.

Я оторопел: люди расстались со своими жизнями во имя того, чтобы их боссы сидели сейчас в Кремле, а эти вожди даже не пожелали узнать, сколько было убитых. Возникла неприятная пауза, и Ковров начал говорить о своем:

– Не помнишь наш разговор насчет этих всех московских фюреров? Мы как-то говорили об этом в городке на 123 километре? – А-а, помнишь, хорошо. Я тогда сказал, что, может быть, основные-то противоречия лягут именно между теми, кто победит, и этими бездельника­ми. Как тебе все наши «заморочки» с Матвеевым?

– Прямо так, как вы и говорили тогда.

– То-то. Лучше было б, если бы я тогда ошибся в своих прогно­зах.

Самое потешное, что никому больше не приходится ныне уде­лять столько времени, сколько таким типам, как эти наши добле­стные «патриоты»: всех этих писак, что были за «демократию», не требуется «вычислять» ведомству уважаемого генерала Шатрова – все их статьи написаны и опубликованы: писал? – писал! – получи десять лет лагерей и иди восстанавливать то, что ваша демократия наделала – вы создали работу сами себе.

Иное дело с «нашими»: с товарищами коммунистами и госпо­дами националистами. Они занимаются ерундой, лезут туда, куда их не зовут и где они ничего не понимают. И вот таких надо по­правлять уже мне самому.

Честное слово, это просто смешно! Сразу, как только удалось взять власть,,. в первую же неделю со всех сторон слетелось это во­ронье, толпились – на территорию Кремля не пускали – вокруг да около. «Посмотрите, какой я: вот я на фотографии на митинге таком-то еще в девяносто первом году. Вот вырезки моих статей из газеты, вот у меня даже книга вышла, я присутствовал на учреди­тельных съездах таких-то и таких-то партий, вот я вместе с атаманами казаков, вот я...» Спрашиваешь: «Что тебе надо...» – «Дайте мне пост. Могу быть генералом в армии, замом губернатора или хотя бы первым секретарем в сельский район!» Шолохова на них нет: там дед Щукарь тоже в обмен на вступление в партию просил какой-нибудь пост. Вот чего все эти фюреры сидели и ждали двадцать лет: чтобы как только переворот – тревожный че­моданчик и билет в Москву: «Дайте, дайте, дайте...» Как ты дума­ешь, много было таких людей из вашего города?

Я прикинул и назвал цифру:

– Человек семь...

– Да, мне столько же припоминается...

Разговор прервал телефонный звонок по прямому проводу:

– Извини, должно быть, это очень важно.

Я решил, что надо выйти, но Валерий Михайлович махнул ру­кой: «Сиди-сиди».

– Так, хорошо, не хочет говорить – заставим. Можете начинать применять спецсредства. Как против него лично, так и против род­ственников. Оформляйте бумагу, несите ко мне – я подпишу.

Ковров положил трубку и пояснил:

– Допрашивают одного генерала из спецслужб по поводу Чечни. Тот не хочет говорить – сейчас на него нажмут.

Я решился, пользуясь моментом спросить:

– А нельзя ли хоть как-то облегчить участь детей?

– Нельзя. Они останутся, как внутренняя угроза. С внешним вра­гом все ясно – его понять нетрудно: мы сами такие же. А этих... Когда они вступали в свои тайные организации...

– В масонов, – решил уточнить я.

– Да, в масонов. То там чуть ли не первым пунктом шла забота обо всем потомстве этих сволочей. Ну, а мы, как говорил еще мой стар­шина, выслушали это дело и сделали наоборот.

Ковров стал отвечать на мои вопросы, что возникли в процессе работы над рукописью. Однако он быстро понял, что я не владел полной картиной, тогда он оборвал меня и начал рассказывать, как оно все было с самого начала – с того времени, как он очутился в Белом Доме, как он оттуда спасся, как он встретился с Рязанцевым – словом все, что у меня здесь описано. По сути, дела вся моя книга – это его рассказ с моими небольшими дополнениями. Когда он окончил свой рассказ, я его начал расспрашивать, в частности задал вопрос:

– А Академия-то сейчас работает?

– Конечно же, глупо было бы бросать такое заведение. Только го­ворить об этом не следует – мы это храним в секрете. Вообще не поднимай такой вопрос в своей книге.

– Но вот у вас же власть...

Ковров прервал меня:

– Какая тут власть – столько времени прошло, а элементарного не могу узнать: кто при аресте разбил прикладом всю физиономию Гор­бачеву? Вся группа заняла круговую оборону и не хочет выдавать «ху­лигана». Горбачеву же пришлось делать пластическую операцию – нельзя же тащить на суд со шрамами на лице: сразу скажут, что человека пытали где-то в застенках. Меня не интересует, кто ограбил две ювелирные лавки в центре Москвы – это ерунда, меня интересует: кто набил морду Горбачеву – операция обошлась в триста тысяч долларов, его давно пора отдавать под суд, а он у нас в госпитале, все срывается только оттого, что кому-то захотелось отвести душу... Так что я тебе скажу так – это только со стороны кажется, что мы все можем и всем ведаем, я и сам так раньше думал. Извини, что я тебя прервал, что ты хотел мне сказать?

– Да нет, теперь уже ничего, все вопросы отпали.

В моих же интересах было не задавать никакие дополнительные вопросы. Это могло кончиться весьма печально. Знаю, что огромное множество арестованных людей было крайне жестоко казнено где-то под Москвой. Горбачева казнили как-то особенно. По телевидению как-то сообщили: «Сегодня началась казнь Горбачева». Потом недели через две: «Казнь Горбачева закончилась». На обычной пресс- конференции иностранные журналисты рискнули поинтересоваться: «Что с Горби?» Ковров, который был на этой встрече, ответил в духе «черного юмора»: «Если кто-то хочет, мы можем все показать...» Сразу же вызвалось ползала, а Ковров между тем продолжил: «...Но учтите, что всем придется остаться там же». Больше вопросов о казнях никто не задавал.

Ковров в свою очередь спросил меня:

– Я тебе говорил, что фамилия моя не Ковров, что мне переделали ее в паспорте?

– Да я помню, как вы мне рассказывали, что после того, как вас спасли в октябре девяносто третьего, в паспорте были подделаны несколько букв.

– Ты догадался, какая у меня прежде была фамилия?

– А как же! Чья у меня школа? – Наумовская! Буквы «вр» убираем, вставляем «зл» – получается очень распространенная русская фамилия, не очень-то благозвучная...

– В книжке не стоит об этом писать, – попросил Ковров, – мое реноме сильно может пострадать...

Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и сказал:

– Я в какой-то степени виноват перед вами.

Я сделал недоуменное лицо.

– Следовало бы давно вас привлечь к нашей работе. Ведь у вас выходили очень толковые книги и статьи. Они бы нам могли приго­диться – и мы бы с вами расплатились. Я имею в виду не тогда, а сейчас. Если взять, например, Наумова, то после переворота мы смогли дать ему все, что ему еще не хватало: квартиру на улице Тверской, дачу в правительственном поселке, еще какие-то мелочи. А вам, нашему ведущему писателю, практически ничего не досталось. Как-то мы не подумали.

– Да, ладно...

Опять зазвонил телефон...

К выходу я пошел, покачиваясь от усталости. За это время я столько раз слышал слово: «расстрелять» и другие подобные ему, что мне стало дурно. А там – за дверью остался сидеть человек, который вот уже три месяца произносил их сам помногу раз в день и слышал их от других. Разве можно остаться нормальным на такой работе?

Выйдя из кабинета в приемной, смог убедиться, что просидел там четыре часа. Глаза у секретаря в приемной были квадратными от удивления:

– Никто на столько не задерживался у шефа, – объяснил он мне.

К Рязанцеву я так и не попал – он никого не принимал – к нему пришла его какая-то бывшая хорошая знакомая, стала просить за арестованного мужа, он сначала ни в какую. Но после того, как она сняла юбку и улеглась у него на диване, раздвинув ноги, вопрос этот перестал существовать...

Развязка

Обычно Ковров заходил в кабинет Рязанцева без доклада: предварительно звонил по телефону, говорил, что зайдет, брал трофейную толстую папку с нужными бумагами и под охранной двух человек шел к кабинету Председательствующего Высшего Совета. Так случилось и в последний раз... В приемной сидел Говорков, но известный враг не так опасен... Ковров прошел в кабинет и тут понял, что зря он сюда пришел, точнее невовремя. В кабинете, кроме хозяина, сидел еще и Матвеев и смотрел на Коврова немигающим взглядом. Валерий уверенно сел напротив Матвеева.

– Есть дела и серьезные, надо поговорить с глазу на глаз.

Рязанцев такого напора и уверенности не ожидал, у него пе­ресохло в горле, и сиплым голосом он сказал:

– Больше, больше у нас разговоров с глазу на глаз не будет.

– Не понял.

– Я не хочу с Вами больше работать, и Вы уходите в отставку.

– Вы собираетесь идти вместе со мной? Если я верно помню один наш разговор, то договаривались мы уйти на покой вместе через пятнадцать лет, оставив после себя Шатрова и Наумова, если, конечно же, к тому времени не подрастут новые кадры, и не появятся более достойные кандидатуры. Вы что, забыли этот разговор, как и многое другое?

Рязанцев глянул куда-то в сторону – ему явно было стыдно.

– Будешь упрямиться – я тебя велю посадить. 

Коврова это даже не рассердило:

– А это уже заговор. Я имею в некоторых делах официальный статус не ниже, чем вы сами.

Матвеев, который все время сидел как на иголках, теперь счел нужным вмешаться, он только ускорил развитие конфликта. Он сказал: «Так будет лучше».

Ковров никак не отреагировал на эту реплику, а Рязанцева он попросил:

– Подумай в последний раз, пока еще не поздно.

– Что ты меня пугаешь, что ты меня...

Рязанцев нажал какую-то кнопку на пульте связи, свет под этой кнопкой не загорелся – значит, трубку никто не поднимал, но Рязан­цев все равно позвал:

– Статейный.

Это были его последние слова. Ковров закрыл папку, направил ее корешок в Рязанцева. Выстрела слышно не было. Матвеев задрожал, увидав, как бьется в конвульсиях тело Председательствующего Высшего Совета, как выскакивают из головы сгустки пульсирующей крови. Ковров раскрыл папку, потом вновь закрыл ее, новый патрон оказался в патроннике. Он направил ее в сторону Матвеева, потом встал, обошел стол и поднял трубку прямого телефона Шатрова.

– Это Ковров. Я в кабинете у Первого. Возьми человек десять и зайди сюда. В приемной Говорков. Арестовать его.

Повернулся к Матвееву и поинтересовался:

– Куда ты сунулся, дурачок?!

* * *

– Вот это, товарищ Ковров, очень хитрая схема, с которой мы еще должны будем разобраться, которая позволяет через общую компьютерную сеть, что у вас работала на троих – у генерала Шатрова, Рязанцева и у вас, через монитор видеть и слышать все, что у вас происходило в кабинетах.

– С какого времени?

– Видимо с того момента, как только у вас ее установили.

* * *

– Александров показал, что он был заслан в «Организацию» через Рязанцева Статейным.

– Доказательства?

– Пока что имеются только их показания. Он получал и деньги, но все бумаги были сожжены по приказу Грачева сразу же после победы коммунистов на выборах.

– Я хочу поприсутствовать на их допросах.

– Валерий Михайлович, Вы что же мне не верите?

– Не спрашивай...

* * *

Через 15 месяцев и 15 дней после момента «Икс».

Когда уже дописывал свою настоящую книгу о Великой Январской националистической революции, как очень быстро стали называть этот госпереворот по аналогии с другой революцией, я решил опубликовать сообщение о книге в печати, напечатал в центральной газете отрывок; ко мне обращались журналисты, о чем-то переспрашивали, что-то уточняли, заинтересовались и издатели, но мне этим они уже не мешали, более того для меня это было выгодно – работа шла к концу, а с издательством я еще не определился. Напросилась на интервью ко мне одна журналистка. Задавала какие-то наивные вопросы, и спросила, пуча на меня свои и без того большие глаза:

– И что, в самом деле, вы так долго прожили в Центре, где готови­лось восстание, и так и не поняли, чем они на самом деле занимаются?

– Я ответил:

Да, честно признаться, мне и в голову не приходило подозревать их в чем-то таком: несмотря на все наши разговоры, они во всем выглядели, как обычные бизнесмены. Все было именно так, как я описал. Если что-то я выдумал, то это было очень и очень незначительное... Хотите мне, девушка, верьте, хотите – нет.

Январь-февраль альтернативного 2003 г.